Село Покровка, куда надо добираться на перекладных, находится возле дальневосточного города Уссурийска, среди приморской тайги. Здесь обитают леопарды и самые крупные в мире тигры, здесь растут реликтовые тропические лианы, озерный лотос и дикий женьшень. Здесь, совсем недалеко, к западу — за селом Полтавка — находится граница с Китаем, и даже имеются украшенные иероглифами вывески.
Расстояние до украинской границы, если ехать к ней по автомобильным трассам, составляет около десять тысяч километров. Когда здесь день, на Украине, в другой части евразийского материка, еще продолжается ночь. Но именно здесь, на таежной земле Приморья, которая втиснулась между Китаем, Северной Кореей и водами Японского моря, сформировалась одна из крупнейших украинских диаспор. Согласно данным последней переписи населения, на дальневосточной земле проживают 154 956 украинцев — вторая по численности община края. И они до сих пор помнят о своем происхождении и корнях. Всего два года назад жители Покровки установили в селе памятный знак первым поселенцам, которые прибыли сюда из окрестностей Чернигова и Полтавы — камень, на котором были высечены их имена.
Эти переселенцы добровольно направились в Приморье 134 года назад — в 1883 году — в первую очередь, для того, чтобы получить землю, которой катастрофически не хватало на густонаселенных западных границах огромной империи. Вчерашним крепостным дали свободу, но земля по-прежнему оставалась у владевших ею веками помещиков или богатых арендаторов. Российское правительство видело в этой ситуации угрозу социального взрыва, призрак которого маячил в дымном зареве подожженных имений. Кроме того, в Петербурге были заинтересованы в массовой колонизации «Дикого Востока», и приняли решение активно задействовать в ней выходцев из украинских губерний. Специальные агенты, которые ездили по селам и ярмаркам, обещали людям бесплатные земельные наделы на плодородной земле, где было много свободы и не было панов.
Выдающийся русский писатель и поэт Иван Бунин посвятил этому эпическому исходу рассказ «На край света». Само его название лучше всего передает настроение, с которым навсегда покидали свою родину будущие жители Приморья, и весь пронзительный трагизм этой ситуации. Бунин, который был очевидцем массового переселения жителей так называемых «малороссийских» губерний, описывает, как они прощались со стариками-родителями и любимыми людьми, отправляясь в далекую неизвестность, забирая с собой народные песни и оставляя позади наполовину опустевшие села.
Закитайщина
Переселенцы называли эту страну Зеленый Клин — или совсем уже экзотическим для нашего слуха наименованием Закитайщина. Слово «клин» обозначало тогда выделенную под наделы землю, к которой пришлось плыть через Макао и Шанхай, или ехать через китайскую территорию, отбиваясь от беглых сибирских каторжников и бандитов-хунхузов. На каждую семью переселенцев выделили по 50 десятин (около 54 гектара) казенной земли, а еще 30 десятин отдали под строительство церкви, которую назвали в честь популярного среди казаков праздника Покрова Пресвятой Богородицы.
Украинский Моисей
Покровских селян привел сюда свой Моисей — одинокий первопроходец, черниговский крестьянин Моисей Бондаренко. Таких людей, которые первыми направились на разведку нового края, называли «ходоками». Доверяясь их устным рассказам, на свой страх и риск, в Покровку приехали первые семь переселенческих семей — эффектное число для будущих народных преданий. А затем сюда стали прибывать сотни украинцев — потому что через село проложили почтовый тракт, и грамотные крестьяне могли отправлять письма на родину, соблазняя земляков рассказами о том, что кругом много плодородной земли, в лесах можно свободно рубить дрова и бить зверя, а в реках водится вкусная рыба, которую называли «царской».
— В нашу речку Раздольную раньше ходил на нерест лосось. Сейчас в это уже не верят — если честно, я тоже. Но старики говорили, что вода от него просто кипела, — рассказывает мне Александр Савченко, один из руководителей Украинского землячества Уссурийска — Кстати, речка всю жизнь называлась по-китайски — Суйфун. Местные и сейчас ее так называют. Переименовали ее решением «сверху», в семидесятые годы, во время конфликта с китайцами на острове Даманский. А вот реку Уссури почему-то не переименовали. Я говорил в детстве не Суйфун, а Тайфун — потому что она сильно разливается после дождей, когда тайфуны сюда идут. Бабушка всегда сравнивала реку с Десной, хотя сама эту Десну никогда не видела — мать ей рассказывала, что это очень большая река. Они были из Сосницы в Черниговской области, оттуда приехало много людей. Я мало читал на украинском, но с детства помню рассказ украинского писателя Довженко — «Зачарованная Десна».
