Эпидемия распространилась на значительную часть Европы и затем не раз возвращалась на протяжении VI века. Её последствия внесли свою лепту в окончательный развал тех мира и экономики, которые достались раннему Средневековью в наследство от Римской империи.
Анамнез и диагноз
Жуткие подробности Юстиниановой чумы хорошо запротоколированы в византийских хрониках VI века. Например, сириец Евагрий Схоластик, чья «Церковная история» охватывает промежуток 431-549 годы, писал:
«Язва эта обнаруживалась различными болезнями: у некоторых она начиналась с головы, причем глаза наливались кровью, лицо опухало, потом переходила к горлу и, охватив его, лишала человека жизни; у других открывался понос; у третьих обнаруживалась опухоль в паху, а затем — необыкновенная горячка, — и они на другой или на третий день умирали, вовсе не сознавая себя больными и чувствуя крепость в теле; иные впадали в помешательство и в этом состоянии испускали дух; иногда вскакивали на теле и поражали людей смертью черные язвенные чирьи; некоторые, подвергшись язве однажды или дважды и оправившись от нее, после опять подвергались ей и умирали».
Прокопий Кесарийский, хронист при победоносном полководце Юстиниана Велизарии, в трактате «Война с персами» утверждал, что началась чума в городе Пелузии в дельте Нила, а оттуда распространилась в двух направлениях: с одной стороны, на Александрию и остальные области Египта, с другой — на соседнюю Палестину, а затем дальше по территории Восточной Римской империи. В ее столице Константинополе (Визáнтии) болезнь продолжалась четыре месяца (544 год).
Хроника Прокопия также изобилует кошмарными подробностями эпидемии.
Внешним проявлением болезни было появление бубонов на теле, но, когда врачи все же осмелились разрезать опухоли, «они нашли в них выросший там какой-то страшный карбункул. Одни умирали тотчас же, другие много дней спустя, у некоторых тело покрывалось какими-то черными прыщами величиной с чечевицу. Эти люди не переживали и одного дня, но сразу же умирали. Многих приводило к смерти неожиданно открывшееся кровотечение».
Катастрофическими были и последствия эпидемии для социальной жизни.
От чумы, пишет Прокопий, «не было человеку спасения, где бы он ни жил — ни на острове, ни в пещере, ни на вершине горы. Много домов опустело, и случалось, что многие умершие, за неимением родственников или слуг, лежали по нескольку дней несожжёнными. В это время мало кого можно было застать за работой. Большинство людей, которых можно было встретить на улице, были те, кто относил трупы. Вся торговля замерла, все ремесленники бросили своё ремесло».
Великий американский историк Уильям Макнил в своей книге «Эпидемии и народы» писал, что благодаря обстоятельным и точным свидетельствам Прокопия Кесарийского Юстинианову чуму можно уверенно идентифицировать как бубонную чуму. Первым же болезнь с такой симптоматикой упомянул еще около 200 года нашей эры писатель-медик Руф Эфесский — тогда она поразила Египет и Ливию, но затем исчезла более чем на два столетия.
Однако дальнейшие исследования показали, что возбудителем Юстиниановой чумы, вероятно, была не «классическая» чумная палочка Pasteurella pestis, вызвавшая европейскую черную смерть XIV века, а затем и ряд эпидемий чумы в XIX-XX столетиях, а другой штамм вируса — Yersinia pestis, названный по имени швейцарского бактериолога Александра Йерсена.
К такому выводу ученые пришли, исследовав останки скончавшихся от эпидемии VI века двух человек, похороненных на кладбище в Баварии. Само по себе это свидетельствует о размахе эпидемии, которая быстро распространилась из Византии в Западную Европу, хотя сколько-нибудь точные подсчеты ее жертв совершенно невозможны, учитывая отсутствие какой-либо надежной статистики после распада Римской империи.
