Петр Петровский является научным сотрудником Института философии НАН Беларуси, экспертом Республиканского общественного объединения "Белая Русь", участником Российско-белорусского экспертного клуба.
- Петр, поясните, пожалуйста, тем, кто не является гражданином Белоруссии, что такое Всебелорусское народное собрание и для чего оно нужно? Правильно ли мы все понимаем, что именно на этом мероприятии Лукашенко проинформирует белорусов об изменениях в Конституции?
— Всебелорусское народное собрание является традиционной формой всенародного консультирования. Его традиция начинается с декабря 1917 года, когда по совместной инициативе Ленина, Сталина и белорусских политических деятелей был проведен Всебелорусский съезд, на котором был выбран курс на построение белорусской социалистической государственности. После, в 1939 году, подобное Всенародное собрание Западной Беларуси закрепило ее воссоединение с БССР.
Александр Лукашенко восстановил практику Собраний в 1996 году, когда оппозиция в лице тогдашнего Верховного Совета попыталась противодействовать курсу президента. Именно тогда была принята на референдуме сегодняшняя редакция Конституции и модель развития страны.
А Всебелорусское собрание зафиксировало его в своем решении. Это и принципы социального государства, и государственная собственность на недра, землю и полезные ископаемые, недопущение приватизации госпредприятий, закрепление 7 ноября как государственного праздника, сохранение смертной казни. Всебелорусские собрания 2001, 2006, 2010 и 2016 годов не носили столь судьбоносного характера, а скорее, принимали участие в разработке и принятии планов развития на пятилетку.
Всебелорусское же собрание 1996 года стало коллективным архитектором сегодняшней модели развития страны. Именно таким же его видит Александр Лукашенко и сейчас. Хотя я честно скажу, что считаю имеющуюся конституцию нормальной, а модель эффективной, выстоявшей перед натиском очередной цветной революции, попыток которой с 1999 года было уже 7. Но благодаря централизованной вертикали власти, сильной роли государства они все провалились.
Может, некоторым в России это покажется пережитком СССР, но такая система рассчитана на удовлетворение интересов широких слоев населения, а не узкой прослойки среднего класса столицы.
Пока рано говорить о предложениях по изменению Конституции. По всей стране идут дискуссии на соответствующих площадках. После будут выдвигаться делегаты, которым предстоит озвучить переданные предложения изменений.
Как участник не одного десятка таких площадок и встреч с многочисленными трудовыми коллективами государственных и частных организаций, могу констатировать, что сегодня имеется два направления предложений со стороны граждан: либеральное и консервативное.
Первое высказывают противники действующего пути развития Беларуси. Оно связывается с урезанием полномочий президента, ограничением количества сроков пребывания в должности главы государства, закреплением выборности всех местных исполнительных органов власти и прав человека как исключительной ценности, отменой смертной казни, уменьшением контрольно-ревизорных функций власти. Этот подход исповедуют в основном граждане, ориентирующиеся на модель западной либерально-буржуазной демократии.
Граждане, которых условно можно назвать консерваторами, напуганные попытками госпереворота со стороны оппозиции 9–11 августа, наоборот, рассматривают изменения в Конституцию как механизм работы над ошибками, недопущения каких-либо инструментов пошатнуть действующую модель.
В частности, они предлагают увеличить контрольно-ревизорные функции власти вплоть до выделения их в отдельную ветвь, ввести элементы рейтинговой системы, ориентируясь на китайский опыт, закрепить государственную идеологию, в которую вкладывают традиционные белорусские ценности, социальную справедливость, ценности Победы в Великой Отечественной войне и антифашизм, конституционно запретить приватизацию госпредприятий республиканской формы собственности, ввести уголовную ответственность за использование нацистской, фашистской и коллаборационистской символики, а также за пропаганду нацизма, фашизма и коллаборационизма, закрепить ценности семьи как института мужчины и женщины.
Как видно, предложения носят прямо противоположный характер. Делегаты будут обсуждать и рассматривать это многообразие. Что из этого войдет в новую редакцию Конституции — сейчас тяжело сказать. Но единственное могу констатировать, что главным будет принцип — не навреди.