Сто лет тому назад украинский язык был здесь обычнее русского, а вышиванки, и сам вид окружавших Владивосток дальневосточных поселков придавал им выраженный национальный колорит приднепровских губерний. Об этом оставил красноречивые воспоминания литератор Иван Иллич-Свитыч, посетивший Уссурийск в 1905 году.
«Это большое малорусское село. Вдоль всей улицы, по обеим сторонам, вытянулись белые мазанки, местами и теперь ещё крытые соломой. В конце города, при слиянии Раковки с Супутинкой, как часто и на коренной Украине, устроен «ставок», подле которого живописно приютился «млынок», так что получалась бы вполне та картина, в которой «старый дид» в одной песне смущает «молоду дивчину» — «и ставок, и млынок, и вишневенький садок», если бы этот последний был налицо. Среди русского населения, не считая казаков, малороссы настолько преобладают, что сельских жителей городской, так называемый интеллигентный, называет не иначе, как «хохлами». И действительно, среди полтавцев, черниговцев, киевских, волынских и других украинцев переселенцы из великорусских губерний совершенно теряются, являясь как бы вкраплением в основной малорусский элемент. Базар в торговый день весьма напоминает какое-нибудь местечко в Украине; та же масса круторогих волов, лениво пережевывающих жвачку подле возов, наполненных мешками муки, крупы, сала, свиных туш и т. п.; та же украинская одежда на людях. Повсюду слышится веселый, бойкий, оживленный малорусский говор, и в жаркий летний день можно подумать, что находишься где-нибудь в Миргороде, Решетиловке или Сорочинцах времен Гоголя», — рассказывает он в своих дорожных записках.
В этом живописном описании нет никаких преувеличений. По официальным данным, в период 1883-1905 годов в Приморье переехало 109 510 выходцев из украинских губерний — 63,4% от общего количества всех прибывших переселенцев. Кроме того, община росла за счет высокой рождаемости. Так что, через двадцать лет, во время Всесоюзной переписи населения, которая прошла здесь в 1926 году, свою украинскую национальность засвидетельствовали 315 тысяч приморцев.
При этом, среди украинской общины Дальнего Востока практически никогда не фиксировались признаки националистических настроений. Некоторым исключением стали революционные события 1917 года и последовавшая за ними гражданская война — когда в Уссурийске прошел Первый Всеукраинский съезд Дальнего Востока, который избрал «Украинский Дальневосточный секретариат». Одновременно с этим проходило создание национальных культурно-просветительских организаций и образование поселковых украинских советов — так называемых «окружных рад», одна из которых действовала даже в китайском Харбине. Однако, их представители ограничивались очень умеренными по тем временам требованиями предоставить краю региональную автономию и создать в новом российском правительстве специальное министерство по украинским делам.
Отряды украинских партизан в основном поддержали «красных» и вошли в состав армии подконтрольной большевикам Народно-революционной армии Дальневосточной республики, где храбро воевал украинский командир Приамурской дивизии Яков Покус. А председателем большевистского ревкома в Хабаровске избрали бывшего члена «Украинского Дальневосточного Секретариата» Яременко. Он был одним из целой плеяды новых советских руководителей края, представлявших в «большой политике» первые поколения украинских переселенцев.
«Кобзарь» в приморских школах
За сто лет, которые прошли после этих событий, в Приморье ни разу не были отмечены сколько-нибудь существенные проявления украинского национализма. Стоит отметить, что это заметно снизило интерес к этому региону со стороны украинских патриотических кругов, которые уделяют столько угодливого внимания североамериканской диаспоре с ее щедрыми грантовыми дарами. Конечно, в Киеве время от времени вспоминают об «украинцах третьего сорта», живущих на берегах далекого Японского моря — но делают это без энтузиазма, констатируя, что в Приморье давно не существует «очагов национального самосознания».
Объясняя такое положение дел, украинские националисты обычно представляют его следствием планомерной умышленной русификации Дальневосточного края, которая якобы была начата при «Советах», и продолжается по сегодняшний день, уничтожая на корню ростки местного украинства. Однако, ознакомившись с историей, культурной и общественной жизнью местной украинской общины, быстро приходишь к выводу, что она активно развивалась здесь в советские времена. Приток украинцев продолжался — на Дальний Восток, по распределению на работу или в связи с личными обстоятельствами, переселялись тысячи новых выходцев из Украины, постоянно подпитывая эту среду, включаясь в деятельность фольклорных ансамблей, краеведческих обществ и хоровых кружков. Сегодня на этой почве выросло множество инициатив, которые объединяет и координирует деятельность «Приморского центра украинской культуры «Горлица».
