В конце августа 1991 года группа государственных и должностных лиц советского правительства объявила о создании ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению) и попыталась захватить власть в СССР. В Москву были введены танки, но ни единого выстрела не прозвучало. «Лента.ру» публикует отрывки из интервью с бывшим председателем Верховного Совета России Русланом Хасбулатовым о событиях того времени.
О подготовке мятежа было много слухов, и в прессе писали об этом, а «советник» Горбачева, некий Мигранян, даже обосновывал необходимость «просвещенной диктатуры». Накаркал. Я на эту тему давал интервью телевизионщикам, где отрицал возможность такого сценария, полагал, что обстановка в СССР не дает предпосылок для заговоров и переворотов. Исходил из того, что демократический процесс в стране далеко зашел, и общество не потерпит путчистов.
Перед путчем
Введение ГКЧП было для меня большой неожиданностью. За несколько дней до этого я был в Сочи, помогал местным властям справиться с последствиями стихийного события — шторма, и даже звонил министру обороны Язову, просил тяжелую технику для восстановления какого-то трубопровода у кавказского хребта. Он сказал «Конечно, немедленно поможем» и помощь оказал. Вернувшись в Москву, за день до ГКЧП, я встретил, уже ночью, Ельцина — он прилетел в Москву из Казахстана, где вел какие-то переговоры с Назарбаевым. Я его, как обычно, встретил в аэропорту, проводил домой — мы жили по соседству.
На 20 августа было запланировано подписание нового союзного договора, и мы с Ельциным обговорили некоторые вопросы. В частности, что в договоре Горбачева некоторые статьи мы, российская делегация, подписывать не будем, так как юристы Горбачева в этом договоре приравняли республики Российской Федерации к союзным республикам. С этим я категорически не был согласен и разъяснил это Ельцину. Кстати, когда этот вопрос стали обсуждать в Новоогарево, я перестал даже посещать эти заседания — в знак протеста.
Следом за союзными республиками были бы объявлены Татарская, Башкирская, Осетинская, Чеченская, Дагестанская и так далее. Все они становились бы равными с Казахстаном, Белоруссией, Украиной. Обговорили это с Ельциным и разошлись.
«Лебединое озеро»
В 7 утра я встал, как всегда, бодрый. Звонит жена из московской квартиры и сообщает, что в стране переворот, просит включить ТВ. Включил телевизор, а там и правда «Лебединое озеро», потом показали Янаева и других.
Позже я узнал, что фактическим организатором путча был Крючков — глава КГБ. Я немедленно побежал к Ельциным. Там у порога стоит хмурый Коржаков. Увидел Наину Иосифовну, вбежал на второй этаж. Ельцин сидел на кровати, неопрятный и подавленный. Увидел меня, говорит: «Обыграл нас Крючков. Все, через час нас с вами возьмут».
Я ему отвечаю: «Как так возьмут? Соберитесь, приведите себя в порядок, мы что, с вами в бирюльки играем? Давайте, звоните в Алма-Ату Назарбаеву, в Киев Кравчуку, заручимся поддержкой». Спрашиваю его: «Кого из военных вы знаете? Через 15 минут будьте в порядке, я созову всех наших руководителей. Надо драться, а не сдаваться!»
Ни свет, ни связь не отключили. Я полагаю, что они хорошо в КГБ знали психологию Ельцина и полагали, что он сдастся. И он уже фактически сдался, когда я его увидел. Так что они его «просчитали». У них был план вывезти нас на одну из подмосковных дач, чтобы он (Ельцин) там сложил с себя все полномочия и вернулся в Свердловск. Это был предельно мирный сценарий. Крючков мне потом несколько раз говорил: «Я твой фактор не учел, мы из-за тебя проиграли, а все лавры достались Ельцину».
Я написал воззвание к народу, после которого начали собираться защитники Белого дома. У Ельцина собрались Силаев, Руцкой, Шахрай, Полторанин, Бурбулис. Я дал ручку Полторанину, он у нас главный был журналист, а у него руки дрожат. Я рассердился, со злостью забрал у него ручку и сам стал писать. С этого началось противостояние путчистам. Москвичи нас поддержали.
Несостоявшийся побег
Ельцин боялся ареста (ну а кто не боится?) Помню: ночь, моросит дождь, в Дом Советов пришли мокрые Гавриил Попов, Юрий Лужков с молодой женой — они тоже боялись, что их арестуют. Я их отправил греться, и тут вбегает в кабинет Коржаков и дурным голосом кричит: «Руслан Имранович, срочно к президенту!» Спускаемся на лифте, внизу, в гараже, стоит Ельцин, его помощники, охрана и большая машина «Зил 114». Ельцин сразу ко мне: «Через полчаса будет штурм, нам надо спасти себя, едем в посольство США, через два дня после большого шума в мире мы вернемся».
Я даже не стал размышлять, говорю: «Вы правы, правильное решение, вы президент, вы у нас один, вас надо спасать, а у меня здесь 500 депутатов». С этими словами развернулся и пошел к лифту. Иду к себе и думаю: «Что же теперь будет… Президент сбежал…» И когда я шел по коридору, мне подвернулись военные. Подбежал генерал Кобец и говорит: «Вот тут генерал Лебедь, он хочет нам что-то подсказать, помочь…»
Я был в ярости, не знал, на ком ее сорвать, а здесь — подходящий случай. Говорю: «Если вы хотите помочь, то зачем вы подогнали сюда танки?» Лебедь мне говорит: «Если будет надо, за пять минут ваш Белый дом возьму». На что я ему отвечаю: «Через пять минут никак не возьмешь! Генерал Кобец, арестуйте этого путчиста и бросьте в подвал! Через два дня разобьем мятежников, а он пойдет под трибунал».