- Лукашенко уже говорит о том, что продолжит политику многовекторности. Что это означает? Также, по его словам, никакого транзита власти не будет. То есть не стоит ожидать ни диалога с оппозицией, ни каких-то политических изменений?
— В Беларуси все прекрасно понимают, что те, кто из-за границы подталкивает Лукашенко на диалог с оппозицией, видят его судьбу схожей с судьбой Ярузельского в Польше или Януковича в Украине. Оба этих политика когда-то пошли на диалог. Мы видим результат.
С другой стороны, имеется китайский вариант Тяньаньмэнь. Конечно, Беларусь не пошла по пути Поднебесной в строгом смысле, сделав все очень деликатно и филигранно. Но в Минске все видят Киев и Украину, к чему привели диалоги, круглые столы с зачинщиками госпереворотов. Беларусь не Украина и Украиной быть не хочет.
Что же до многовекторности, то не следует забывать, что у Беларуси и России скоординированная международная политика согласно договору МИДов двух стран. Минск и Москва соизмеряют векторы своей внешней политики. И мне достаточно странно слышать, как некоторые эксперты в Москве перевозбуждаются от выражения «многовекторность Беларуси».
А ведь внешняя политика самой России многовекторна. Это и Китай, и Индия, и ЕС, и США, и Турция. А еще Африка и Латинская Америка. Было бы странно, если бы политика Москвы оставалась многовекторной, а политика Минска радикально стала одновекторной.
Во-первых, те, кто рассказывают о многовекторности, даже не подозревают, что это связано не с политикой, а с диверсификацией экспорта белорусской продукции по схеме 1/3 в страны СНГ, 1/3 в страны коллективного Запада и 1/3 в страны дальней дуги. Если посмотреть на структуру белорусского экспорта сегодня, то это означает, что Беларуси следует нарастить свой экспорт в страны дальней дуги — Китай, Пакистан, Иран, Турцию, арабские государства, Африку.
Во-вторых, даже, предположим, если вдруг Минск все-таки решит отказаться торговать с другими странами, кроме ЕАЭС, то возникает вопрос: смогут ли страны ЕАЭС потребить весь белорусский экспорт? Думаю, что нет.
Кроме того, не следует забывать, что Беларусь продает свою продукцию в страны ЕАЭС за национальную валюту этих стран: рубли, тенге, драмы, сомы. А вот покупает очень нужные ей энергоносители у "Газпрома" и нефтяных компаний в долларах США. Откуда Минску возможно будет брать эти любимые ТЭКом доллары, если весь товарооборот мы завяжем на ЕАЭС? Думаю, что ниоткуда.
В-третьих, ЕАЭС предусматривает создание единых рынков. Сегодня по всем пунктам эти рынки, хоть и не без скрипа, были созданы. Это и сельхозпродукция, автомобилестроение, фармацевтика и многое, многое другое. Кроме трех базовых товаров: электроэнергии, нефти и газа. Это означает, что цена на эти товары не регулируется рынком, как на все другие.
Здесь и получается, что дьявол спрятался в деталях. К примеру, в отсутствие границ условные КамАЗ и МАЗ могут свободно и беспошлинно торговать во всех пяти странах ЕАЭС. Однако цена энергоемкости у двух предприятий разная. КамАЗу цена на газ формируется по директивным, нерыночным принципам российским правительством, а МАЗу — исходя из цены Роттердамской биржи в Нидерландах минус транзит от Беларуси до Голландии.
В итоге КамАЗу газ достается за 70 у.е за тыс. кубов, а МАЗу — за 250, что приводит к естественному удорожанию себестоимости продукции. Неравные тарифные условия вытесняют МАЗ с рынков ЕАЭС, в том числе и из родного белорусского. Поэтому ему и подобным, оказавшимся в неравных тарифных условиях предприятиям, чтобы выжить, приходится искать рынки сбыта в третьих странах.
- В Белоруссии сейчас появляются пророссийские политические силы. Что вы об этом думаете?
