Впрочем, на этот вопрос у президента есть совершенно четкий — и очень важный — ответ.
После того как Владимир Путин рассказал о новых видах российского оружия, не прекращается обсуждение, «что же на самом деле имел в виду президент». Хотя сам Путин не скрывал своей цели: новые, не имеющие аналогов в мире ракеты и прочее оружие нужны для обеспечения безопасности России. Чтобы сделать бесполезными чьи-либо попытки достичь военного превосходства над нами. А эта наша военная неуязвимость, в свою очередь, призвана обеспечить России возможность сделать рывок, ликвидировать наше социальное и экономическое отставание.
Но, как известно, сказанному не верят — и так совпало, что в последующие за посланием дни вышло сразу несколько больших интервью с Путиным, в которых он, по сути, развивал ту же самую мысль.
Речь идет о фильме «Миропорядок-2018», большую часть которого занимает интервью Путина Владимиру Соловьеву, фильме «Путин» Андрея Кондрашова и большом интервью журналистке американского телеканала NBC Мегин Келли. Ключевой фразой из всего сказанного Путиным в этих трех интервью можно назвать слова, сказанные им в ответ на вопрос Соловьева о возможности применения ядерного оружия:
«Наши планы применения (надеюсь, этого никогда не будет), теоретические планы применения — это так называемый ответный, встречный удар… Такое решение может быть принято лишь в том случае, если российские системы предупреждения о ракетном нападении не только зафиксируют старт ракет, но и дадут точный прогноз траектории полета и времени падения головных частей на территорию России…
Если кем-то принято решение уничтожить Россию, тогда у нас возникает законное право ответить.
Да, для человечества это будет глобальная катастрофа. Для мира это будет глобальная катастрофа. Но я все-таки как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: «А зачем нам такой мир, если там не будет России?»
По сути, Путин не сказал ничего принципиально нового. Об ответном ударе он говорил неоднократно и раньше, последний раз — в послании 1 марта. И в данном в тот же день интервью Мегин Келли:
«У нас два повода ответить с помощью наших сил ядерного сдерживания. Это нападение с помощью ядерного оружия на нас или нападение на Российскую Федерацию с применением обычных вооружений, но в том случае, если создается угроза существованию государства».
Это все есть и в военной доктрине России. Так что никаких откровений в словах Владимира Путина не содержалось. При этом понятно, что эти слова президента активнее всего используются условной партией наших собственных «украинствующих» — для разжигания ненависти как к самому Путину, так и к России в целом. Дескать, «вот вам человек с ядерным чемоданчиком, который готов начать глобальную войну на уничтожение». Выводы из подобных рассуждений самые разные: то ли Путин таким образом шантажирует мир и требует, чтобы с Россией считались, то ли он просто сошел с ума. Этот набор умозаключений интересен разве что с точки зрения анализа процессов, происходящих в мозгу свихнувшихся на борьбе с Путиным. Президент говорит об ответном ударе, а осуждающие его рассуждают о первом. Но тут и так все понятно.
Однако фраза «А зачем нам такой мир, если там не будет России?», без всякого сомнения, не только войдет в список самых главных высказываний Путина, но и займет свое место среди самых знаковых цитат всей русской истории.
В одном ряду не только с «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет» и «Отступать некуда — позади Москва», но и со «слезинкой замученного ребенка», «Не надо рая — дайте Родину мою». Владимир Путин сформулировал то, что максимально отвечает национальному самосознанию. Случайно он это сделал или нет, не так уж и важно. Важно другое: что видим в этой фразе мы сами и что видят другие народы?
О чем говорит Путин — кроме того, что предупреждает о невозможности безнаказанного удара по нашей стране? Если России суждено погибнуть, то она заберет с собой весь мир? Или — если Россию захотят уничтожить, то мы ответным ударом убьем агрессора, какой бы ни была цена этих действий?
Нет, все не то, все не точно. Россия не собирается уносить с собой весь мир, а наша способность ответным ударом уничтожить убийцу и так понятна. Путин говорит о другом — о том, что могут понять только русские. Он говорит о том, что наше всепрощение не безгранично. И наша всеотзывчивость не беспредельна. Да, мы христиане, но мы не станем подставлять вторую щеку и не отвечать ударом на удар.
Представим себе, что мы все-таки подверглись атаке — и когда ракеты уже летят на наши города, мы понимаем, что скоро они будут уничтожены. Предотвратить удар не получилось, да и сбить мы можем только часть летящих на нас ракет — и, значит, гибель немалой части нашего народа неизбежна. Погибнут не все, но прежней России уже не будет. Выжившие смогут наладить новую жизнь. Но какой она будет, никто не знает, да и сохранится ли наша страна как единое целое, а наш народ как отдельная цивилизация, никому неизвестно.
И вот в этой ситуации перед нами — русскими вообще или Путиным в частности — встает «простой» вопрос: а нужно ли нам отвечать на удар? То есть мы уже его «пропустили», упустили, неважно, по какой причине, допустили, чтобы сложилась такая ситуация, при которой по нам решились нанести массированный ракетно-ядерный удар. И наше возмездие не предотвратит гибели наших людей. Оно сможет лишь отомстить, убив в ответ не только тех, кто отдал приказ об агрессии, но и десятки миллионов людей в стране, напавшей на нас. А также и в других странах — тех, где размещено ядерное оружие этой страны или же чьи города находятся слишком близко к зоне поражения. Хотя ученые пытаются просчитать последствия ядерной войны, никто толком не знает, наступит ли «ядерная зима», сколько людей выживет после нее. Да и переживет ли в целом человечество атомный Армагеддон.
А раз так — может быть, не стоит наносить ответный удар, удар возмездия? Пускай мы погибнем, но человечество выживет? Что за бредовые рассуждения, кому они вообще могли прийти в голову?
Любому русскому человеку, Путину в том числе — в этом-то все и дело. Это именно русская логика — пожалеть убийцу, войти в чужое положение, поставить себя на место другого. Да, когда на нас нападают, мы даем отпор. А если нас довести, то вообще нам нет преград. Но тут другая ставка. Если на кону выживание человечества как такового — бить в ответ или не бить? Это вопрос нации Достоевского и Есенина, Сергея Радонежского и Василия Розанова. Этот вопрос не поставит себе никакая другая нация (и тем более — ее элита), но его не могут обойти русские.
И именно на этот самому себе заданный вопрос и отвечает Владимир Путин. Нет, все-таки бить — потому что зачем нам такой мир, если там не будет России? Нас убьют, а вы останетесь? Это не национальный эгоизм. Это любовь к отеческим гробам, к родному пепелищу, к тысячелетней, не раз, как казалось не только недругам, но и нам самим, умиравшей, но потом воскресавшей России.
Этот путинский ответ — самому себе, самим нам, ответ на вопрос, который только мы можем задать себе. И на который мы отвечаем с русской же прямотой. Но для того чтобы понять смысл нашего ответа, нужно быть русским. Иначе не услышать этот самый не произнесенный вслух вопрос, на который и дается ответ. «А может, не будем отвечать? Может, спасем мир?»
Нет, будем, потому что нет для меня и всех нас жизни в мире, в котором нет России. Россия отказывается спасать мир ценой своей жизни — вот о чем сказал Владимир Путин.
Петр Акопов