Продажа, конечно, может стать темой. Земля же нет, ведь ее продадут. И тогда тема сильно изменит долю украинского села. Ну, во-первых, канут в Лету сельские дома культуры. Они и так по пояс в деиндустриализации стояли, а тут вообще погрузятся по маковку. Потому что культура и в городе — вещь, если без стриптиза, не прибыльная. Потому что плоть от плоти агитации и пропаганды. Какая культура — такое и общество. А бескультурное общество не сильно сагитируешь и распропагандируешь. Какие архетипы ему на пальцах показывать? Вон, даже на ярмарках всякие вертепы безыдейные и то все на классовых конфликтах строили: тут тебе и поп, и цыган, и черт, и царь Ирод.
Кстати, вертепы тогда тоже не выживут: у новых владельцев украинских земель свои архетипы. Тут и белый кондор, и черный медведь, и лев на задних лапах. А у некоторых — просто красный круг на белом фоне. Как хочешь, так и называй его, хоть Катигорошком. Но казаком он от этого не станет, потому что разрез глаз не тот.
Значит, будет незалежная культура развиваться в другом разрезе: переписывания и перелицовывания бессмертной классики пера Ивана Нечуй-Левицкого, Ивана Карпенко-Карого, Семена Гулака-Артемовского, Владимира Немировича-Данченко. Заметили, как ловко удваивались надои во время оно? Писал вроде один человек, а в кассу за гонораром по двое ходили. Зато давали стране литературного угля! Теперь же любой искусственный интеллект легко напишет новые версии классических произведений буквально за одну зарядку. Ту, что через розетку. Например:
«Кайдашева семья» Ивана Нечуй-Левицкого теперь будет спорить не из-за межи между земельными наделами, а из-за тележки в супермаркете. Ведь большинство украинцев после продажи чернозема заживут пуще прежнего, деньги просто некуда будет тратить, тележек не будет на всех хватать. Карпо и Лаврин Кайдаши теперь ни свет ни заря не в поле будут собираться, а в очередь за туалетной бумагой — потому что продуктов же немеряно станет! И только Мария Кайдашиха — мать семейства — скажет опять про старшую невестку: «Это не Мотря, а бендерська чума…» Но что она будет при этом иметь в виду — одна новейшая история Украины знает.
«Запорожец за Дунаем» Гулака-Артемовского вообще не про Сечь будет. Какая Сечь, когда Днепру некуда будет течь? Везде ж частная собственность наступит на берега и побережья. Не говоря уже про острова, на которых запорожцы очень любили свою добычу в камышовых зарослях припрятывать. Нельзя же было защитнику веры без припрятывания. Теперь всякие камеры видеонаблюдения с квадрокоптеров заморских будут зорко следить за перемещением культурных ценностей: куда шаровары красные, 3 (три) штуки, спрятал? А кушак оксамитовый под пистоли в размере 2 (двух) штук куда? И куда буйну голову сложил — не видишь, земля теперь тут под сою и рапс, а не под казачьи чубы распахана! Вспоминается, что автору вышеназванной оперы в Киевском духовном училище дали такую характеристику: "способностей хороших, ленив и преленив, успехов малых". А все потому, что всем наукам он предпочитал пение. Допелся до того, что его исполнение Руслана в опере Михаила Глинки хвалил сам Тарас Шевченко. Тот еще был оперный критик в последней инстанции. Жаль, не дожил до «Запорожца за Дунаем». Потому что образ Ивана Карася потешил бы эту глыбу народного восстания своим инфантилизмом.
Судите сами: сначала Карася пригласил на праздник Байрам во дворец сам султан. Потом еще и прислушался к его советам! Поэтому после возвращения из дворца Карась продолжает разыгрывать из себя турка, жене своей Одарке сообщает, что зовут его Урханом, что ему скоро нужно уходить в мечеть молиться Аллаху и что он собирается жениться на трех турчанках. Потом приходит турецкий имам и оглашает фирман (указ): султан разрешает всем, кто этого хочет, беспрепятственно покинуть его владения и вернуться на Украину.
Эта картина чем-то неуловимым похожа на анимации в турецких отелях, которые, как известно, заканчиваются, как и любой олл-инклюзив — когда заканчиваются деньги. Но какова прозорливость классика! Анимация с принятием закона о продаже земли была еще та: одни маски на плотоядно улыбающихся лицах народных депутатов в сессионном зале чего стоили! Хотя… может, не стоили они того транша МВФ, которым их поманили?
Но это вопрос риторический. Как и вопрос дворянина черниговской губернии Владимира Немировича-Данченко: «Станиславский, почему вы мне не верите?». Вот прямо так и слышится этот вопрос из уст, прикрытых той самой лицемерной маской. Под маской может оказаться Владимир Зеленский, Петр Порошенко, Сергей Лещенко, Савик Шустер и т.п. — маска все стерпит. Как, впрочем, и многострадальный украинский народ, вынужденный играть новые спектакли по старым пьесам с плохим концом.
Например, описанным в пьесе Ивана Карпенко-Карого «Сто тысяч»: в ней главный герой Герасим Никодимович Калитка, сельский богатей, встречается с неизвестным евреем, который предлагает ему махинацию — купить 100 тыс. фальшивых рублей, заплатив за них только пять тысяч. Между тем другой еврей предлагает Герасиму надежное дело — одолжить пять тысяч рублей помещику под залог его земель. Помещик не сможет вернуть деньги, и земля окажется в руках Калитки. Надо ли говорить, что двойная махинация оказалась пшиком, но Калитке все-таки удалось отдать не пять, а три тысячи рублей (то есть слегка надуть визави), хотя от попытки суицида это не спасло. Вынутый из петли «герой» говорит: «Пропала земля Смоквинова! Зачем вы меня сняли с веревки? Лучше смерть, чем такая потеря». Кажется, скоро эту пьесу будут ставить на всех подмостках страны… Архетип уж больно актуальный!
