Ехать на переговоры к Лаврову Блинкену явно не с чем. Он фактически сам это признал. Госсекретарь рассчитывает, что министр иностранных дел России даст ему официальный ответ на «состоявшиеся обсуждения». Но, как известно, позиция России состоит в том, что это Вашингтон должен дать официальный (письменный) ответ на письменные же предложения России о формате урегулирования кризиса в российско-американских отношениях, который устроил бы Москву.
Предложения сделаны в декабре и известны под условными названиями «ультиматум Путина» или «ультиматум Рябкова». Москва заявляет, что дальнейшие переговоры возможны и целесообразны только в том случае, если США конструктивно отреагируют на данный демарш. Сергей Лавров в ожидании встречи с госсекретарём сообщил, что Россия готова к тому, что США не со всем в её предложениях будут согласны, но, в таком случае, они должны обосновать своё несогласие и предложить альтернативные варианты по каждому не устраивающему их пункту.
1. Не вести переговоры с Россией вообще.
2. Вести их с позиции силы, даже если это приведёт к их молниеносному срыву.
3. Вести переговоры без намерения выйти на результат, просто забалтывая тему и затягивая время, в расчёте на лучшие времена.
4. Конструктивно подойти к делу, вести переговоры жёстко, но имея в виду выход на взаимоприемлемый компромисс.
Какой бы подход ни победил, для его реализации необходимо полное единство Запада. То есть перед тем, как пытаться торговаться с Россией, настроенной на конструктивные переговоры части западных элит необходимо победить своих внутриполитических оппонентов. Но единство должно быть достигнуто быстро. Ибо Россия изначально сообщила, что не будет долго ждать и, в случае неготовности Запада к мирному урегулированию в существующем формате, предпримет действия по принуждению его к большей конструктивности.
Некоторые горячие головы тут же заговорили о готовности России нанести по Западу военный (кое-кто говорит даже о ядерном) удар. Но речь идёт всего лишь о том, чтобы используя достигнутое военное, военно-техническое и геополитическое преимущество, произвести такое военно-политическое и военно-техническое развёртывание, которое, во-первых, будет неприемлемым для Запада, а, во-вторых, на которое Запад не сможет дать адекватный ответ. После чего вновь будет выдвинуто предложение о переговорах, но предварительные условия будут уже гораздо хуже.
Время, которое есть у Запада «на подумать» колеблется от пары недель, до месяца-полутора. Причём конкретный срок зависит от способности западных политиков убедить российскую сторону, что имеет смысл немного подождать и дать им время победить собственных ястребов.
Если бы Блинкен был готов всё это формально изложить Лаврову при встрече, он бы, безусловно, был понят и, думаю, ему бы даже конфиденциально (для информирования своего руководства) сообщили, сколько у США есть времени на формулирование конструктивной реакции. Но американцы (да и значительная часть европейцев) не готовы публично признать, что Запад уже не тот, что раньше, что единства нет ни по одному вопросу, что западная дипломатия сегодня не в силах даже предварительно сформулировать свою позицию по ключевым пунктам российского предложения, поскольку необходимо ещё достичь внутреннего консенсуса.
При этом, если, допустим, власти Германии чувствуют себя достаточно сильными, чтобы в зародыше подавлять любые попытки деструктивного подхода к взаимоотношениям с Россией (не успела Анналена Берброк заявить о возможном отказе Берлина от «Северного потока — 2», как германская прокуратура завела против неё и всей верхушки партии «Зелёных» уголовное дело), то администрация Байдена находится в крайне уязвимом положении. Они захватывали власть в США под крики о пророссийкости Трампа, а теперь вынуждены объяснять своим сторонникам, почему занимают по отношению к Москве куда более мягкую и компромиссную позицию, чем Трамп.
