Ранее президент России Владимир Путин во время выступления на космодроме «Восточный» назвал основной целью спецоперации на Украине помощь людям в Донбассе, отметив, что эта цель «понятна» и «благородна». Глава государства уточнил, что столкновение с антироссийскими силами на Украине было неизбежно. Он подчеркнул, что все цели и задачи кампании будут выполнены.
- Петр, изменилось ли у Путина отношение к этой спецоперации?
— Само собой. Операция длится почти 50 дней, естественно, что ход ее корректируется, перетасовываются части и меняется тактика. Но цели не меняются. Я не вижу в этом заявлении Путина никаких признаков того, что он отказался от поставленных целей. То, что он сейчас сделал акцент на Донбассе, понятно, потому что это сейчас важнее всего. Кроме того, это тактика психологической игры с Западом. Но демилитаризация и денацификация не могут быть пересмотрены.
Если оставить Украину в том виде, в котором она была до 24 февраля, но без большей части армии и военной промышленности, а также без всего Донбасса, это никоим образом не приблизит нас к поставленной цели. А главная цель проста — Украина не должна быть орудием Запада в борьбе с Россией, и Украина должна быть возвращена в орбиту России.
Какими частями и на сколько этапов — мы не знаем. Нет никакого плана, что через год мы возвращаем половину Украины, а через два года — всю. Но Украина должна полностью находится под военно-политическим контролем России, ее элита должна быть смещена, а ее связи с Западом должны быть уничтожены. Это цель России. Сколько на это потребуется времени важно, но это не отменяет саму цель.
Когда Путин примерно год назад решился на проведение такой операции, он прекрасно понимал цену этого, и прекрасно понимал, что есть разные варианты того, как это может происходить (быстрый-затяжной). Полная цена вопроса будет ясна через несколько лет, когда все закончится. Но сколько бы мы не заплатили за возвращение Украины, это будет несопоставимо выгоднее в историческом и геополитическом плане, чем если бы мы отказались от этой цели.
- Вопрос в том, хватит ли у нас сил завершить эту операцию?
— Хватит. Просто силы замеряются на разные дистанции (спринт, длинная дистанция, марафон). У нас сил хватит на марафон. Мы будем перестраиваться по мере того, как будет меняться экономика и политическая система. Вне зависимости от того, уйдет на Украину год или пять лет. Просто внутренняя перестройка может быть быстрой, а может быть медленной.
Сил у нас хватит. Главное, чтобы хватило воли. А воли у нас тоже хватит. Высшее политическое и военное руководство России в подавляющем большинстве едины в понимании цели и того, что от них нельзя отказаться. Ресурсов хватит. Мы даже не перестроились на мобилизационную экономику. Если же противостояние будет очень долгим, перестройка произойдет быстро и жестко, чтобы обеспечить нас всеми ресурсами в борьбе с Западом.
- Есть такой упрек, что мы не подготовили общественное мнение к тому, что Украина — серьезный и опасный враг, а не просто мелкий пакостник. Справедлив ли он?
— Эта проблема есть, но она связана с тем, что у нас вообще плохо поставлена идеологическая работа. Этому есть несколько причин. К сожалению, многие годы, у нас пропагандой занимались люди, которые сами не очень верили в русские национальные интересы, и что Россия — самостоятельная держава. Это было либо аполитичные люди, либо перекрасившиеся либералы. Они в это не верили.
Но ситуация уже меняется. Объяснение людям наших целей неизбежно должно быть откровенным и честным. Лавров уже говорит, что наша цель спецоперации — изменение мирового порядка. Это уже хорошо. Дальше нам нужно отходить от того, чтобы упрощать всю модель до противостояния нацистом. Это вредит. Да, оно было призвано мобилизовать общество как в Великую Отечественную, но нам нужно объяснять людям, что мы ведем борьбу с перекодированным русским населением, которые считают Россию врагом. И мы воюем с украинским государством, чтобы вернуть это население в состав русского мира.
Мы восстанавливаем свое единство. Да, нам приходится проливать кровь. Да, люди там настроены против нас. Но если мы бы отказались от этого, то лет через 40-50 мы бы навсегда потеряли это пространство. Мы бы тогда отрезали себе малороссийскую ногу, и наша страна была бы обречена на поражение.