— Наша региональная общественная организация «Приморский центр украинской культуры Анатолия Криля «Горлица» появилась в 2007 году — рассказывает Ukraina.ua Татьяна Ткаченко, член совета Ассамблеи народов Приморского края, член координационного совета при губернаторе по межнациональным отношениям. — Но, по существу, она была создана намного раньше. Организация стала правопреемником украинских общественных организаций, созданных во Владивостоке в 1991 году.
Нам удалось объединить основные творческие коллективы, которые работают в нашем крае. И это дает возможность регулярно проводить интересные и популярные мероприятия. Так, 23-24 сентября во Владивостоке состоялся десятый Приморский краевой фестиваль украинской культуры «Соловьиная песня» и прошла уже седьмая по счету Дальневосточная Сорочинская ярмарка.
1 мая в городе Лесозаводске при участии нашего центра состоялся первый открытый фестиваль украинской культуры «Світанкові роси», в котором приняли участие сразу 45 коллективов. А в июне в селе Хороль прошел еще один фестиваль — «Пісні кохання». На сегодня в наших фестивалях принимают участие до трехсот артистов, тысячи зрителей. Украинцы Приморья сохраняют память о родной культуре. Это ощущается во всем — в говоре, в соблюдении семейных традиций и кулинарных рецептов, в пристрастиях к народным песням. На семейных торжествах нередко можно слышать украинские песни — их поют не только старшие люди, но и молодёжь, потому что это семейная традиция.
На Шевченковские праздники мы несколько раз объявляли акцию — предлагали зрителям принести «Кобзарь» Тараса Шевченко из домашних библиотек. И собиралась довольно внушительная книжная выставка. Кстати, центр украинской культуры проводит ежегодные Шевченковские праздники, которые включают конкурс чтецов поэзии Тараса Шевченко среди школьников, книжные выставки, концерты с участием десятков творческих коллективов. Эти мероприятия продолжают более чем столетнюю традицию Шевченковских дней во Владивостоке — причем, последние четыре года «Заповіт» Шевченко звучит у нас на многих языках в исполнении участников местных национально-культурных организаций и студентов университета».
Конечно, этот рассказ должен по-настоящему шокировать многих жителей Украины, которые убеждены, что в России притесняют украинский язык, и вряд ли поверят в то, что школьники и студенты читают здесь на конкурсе стихи Тараса. Больше того, несколько лет назад во Владивостоке свободно обсуждали «дальневосточную» книгу Ивана Багряного «Тигроловы» — причем, потомки переселенцев вспоминали, что не знакомые со словом «тигр» украинцы, поначалу называли огромных лесных кошек «львами». Между тем, все эти мероприятия проходят совершенно официально, и при полной поддержке властей. Хотя они явно делаются не для пиара и показухи — поскольку центральные российские СМИ сообщают об этих событиях крайне редко, не увязывая это с политическими проблемами между Россией и Украиной.
— Наш центр получает поддержку краевой и муниципальной власти. Рождественский фестиваль «Щедрый вечер», Дальневосточная Сорочинская ярмарка проходят при финансовой поддержке администрации Владивостока. Два года подряд центр выигрывает конкурс на получение грантов, которые позволили провести Приморский краевой фестиваль украинской культуры «Соловьиная песня», провести фестиваль для молодежи, создать и поддерживать сайт и многое другое, — рассказывает об этом Татьяна Ткаченко.
Беглецы от Майдана
Майдан и украинская война шокировали украинскую общину Приморья — но не раскололи ее на части по идеологическому и политическому признаку.
— До сих пор не понятно, как этих людей так настроили?— рассказывает Александр Савченко. — Я ведь общался с националистами в «Одноклассниках» и «Контактике». Больше всего убивало то, что они считали нас зомбированными «ватниками», хотя сами были похожи на зомби. Разговор постоянно сводился к Путину и лозунгам против русских. Я, конечно, не собираюсь отрекаться из-за этого от своих предков и их культуры, но с этими людьми я ничего общего иметь не хочу. Для нас Украина — это Тарас Шевченко, для них — Бандера.