Потерявший остатки авторитета, находящийся под огнём критики со всех сторон (и от республиканцев, и от демократов), накануне довыборов в конгресс, в ходе которых демократы рискуют потерять большинство как в палате представителей, так и в сенате, Байден вынужден лавировать. Но США — всё ещё признанный лидер Запада. Пока администрация США не сформулировала свою позицию, единой позиции Запада не будет. В худшем для Запада случае это приведёт к тому, что Россия начнёт серию сепаратных переговоров с теми странами ЕС и НАТО, которые будут готовы решать свои вопросы с Москвой на двусторонней основе, без оглядки на позицию остальных членов структур, а которых состоят. Это, безусловно, усугубит раскол Запада. Россия к такому результату не стремится: ей выгоднее иметь дело со всеми сразу, чем долго и нудно договариваться с каждым в отдельности, но политика — искусство возможного и, если Запад не сможет сформулировать общую позицию, придётся говорить с теми, кто договороспособен.
На этом фоне участившиеся визиты западных лидеров в Киев (в основном, накануне встреч с российскими представителями или внутризападных саммитов) никого не должны удивлять. В конечном итоге формально нынешний кризис в отношениях Запада и России начался из-за февральского, 2014 года, украинского государственного переворота, организованного при непосредственной поддержке Запада. Опять же, формально нынешнюю свою деструктивную позицию Запад объясняет необходимостью защищать Украину от «российского вторжения». Следовательно, даже будучи марионеткой, Украина играет в данном случае роль ключа к переговорам (Запад сам отвёл ей эту роль).
Западным политикам необходимо понять, чего можно в ближайшем будущем ждать от украинских коллег. Будут ли они непримиримо воинственны или готовы к какому-то формату урегулирования с Россией. В конечном счёте ссылка на «позицию Украины» — аргумент и во внутризападных политических дискуссиях.
Но, приезжая на Украину, чтобы разобраться в перспективах опоры на какую-то местную политическую группировку, западные политики неожиданно для себя попадают в жидкую, дурно пахнущую субстанцию, в которой легко утонуть, но не на что опереться. Русофобское единство украинских политиков, к которому на Западе привыкли, было связано с верой киевских начальников в перспективу работы с единым и сильным Западом. На Украине верили, что Россия обречена, Запад уже победил и осталось только грамотно пристроиться к дележу трофеев.
Но как только стало ясно, что перспективы Запада туманны, единство отсутствует, а Россия с каждыми днём укрепляет свои международные позиции, украинские элиты озаботились новой переориентацией. В Киеве всё чаще (причём публично) озвучивается мысль, что с Западом Украина ошиблась и пора уже восстановить отношения с Россией — пусть, мол, опять всё построит и денег даст.
В результате, погружаясь в украинскую действительность в поисках дна, западные политики начинают понимать, что она ещё более бездонна, чем сам Запад. Украина есть реализация трайбалистского представления местных элит о современной западной цивилизации, попытка без серьёзных усилий построить сияющий Манхеттен из соломы и грязи, Лувр и Прадо диканьковского разлива.
Я понимаю отчаяние людей, ехавших в Киев за обретением смысла и внезапно осознавших, что всё, связанное с Украиной, является величайшей бессмыслицей, а они — жертва собственной (западной) пропаганды, но даже этот частично оправдывающий их факт признать публично не могут, ибо он не вписывается в существующие западные представления о прекрасном.
Когда-то Киев называли кладбищем российских дипломатических карьер. Мало кому из дипломатов удавалось выбраться из украинского элитного болота, не забрызгавшись грязью по уши. Поэтому, когда в 2014 году Украина вроде бы бесповоротно ушла на Запад, многие люди, работавшие в Москве на этом направлении, облегчённо вздохнули и злорадно пожелали успеха своим западным коллегам.
И они были совершено правы. С 2014 года Украина стала работать кладбищем уже не дипломатических, а политических карьер Запада. Причём если поначалу речь шла о мелочи вроде Курта Волкера, то ныне на центральной аллее украинского кладбища готовят могилы для первых лиц США и ЕС.
Так что печаль и заикание Блинкена после поездки в Киев понятны. Но ведь их же предупреждали.