— Моя позиция, может, кого-то и разочарует. В интересах развития Беларуси, ее субъектности, нам не нужны никакие иностранные контрагенты, будь то пропольские, проамериканские, пророссийские, пролитовские, пробрюссельские или еще какие-либо.
Я понимаю некоторых российских экспертов, поддерживающих желание своей элитой создать группы влияния в Минске, чтобы изнутри производить давление на позицию руководства страны.
Однако насколько такая позиция отвечает духу союзничества? Ведь Минск не пытается организовать пробелорусские силы в России.
Мне кажется, что многим пора отказаться от подобных идей. Союзничество предполагает доверие, уважение и взаимное принятие решений. Да, президент Беларуси своенравный, жесткий и сложный переговорщик.
Однако он отстаивает интересы своей страны и народа. И это нормально. Союзные отношения должны как раз быть механизмом нашего совместного компромисса, а не давления друг на друга.
- Всё, оппозиция снижает свою уличную активность? Ее может реанимировать смерть Романа Бондаренко?
— Как показало прошлое воскресенье, смерть Романа Бондаренко никоим образом не влияет на активизацию протестов. Многие протестующие разочарованы и находятся в фрустрации.
Часть испугалась и перестала поддерживать протесты. Часть просто устала. Можно говорить о спаде протеста до марта месяца, когда начнутся чернобыльские шляхи, дни воли и другие красные даты оппозиционной активности.
- Насколько, по-вашему, обоснованны претензии Лукашенко по следующему поводу: Минск хотел бы купить в Казахстане и Туркмении нефть и газ, но Россия, по словам белорусского президента, не разрешит их транспортировку по своей территории?
— Президент Беларуси обосновывает это сложившейся практикой. Смотрите, у нас имеется ЕАЭС, где в 2025 году должны будут заработать единые рынки нефти и газа. А что это означает?
Во-первых, все ценообразование должно будет отвязываться от Лондонской биржи в случае нефти и Роттердамской в случае газа.
Будут создаваться собственные биржи, где для всех стран, будь то Россия, Беларусь, Кыргызстан, Армения или Казахстан, будут формироваться цены на единых, рыночных принципах. Таким образом, цена без учета транзита будет фактически одна, что в Москве, что в Бишкеке или Минске.
Во-вторых, ценообразование будет переведено из долларового эквивалента в национальные валюты.
В-третьих, все добывающие компании стран ЕАЭС смогут получить доступ к трубопроводам и рынкам на общих основаниях. И если в случае нефти придется в российские нефтепроводы пустить на общих основаниях и казахстанские добывающие компании, то в случае газа ситуация еще более интересная.
Мало того, что придется всех добытчиков пускать в газопровод на общих основаниях, так еще России придется изменять внутреннее законодательство и отменять монополию "Газпрома" на экспорт газа как минимум в страны ЕАЭС.
То есть кроме свободного допуска казахстанских компаний, следует еще и допустить свободно продавать в страны ЕАЭС все российские газовые компании. Тем самым Договор ЕАЭС отменяет монополию "Газпрома" на экспорт газа и запускает другие российские газовые компании.
Теперь возникает вопрос: насколько готовы сегодня стороны выполнить Договор о евразийской интеграции? Мало того, что евразийская интеграция к 2025 году должна лишить нефтегазовые компании долларовой выручки. Так еще Газпрому придется делиться своими рынками сбыта не только с казахстанскими, но и со своими внутрироссийскими конкурентами.
Не думаю, что эти компании будут сидеть сложа руки и молча ждать вступления в силу данных пунктов евразийской интеграции. А ведь белорусский рынок газа один из премиальных — 20 млрд кубометров. Для "Газпрома" в этом году он делит пальму первенства с немецким рынком. По нефти тоже интересно. Белорусский рынок — это 25 млн т нефти ежегодно.
Использование доступа к трубопроводной логистике для сохранения и утверждения своего господства на рынках является естественным механизмом монополистического капитализма, какой бы национальности он ни был.
