Именно тогда состоялась первая действительно серьезная схватка между поляками и запорожцами, и тогда же был заключен мир, запустивший процессы, которые спустя полвека приведут сечевиков к Переяславской раде.
Летняя кампания 1592 года оказалась более успешной для казаков, нежели для поляков. Сечевики подошли к Волыни — богатому и многолюдному региону, где располагались родовые гнезда многих влиятельных фамилий из числа украинской шляхты, в том числе Острожских и Вишневецких, которые были личными врагами Косинского. Затяжной конфликт с повстанцами грозил разорением для многочисленных шляхетских имений, и для магнатов, прежде действовавших довольно пассивно, наступило горькое осознание того простого факта, что, если они немедля не начнут что-то делать, очень скоро делать что-либо станет уже поздно. Более других усердствовал в стремлении организовать оборону белоцерковский староста Януш Вищневецкий, вдоволь настрадавшийся от мести Косинского, выгнавшего его из Белой Церкви.
16 января 1593 года король издал универсал о сборе «посполитого рушения» (ополчения шляхты) в трех воеводствах — Киевском, Брацлавском и Волынском, поскольку казаки «обычаем неприятельским немало замков, городов и сел украинных повоевав, захватив имения братьев наших — шляхтичей оных краев и некоторых же лиц в тюрьму в плен посадив, теперь с немалым войском, с оружием способом неприятельским до воеводства Волынского пришли, умысливши и далее дворянство Его Милости короля воевать и грабить». Кроме шляхетского ополчения и собственных слуг Острожские также прибегли к вербовке наемников, набирая их как в самой Речи Посполитой, так и в соседней Венгрии.
Впрочем, разведка Косинского, стоявшего в то время под Острополем, не зря ела свой хлеб, и казацкий гетман знал обо всех движениях его врагов. Имея при себе около 5000 человек, он отошел на восток и занял городок Пятки, ожидая там Острожского. Вскоре пожаловал и магнат, собравший от 4000 до 5000 человек. Видя, что силы примерно равны, Косинский передумал держать оборону и 2 февраля вывел свои войска из города, разбив лагерь под его стенами. Острожский тут же предпринял попытку с ходу разбить неприятеля, однако казаки открыли плотный мушкетный огонь и, убив порядка 200 лошадей, смогли отогнать атакующих.
Видя, что шляхта вот-вот побежит, Януш Острожский лично повел в атаку 600 тяжелых конников — разогнавшись, на полном скаку они прорвали оборону запорожцев и ворвались в их лагерь, после чего «не сражение, а забой и резь наступили, а глубокий снег затруднил разворот убегающим». Казаки бросились наутек, польская конница преследовала их, рубя на полном скаку. Некоторому числу запорожцев удалось затвориться в городе, однако войска Острожских обложили их со всех сторон, и лишь наступление темноты не позволило полякам тут же, на кураже, броситься на приступ.
Казаки в том бою потеряли от двух до трех тысяч человек. Во многом это объяснялось низким качеством армии гетмана, существенную часть которой составляли беглые крестьяне и различная маргинальная голытьба, примкнувшая к восстанию с простой и единственной целью — пограбить. Естественно, что в поле такие «вояки» представляли мало ценности с точки зрения своих боевых качеств. Что касается потерь, которые понесло войско Острожского, то сами поляки, бахвалясь, заявляли, что не потеряли и десяти человек, однако, по другим сведениям, их потери также были высоки, но, без сомнения, существенно меньшие, чем у их противников.
Буквально один день перевернул все с ног на голову, и Косинский, еще накануне чувствовавший себя хозяином положения, оказался заперт в Пятках, потеряв почти всю артиллерию и более половины войска. Выход был только один — искать мира. Однако обратиться напрямую к Острожским не позволила то ли гордость, то ли здравый смысл, поэтому гетман отправил посланцев к Александру Вишневецкому, прося того выступить посредником на переговорах. Тот согласился, после чего начались переговоры, продлившиеся около недели.
Наконец, 10 февраля 1593 года стороны пришли к соглашению — казаки пообещали снять Косинского с гетманства, быть лояльными к королю и не ходить на соседние государства, находиться за порогами, не становиться лагерем во владениях Острожских, Вишневецкого и их сторонников, выдавать беглецов, сбежавших от князей, и их слуг, вернуть пушки, забранные по замкам, кроме трипольского, вернуть вещи, лошадей, скот, отнятые в имениях князей, и «их милости служить».
Это было первое подобное соглашение между поляками и казачеством, первое перемирие в их распрях, которые в течение десятилетий будут терзать Речь Посполитую.
Текст присяги звучал следующим образом: «Я, Криштоф Косинский, мы, сотники, атаманы и все рыцарство войско запорожское один за одного и каждый из нас за себя присягаем Господу Богу, в Троице единому, который сотворил небо и землю на том, что мы все и каждый из нас в отдельности, есть и должны будем те все кондиции на том письме нам представленные и перечисленные, их милостям княжатам Острожским, цело и нерушимо, не ища никаких причин для нарушения, держать… так нам Господь Бог помоги! А если мы несправедливо присягали, Господь Бог нас накажет каждым неприятелем нашим!». Со стороны казаков документ подписали сам Косинский и писарь Иван Кречкович, со стороны поляков — представитель правительства Якуб Претвич, Александр Вишневецкий и еще три шляхтича.
После заключения мира казаки отошли назад на Запорожье, однако Косинский, вопреки условиям мирного соглашения, продолжал играть среди них существенную роль, так как пользовался большим авторитетом. Он, возможно, и был формально лишен гетманства, однако по-прежнему являлся реальным лидером на Сечи.