С первого дня было понятно, что это гражданская война в форме двух государств. Воюют одни и те же люди, просто украинская модель и поддерживающие ее российские либералы настроены на уничтожение России как империи. Но Россия не может не быть империей. Иначе она развалится на куски и ее раздербанят. Поэтому это не война с непонятным нам внешним противником, который не умеет воевать. Они такие же безбашенные как мы, они тоже умеют воевать.
Если бы мы объяснили людям все это, они бы быстрее поняли весь трагизм ситуации и то, почему операция не происходит слишком быстро. Победа в гражданской войне будет тяжелой и кровавой, но тем ценнее она будет и тем безальтернативнее для нас происходящее. Я надеюсь, что все это будет звучать четче и откровеннее, в том числе из уст президента и руководства страны.
- Мне кажется, что такая идеологическая работа у нас не проводится в том числе потому, что Путин — выходец из спецслужб, которые действуют скрытно, а не выкрикивают лозунги…
— Отчасти да. Это объясняет отсутствие подготовки перед 24 февраля в пропаганде и идеологии. Но это не объясняет все наши проблемы в этой сфере. Просто чекисты отдали на аутсорсинг эту работу Суркову, который первое десятилетие занимался имитационным патриотизмом, а потом этим занимались перекрасившиеся либералы и циничные пропагандисты, которые не верили в идеологию.
А теперь нам нужны не просто идейные люди, а люди, которые понимают, что происходит на самом деле, и зачем это происходит. У чекистов это понимание есть, но они не могут это оформить. Они это все рассматривают геополитически, а идеологическую борьбу они рассматривают как борьбу с пятой колонной, которая действует благодаря проискам Запада. Это есть, но это все равно упрощение.
Поэтому нам надо объяснять, что мы бы хотели, чтобы они сдались, поняв, что против нашего оружия у них нет шанса. Но так как они настроены, что Россия — не славяне, и бьются с нами так же, как бились с нами против немцев. Это не значит, что мы должны отступить. Просто надо понимать трагичность раскола, который не вылечится легко и быстро.
- Мы бьемся с Украиной, потому что она стала ресурсом войны с Россией. А как быть с Польшей или Прибалтикой? Неужели, чтобы обезопаситься, нам чуть ли не до Берлина придется доходить?
— Польша будет изолирована. Сейчас она хочет выстроить вечную антироссийскую коалицию в Европе, но у нее это не получится. Потому что Европа гораздо сложнее, чем подчиненный интересам англосаксов континент. Польская идеология — это идеология нынешней Украины. Из Украины делали Польшу 2.0, вначале из нее делали «неРоссию», потом «антиРоссию», а теперь Зеленский открыто говорит, что Россия — черная дыра, которая хочет поглотить Европу, а Украина — часть Европы. Это чисто польская тема. Они про «русские орды» говорят уже два века.
Поэтому когда мы закончим с Украиной, мы не пойдем на Варшаву. Иллюзии, что мы можем примирить братьев-славян, католиков и православных, остались в 19 веке. И для того, чтобы не допустить, чтобы Украина стала Польшей, мы и проводим спецоперацию.
Прибалтика — это вообще другая история. Если будет распадаться Евросоюз, она вернется в орбиту России. В Прибалтике еще хуже, чем в Польше. Прибалты ничего из себя не представляют без западной линии давления на Россию. Но пока об этом говорить рано.
- То есть из Прибалтики не получится сделать агрессивный антироссийский гнойник по примеру Украины?
— Нет. В военном плане Прибалтика ничего из себя не представляет. За постсоветский период они потеряли треть населения. Обидно, что мы не защищали в 90е годы русское население, которое там приучили сидеть тихо и не высовываться. Но там все равно остается громадное русское население, поэтому они боятся, что Россия вспомнит про них и придет за ними. Но это неактуально для нас. Да, Прибалтика для нас не чужая, там были славяне, но сейчас она не так для нас важна. Прибалтика сама упадет к нам в руки, когда и если Европа начнет размежёвываться с англосаксами и внутри нее начнется распад.
- А с Польшей мы справимся?
— Справимся. В лучшем случае она заберет себе три-четыре западноукраинские области, а в худшем случае она станет фронтиром на линии соприкосновения между НАТО и Россией. Она сможет себе кое-что на этом заработать, но я не думаю, что это будет для них удачным вариантом. Там сильны антигерманские настроения, а усиление Германии приведет к тому, что Польше будет сложнее разыгрывать карту самого верного американского союзника.