Болезнь здоровой торговли
Исследования эпидемиологов ХХ века продемонстрировали, что естественным ареалом обитания чумной палочки была территория на границе нынешних Бирмы и Индии; еще одной такой зоной был, предположительно, район Великих Африканских озер. Оба эти региона находились от Византии за тысячи километров, а следовательно, попадание одной из разновидностей чумы в Средиземноморье наиболее логично объяснять расширением масштабов торговых контактов.
«Начинаясь всегда в приморских землях, эта болезнь проникала затем в самое сердце материка», — констатировал Прокопий Кесарийский.
По мнению Уильяма Макнила, исходя из этого свидетельства, можно предположить, что первоначально инфекция смогла добраться до Средиземноморья на тех кораблях, что пересекали морские пути Индийского океана и Красного моря, а затем уже стала путешествовать по средиземноморским маршрутам вместе с пораженными чумой черными крысами. Этот вид грызунов также исходно обитал в Индии, но развитие мореплавания позволило ему совершать длительные миграции.
«Черная крыса — умелый верхолаз, а следовательно, ей легко попасть на борт корабля, взбираясь по причальным канатам, — пишет Макнил. — Столь же легко она может сойти на берег в незнакомом порту. Поэтому, по всей видимости, появление черных крыс в Средиземноморье было одним из первых результатов открытия морских коммуникаций между Египтом и Индией, а в последующие столетия этот захватчик, предположительно, расширял свой ареал от портов в глубинные территории.
Но во времена Юстиниана черная крыса, вероятно, еще не достигла Северной Европы, из-за чего масштаб распространения чумы в эту эпоху был ограничен участками средиземноморского побережья, куда можно было сравнительно легко добраться на кораблях».
Современный австрийский византинист Йоханнес Прайзер-Капеллер существенно уточнил картину появления Юстиниановой чумы, связав ее с климатическими условиями.
Начиная с конца III века, после того, как Римская империя пережила серию эпидемий (хотя их диагностика по-прежнему остается неопределенной), климат в Средиземноморье относительно стабилизировался, и 250 лет эпидемии практически не давали о себе знать. Но в середине 530-х годов на значительной территории Африки и Евразии начался так называемый позднеантичный малый ледниковый период продолжительностью более 120 лет.
Похолодание, как отмечает Прайзер-Капеллер, способствовало тому, что популяции восточноазиатских грызунов-носителей чумы мигрировали в направлении человеческих торговых путей, по которым инфекция распространилась по описанному выше маршруту.
Помимо Египта, затронутыми чумой оказались царство Аксум на территории нынешних Эфиопии и Эритреи, государство Химьяр (Йемен), а также порт Клисма (нынешний Суэц). В Константинополь же чума попала вместе с грузами зерна, которые ежегодно отправлялись в столицу империи из Египта. По-прежнему хорошо развитые торговые пути способствовали тому, что затем чума добралась даже до Ирландии, а также прошлась по Ближнему Востоку.
Хроника многосерийной катастрофы
Насколько мощным был эффект Юстиниановой чумы — главный вопрос, остающийся без ответа до сегодняшнего дня.
Ряд ученых полагают, что от нее могло умереть от 33 до 60% тогдашнего населения Средиземноморья, приводя количественные оценки от 15 до 100 млн человек. Прайзер-Капеллер утверждает, что в Константинополе чума погубила 250-300 тысяч человек из полумиллионного населения города, а количество жертв во всей Византии, Персидской империи Сасанидов и соседних странах исчислялось миллионами.
Однако другие исследователи выступают против «максималистской интерпретации».
Например, израильские ученые Ли Мордехай и Мерл Эйзенберг в своей прошлогодней статье в журнале Past & Present доказывают, что Юстинианова чума имела ограниченное воздействие на общество поздней античности, хотя, конечно, и оставила сильное впечатление на современников эпидемии — тех, кто действительно видел ее воочию.