Еще хуже пришлось тем, кто переехал сюда недавно, у кого на Украине родственники живут. У меня друг сутками ругался по скайпу со своим двоюродным братом, и уже два года они не разговаривают. Причем тут у нас никто к украинцам хуже относиться не стал. Ни одного кривого слова мы из-за Майдана за спиной не слышали. Меня, конечно, друзья пару раз потроллили из-за того, что я однофамилец Надежды Савченко. Но это только по приколу. Хотя теперь же она тоже агентом Путина оказалась.
По иронии судьбы после Майдана история Приморья по-своему повторилась — последние три года сюда направляется новый поток переселенцев из Украины. «Нам просто повезло, что к нам едут украинские беженцы. Это самые желанные для нас мигранты. Мы должны принять их как самых дорогих родственников. Ведь именно украинцы осваивали в прошлом веке наше Приморье», — говорит об этом известный правозащитник Сергей Пушкарев, руководитель Консультационного центра по вопросам миграции, который сам происходит из переселенческой семьи. На этот раз, на Дальний Восток едут беженцы из зоны военных действий или жители других украинских регионов, которые также решили покинуть родину.
Судьба новой волны украинцев складывалась в Приморье очень по-разному. Для беженцев организовали горячую телефонную линию, обеспечили их жильем и питанием, с ними активно работали местные социальные службы. Переселенцам также предоставили подъемные и временное жилье — хотя многие жаловались на бюрократическую волокиту в оформлении документов, дороговизну съемного жилья и низкую по сравнению с местными жителями зарплату.
Число прибывших из Украины растет. По стечению обстоятельств, среди них достаточно много луганчан — так, в частности, более тридцати работников Луганского тепловозостроительного завода устроились на местный локомотиворемонтный завод. В Уссурийской центральной городской больнице уже работают четыре доктора из Украины — два хирурга, невролог и акушер-гинеколог. Во Владивостоке я повстречал семейную пару киевских юристов, с которыми мы были знакомы еще до Евромайдана. В 2015 году они подали заявление на участие в действующей в России «Программе переселения соотечественников» — причем, сделали это по причинам, не связанным с политическими событиями в стране. Уже через два месяца этим людям предоставили авиабилеты и подъемные — оплатив перелет всей семье, включая двоих детей. Прибыв на Дальний Восток в начале прошлого года, эти киевляне уже успели получить российское гражданство и работают по специальности, активно занимаясь туристическими походами на острова и в тайгу. Эта история кажется невероятной на фоне мытарств многих других украинцев, которые годами безуспешно пытаются получить вид на жительство или российские паспорта в европейской части страны.
Ростки «Другой Украины»
Националистический украинский проект является для потомков переселенцев каким-то далеким, фантастическим миром-наизнанку. Их Украина совсем другая — ее можно видеть на старых фотографиях из семейных альбомов. Там запечатлены первые поколения приморцев — в старомодных костюмах и вышитых украинских платках. Эти люди сохранили любовь к своей исторической родине, и передали ее потомству, вместе со старыми песнями и ветхими книжечками «Кобзаря». Но, вместе с тем, они воспитывали своих детей и внуков в любви и уважении к дальневосточному краю, который стал для них новым домом, и остался им после распада СССР, когда далекая Украина внезапно стала заграницей.
Именно поэтому развитие украинской культуры, которое продолжается сегодня на востоке России, не сопровождается развитием украинского национализма и не ставит под угрозу межнациональные отношения в огромном таежном регионе. Напротив — поддержка свободного развития национальной культуры и исследований в области исторической памяти, которую оказывают российские власти, не оставляет возможности для распространения ксенофобских настроений. Такая политика резко контрастирует с национальной политикой украинских властей, которые ограничивают право на культурное развитие русскоязычных регионов, и углубляя этим глубокий общественный раскол.
Украинская община в Приморье служит своеобразной исторической альтернативой этой безумной стратегии межэтнической конфронтации и националистического психоза — пускай даже только на своем микроуровне. «Гражданские активисты» в Киеве ломают памятники своим дедам и прадедам, ломают свою страну — а украинцы дальневосточного села Покровка создали инициативную группу, которая, с помощью подписных листов, собрала 3 миллиона рублей на памятник украинским переселенцам, — при содействии депутата окружного Законодательного собрания Сергея Сопчука. При этом, они разбили в поселке новый парк с детскими аттракционами, отреставрировали центральную улицу. И теперь это украинское село вблизи китайской границы куда больше походит на далекую отсюда Европу, чем расположенные рядом с Польшей села Волыни — где, все, кто не уехал на заработки, режут лес, моют янтарь или промышляют сигаретной контрабандой.
Наверное, это главный, и самый актуальный сегодня урок из более чем столетней истории далекой «Закитайщины».