Поэтому я не удивлюсь административным или тарифно-транзитным препятствиям для любых альтернативных поставок газа и нефти из союзного как для России, так и для Беларуси Казахстана, не говоря уже о Туркменистане, который даже не является участником Евразийского союза.
- Готов ли Александр Лукашенко к реальной интеграции с Россией? Если да, то до какой степени она может дойти — единое государство, конфедерация, союз по типу ЕС?
— Главное после подобных вопросов не впасть в мечтательство, чтобы после не стать жертвами завышенных ожиданий, коими многие уже стали десять лет назад, когда очень сильно обсуждалась тема будущего Евразийского союза.
Интеграция — это добровольный, а главное, равноправный процесс. Времена средневекового феодализма и империй XIX века прошли. Прошло даже время таких объединений, как СССР и СЭВ. XXI век — это период более сложных конфигураций.
Если же мы обратимся к реалиям Беларуси и России, то следует посмотреть на те интеграционные договоры, которые подписали Беларусь и Россия. Именно они отражают как минимум те декларируемые сторонами границы и перспективы интеграции. А это три договора: Союзного государства, ЕАЭС, коллективной безопасности (ОДКБ).
Самая плотная интеграция предусмотрена Договором о создании СГ. Там и союзный парламент, и правительство, и общая валюта. Фактически ЕС, только состоящий из Беларуси и России. Однако сразу возникает уйма вопросов.
Во-первых, готовы ли страны делегировать часть своих полномочий наднациональным органам. Представим, что в 2014 году вопрос Крыма решался бы не в Кремле, а был бы вынесен на Высший Госсовет СГ.
Все прекрасно понимают, что принимать решение по Крыму совместно и на равных с белорусским руководством никто ни в 2014 году, ни сегодня не собирался. То же самое мы увидим, к примеру, по единой энергетической политике. Мне тяжело представить на сегодняшний день решение Высшего Госсовета СГ о приватизации белорусских НПЗ. Официальный Минск на это не пойдет.
Во-вторых, это несоразмерность стран. Да, в договорах СГ, ЕАЭС и ОДКБ четко прописано равноправие стран-участниц. Однако когда начинает заходить речь о бюджете, о кадровой политике, о создании союзного парламента, то сразу поднимается вопрос доли и весе стран-участниц.
Возьмем, к примеру, создание союзного парламента Беларуси и России. В коридорах кабинетов уже 20 лет ходит формула 75% депутатов от России и 25% от Беларуси. Однако возникает вопрос: как белорусские депутаты смогут повлиять на принятие решений? Наверное, никак. Тогда подобная формула является бессмысленной, а орган не будет соответствовать духу Договора СГ.
И здесь мы еще не озвучили огромный конгломерат межотраслевых противоречий. В ЕС решение подобных вопросов уравнено многообразием стран, практически каждой из которых найдется соразмерный партнер.
Поэтому условный Люксембург не боится ущемления своих интересов условной Германией, так как в союзе имеется ее соразмерный участник — условная Франция. Ни СГ, ни ЕАЭС, ни ОДКБ не обладают подобными сдержками, что вызывает системное недовольство всех участников.
Россия не желает передавать множество полномочий наднациональным органам на равных со своими малыми союзниками. Они же, в свою очередь, хотят иметь гарантии сохранения собственной субъектности и опасаются, что при формировании наднациональных органов через пропорциональный подход, зависящий от веса страны, станут обыкновенными вассалами либо протекторатами.
Вот и приходим мы к выводу, что декларируемая на сегодняшний день глубина интеграции практически воплотиться в жизнь не может. И здесь не вопрос в условных Лукашенко, Путине, Токаеве или Пашиняне. Здесь вопрос в объективном, системном ограничителе — несоразмерности стран. Его можно будет преодолеть только в случае привлечения в интеграционные проекты более крупных игроков.
К примеру, Турции и Ирана. Тогда в интеграционных объединениях сможет появиться механизм сдержек и противовесов, который будет гарантировать и сохранение субъектности малым их участникам и весомость, значимость — крупным.