Поляки, впрочем, тоже понимали, что на этом дело не кончится. В частности, Александр Вишневецкий в апреле того же года не поехал в Варшаву на сейм, сославшись на слабое здоровье и добавив весьма любопытную приписку — он оставался «для спасения бедной Украины от произвольных и злых людей казаков». Кроме того, он обратился к Замойскому с просьбой предоставить денежные средства на строительство замков в Чигирине и Корсуни, а также для «вывода людей до нескольких сот войска против казаков».
Магнат описывал ужасы грядущего казацкого нашествия, утверждая, что Косинский «до грунта все пограничье Его Королевской Милости хотел вывернуть и нас всех истребить, и со своим войском на то присягнул, чтобы с войсками турецкими и татарскими дворянства коренные опустошить и овладеть короной псам поганым помочь. Уже и сейчас царь крымский свои войска имел с ним послать, а он ему присягал воевать против власти Его Королевской Милости. На что и Князю Великому Московскому со всем своим войском присягнул и ему отдал уже все пограничье более чем на сто миль», а русский государь уже, якобы, послал казакам денег и сукна, и уже называл себя «царем запорожским, черкасским и низовским».
Безусловно, все политические маневры, приписываемые Косинскому Вишневецким, были плодом богатой фантазии магната. Более того, вряд ли сам поляк верил в то, что говорил, — скорее всего, он, прекрасно понимая, что война в скором времени продолжится, пытался «выбить» из королевской казны средства на ее ведение, пугая правительство тем, что Косинский во главе русско-татарско-турецкого войска собирается идти чуть ли не до Варшавы.
А в мае 1593 года пожаловали дорогие гости — к Черкассам подошел Косинский, правда, без турок, хана и московских войск, но с крупным отрядом казаков.
Как писал впоследствии Вишневецкий, «то войско неприятельское подошло сюда под Черкассы с оружием, из пушек стреляли в замок и в город и немало людей как слуг моих, так и подданных Его Королевской Милости поубивали, и в ночи, как у них принято, замок и город с огнем штурмовать хотели, и нас всех погубить. Этого не захотели мы ждать, но сошлись с неприятелем, там же самого того злодея Косинского убили и его войска немало, другие бежали за пороги до другого войска». Несмотря на крупный успех и ликвидацию вражеского предводителя, Вишневецкий не спешил почивать на лаврах, опасаясь, что те, кому удалось сбежать, приведут из-за порогов новые силы, поэтому тут же начал собирать украинскую шляхту и готовиться к новому столкновению.
Что касается гибели Косинского, то существовала и иная трактовка тех событий, нашедшая отражение в польских источниках. Так, утверждалось, что никакого масштабного сражения не было, и Косинского убили люди Вишневецкого, когда, «не ожидая подвоха, он спокойно въехал в город и остановился в придорожной корчме. С ним погибло сорок человек его окружения».
Несмотря на успех в Черкассах, дальнейшие боевые действия складывались для поляков неудачно, и в августе 1593 года Вишневецкий был вынужден пойти на переговоры и заключить мирный договор, согласно которому казаки получали право свободного ухода за пороги и обратно, могли сами назначать себе гетмана, а родственники погибшего Косинского и иных убитых вождей восстания получали право судиться с Вишневецким. Кроме того, князь обязался вернуть запорожцам отнятое у них имущество — муку, лодки и лошадей. Также люди Вишневецкого не имели права присваивать имущество погибших казаков. Сами же запорожцы обязались сделать только одно — простить тех казаков, которые сражались на стороне поляков, и пустить их обратно на Сечь.
После заключения договора казаки отправили в Киев двух своих посланцев, чтобы те взяли в городском суде пристава для расследования случаев обид, нанесенных казакам поляками. Однако власти воеводства, несмотря на мирное соглашение, схватили послов и подвергли их пыткам, в ходе которых один из них скончался. После этого киевские власти наложили арест на имущество других казаков, которые в это время находились в городе.
Это, естественно, вызвало лишь эскалацию конфликта, и вскоре запорожское войско, прихватив солидный артиллерийский парк, двинулось на Киев восстанавливать справедливость. Поляки, поняв, чем дело пахнет, отправили навстречу сечевикам посольство и попытались уладить дело миром, однако запорожцы, наученные горьким опытом, более посылать в Киев делегатов не пожелали и отправились в город всем войском. Местная шляхта лишь молча наблюдала за тем, что делается, справедливо рассудив, что вмешиваться — себе дороже выйдет. Киевские мещане, опасаясь погромов, попрятались на Замковой горе.
Переговоры были тяжелыми, однако сторонам все же удалось прийти к консенсусу — городские власти соглашались выплатить казакам компенсацию в размере двенадцати тысяч злотых, которые взяли, правда, не из казны, а из карманов городских мещан. Получив деньги, запорожцы без лишнего шума покинули город, не причиняя никому обид и не проливая крови.
Так закончился первый серьезный вооруженный конфликт казаков с польскими магнатами.
Запорожцы в полной мере опробовали свои силы и узнали, что могут наносить полякам существенные поражения, после чего принуждать тех к миру на своих условиях. Речи о выходе из-под власти польской короны еще не шло, и даже покойный Косинский, несмотря на то что ему приписывали, об этом даже не помышлял.
Однако именно события 1593 года стали первым шагом запорожского казачества в долгом и тяжелом пути к Переяславской раде и выходу из-под польской руки.