В качестве одного из аргументов в поддержку своей гипотезы Мордехай и Эйзенберг приводят анализ доступных греческих и латинских текстов того времени: о чуме упоминает лишь примерно пятая часть их авторов. Тот же Прокопий Кесарийский уделяет чуме сравнительно небольшое место в своих хрониках, хотя его рассказ детально воспроизводит атмосферу паники, охватившей Константинополь:
«Вначале умирало людей немногим больше обычного, но затем смертность все более и более возрастала: число умирающих достигло пяти тысяч в день, а потом и десяти тысяч и даже больше. В первое время каждый, конечно, заботился о погребении трупов своих домашних; правда, их бросали и в чужие могилы, делая это либо тайком, либо безо всякого стеснения. Но затем все у всех пришло в беспорядок».
В этой ситуации, если верить Прокопию, самым достойным образом проявил себя император Юстиниан, который выделил солдат из дворцовой охраны и средства на погребение умерших.
Кроме того, в хронике упоминается, что сам Юстининан заболел во время эпидемии, но затем выздоровел. Пришествие чумы не остановило планы Юстиниана восстановить единство Римской империи, и формально эта цель была достигнута. Во второй половине своего правления император смог разгромить остготское королевство в Италии, после чего территория империи Юстиниана достигла максимальных пределов за всю историю Византии.
Однако этот триумф был недолгим — в наследство своему преемнику Юстину II Юстиниан оставил разоренную казну и множество конфликтов, как внутренних, так и внешних.
В последующие годы Византия растеряла многие территории, присоединенные Юстинианом, и чума здесь сыграла не самую последнюю роль. В 564-565 годах новое пришествие эпидемии поразило Италию, и количество ее жертв, в том числе среди византийцев, предположительно, было настолько велико, что спустя три года североитальянские земли с легкостью захватили лангобарды — вторгшееся с севера германское племя.
И если остготы достаточно быстро усвоили высокую римскую культуру (или по меньшей мере то, что от нее осталось) и по мере сил пытались ее культивировать, то вторжение лангобардов для Италии стало полноценным началом «темных веков».
Под контролем Византии остались юг полуострова и Рим, куда чума явилась в 590 году (вновь из Египта), совпав с наводнением при разливе Тибра — одной из жертв этой эпидемии стал папа Пелагий II.
Новые вспышки чумы в Европе продолжались еще долго, примерно до 750 года, и, как утверждает Прайзер-Капеллер, называя весь этот эпидемиологический период Юстиниановой чумой, необратимо изменили позднеантичный мир: население западной части Афро-Евразии постоянно сокращалось.
И даже если смертность во время этой эпидемии была ниже, чем предполагалось многими учеными, необходимо принять во внимание социальные, экономические и психологические последствия того ощущения небезопасности, которое испытывали люди начинавшихся «темных веков», и разрушение их нормальной повседневной жизни.
Последний аргумент, отмечает австрийский историк в своей недавней статье, представляется вполне понятным в нынешней ситуации вокруг коронавируса, если учесть, что люди VI века совершенно не представляли себе ни причин, ни путей распространения болезни.
К подобным выводам полвека назад приходил и Уильям Макнил, утверждавший, что эпидемии VI-VII веков по своей значимости для народов Средиземноморья были сопоставимы с более известной в истории черной чумой XIV века. По его словам, Юстинианова чума определенно спровоцировала гибель значительной доли городского населения в затронутых ею регионах, а для восстановления численности их населения потребовалось несколько столетий.
Провал попыток Юстиниана восстановить единство Римской империи в Средиземноморье в значительной степени можно связать с сокращением имперских ресурсов из-за эпидемии чумы, добавляет Макнил.
Одним словом, к моменту вторжения арабов в середине VII века, когда Византия потеряла Северную Африку, Палестину, Сирию и ряд других территорий, империя подошла в максимально ослабленном виде, а Западная Европа к тому времени уже основательно погрузилась в самый мрачный период своей истории.
