Верховный представитель Евросоюза по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель на Мюнхенской конференции по безопасности довольно критично отозвался о внешнеполитическом потенциале ЕС — дескать, нужно не только каждый день выражать обеспокоенность, но и действовать.
В принципе это не вызывало бы возражений, если бы мы — то есть и Россия, и ЕС — понимали под действиями одно и то же: самостоятельность и способность вносить свой вклад в решение общих проблем.
Однако, похоже, в Брюсселе видят в способности действовать нечто иное: Борель уточнил, что, дескать, Европа должна учиться говорить на языке силы и «развивать аппетит к силе».
Да, иногда нужно проявлять силу и решительность. Например, когда страны ЕС выступили гарантами соглашения между властью и оппозицией в 2014 году в Киеве, но потом позорно ретировались, дав совершиться конституционному госперевороту и последовавшей гражданской войне. Там бы как раз жесткость пригодилась, и это спасло бы 13 000 жизней на Украине.
Решительнее нужно было действовать и тогда, когда США в одностороннем порядке вышли из двух важнейших соглашений — по Иранской ядерной программе и по РСМД. В обоих случаях в Европе мямлили что-то невнятное либо разводили руками — что тут поделаешь, Вашингтон нас убедил. Наконец, твердость нужна была, когда те же США блокировали реализацию столь нужного Европе "Северного потока —2". И тут — полная беспомощность евродипломатии.
Но это не значит, что, когда нужно четко следовать за США, Брюссель не вспоминает язык силы. Напротив — против России другого языка давно уже не используется. Только санкции и угрозы, за исключением реплик отдельных политиков. Хотя, казалось бы, именно тут была бы востребована гибкость, умение искать развязки и вообще способность к диалогу. Но нет — в этом случае ЕС гордится своей решительностью, сплоченностью и единомыслием, нежеланием идти на компромиссы.
А потому Евросоюзу не хватает не силы, а самостоятельности. И пока он послушно следует в фарватере «старшего брата», который уже применяет вторичные санкции против своих же европейских партнеров, его сила будет работать не на саму Европу и не общее благо, а на интересы Вашингтона.