Кобец открыл рот, а Лебедь замолчал и встал по стойке смирно. Вот тут я наконец успокоился и прошел в свой кабинет. Зло выплеснул, велел никого не пускать, не знал, что делать, была какая-то опустошенность, даже мысли какие-то ленивые. Думал, что как только Ельцин сбежит, американцы тут же всем сообщат о нашем поражении. Сидел, размышлял, прошло минут 20-30, как мне кажется. И тут раздается телефонный звонок от Ельцина: «Руслан Имранович, вы так решительно отказались эвакуироваться, что я решил воевать вместе с вами. Будем вместе до конца». Он ушел в подвал, а я остался командовать, разумеется.
Как я потом узнал от первого замминистра обороны СССР Владислава Ачалова, план побега Ельцина в посольство США был игрой Крючкова. Через свою агентуру в посольстве он запустил информацию, что назначено время штурма, при котором должны убить Ельцина. Это была дезинформация, но ее «проглотили» американцы и рекомендовали Ельцину «эвакуироваться» в посольство США.
Крючков все время сидел на телефоне, рассказывал Ачалов, ждал бегства Ельцина, а потом, когда ему сообщили, что Хасбулатов отказался бежать, а Ельцин следом за ним передумал, Крючков швырнул трубку, схватился за голову и воскликнул: «Хасбулатов выиграл у меня».
Горбачева в Форосе полуарестовали — в мягкой форме. Указа или разрешения на переворот он им не дал. Делегацию, которая к нему прибыла с приказом о введении ГКЧП, Горбачев обматерил, подписывать отказался. В запале сказал — мол, делайте, что хотите, но подписывать не буду. Они этой фразой и воспользовались. Сговора у него с ними не было. Конечно, ему надо было сесть в их самолет и вернуться в Москву, в Кремль, и потребовать объяснений: что вы тут устраиваете? Он же их всех хорошо знал. Так что говорить однозначно, что Горбачев все знал, все одобрил, неверно. Другое дело — он не попытался жестко пресечь любые «инициативы» в этом направлении.
Почему путч не удался
ГКЧП посыпался не из-за трусости. Генерал Ачалов и маршал Язов знали цену жизни, оба были в Афганистане, Закавказье. Язов еще был ветераном Великой Отечественной войны. И Язов, и Ачалов не особенно полагались на генерала Грачева, поэтому Ачалов сам обходил позиции у Дома Советов. Грачев и Лебедь, кстати, готовы были расстрелять демонстрантов, если бы дали приказ, это потом они рядились в спасителей.
Ачалов же после обхода сообщил Язову, что собралось много народу и может быть кровопролитие: «Стоит ли штурмовать Дом Советов?» Язов тут же сказал: «Нет, не стоит. Из-за этой шайки мы с тобой честью советских офицеров рисковать не будем». Должен сказать, высочайшую порядочность, честь, служение народу в эти дни проявил генерал Владислав Ачалов. Это был очень авторитетный генерал ВДВ, с ним считались в армии, ему доверяли.
Я думаю, КГБ мог меня арестовать, но они не верили, что я буду так решительно действовать. Они знали хорошо Ельцина и тех, кто его окружает, его похождения, падения в реку, свердловские эпизоды, когда он потом извинялся, каялся, плакался. Они не рассчитывали, что так много выйдет людей на защиту Дома Советов. И просчитались со мной — как и в 1993 году. Для меня понятие чести очень важно, я же не мог уйти с линии борьбы, чтобы смеялись надо мною потом. Как с таким жить дальше?
И депутаты, как «левые» так и «правые», все они отбросили свои противоречия и проявили героизм, надо отдать им должное. А КГБ побаивалось военных: как мне рассказывал Ачалов, когда Крючков начал повышать голос, Язов отвел Ачалова в сторону и приказал ему быть готовым, чтобы арестовать Крючкова и его генералов. Крючковцы все подслушали и поняли, что если будут действовать против народа, то армия их не поддержит и сомнет.
Пресса пишет, что в ГКЧП были малодушные, трусливые деятели, а Ельцин показал себя «решительным». Но это не так. В ГКЧП были достойные люди, они совершили ошибку, но не стали проливать кровь. Это надо признать. А трусом всегда был Ельцин — и в августе 1991-го, и позже, а в 1993-м показал себя бандитом. Путчисты в августе 1991 года рисковали карьерой и жизнями, но не допустили кровопролития.
После путча
Настоящий переворот произошел в Беловежье. Только в истории удачные перевороты переворотами не называют. Я иногда размышляю над прошлым и считаю своей большой ошибкой, что не пошел тогда (после Беловежья) к Горбачеву и не предложил подписать указ, назначающий меня премьером СССР, — возможно, тогда удалось бы сохранить Союз. Но что поделаешь, история нас опережает!
Я не пошел на этот шаг, наверное, потому, что воспитание у меня такое. Не предложил я эту спасительную идею. Эта идея витала в наших парламентских кругах.
После ГКЧП произошла страшная вещь. Союз предельно ослабел, он балансировал на границе существования. Горбачев фактически стал заложником Ельцина. Он приказал распустить Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР; арестовали Лукьянова. А в наших российско-советских условиях, если главы нет, то считай и власти нет, ни союзного правительства, ни чего-то другого. В Российской Федерации тогда тоже не было правительства! Ельцин еще перед путчем разогнал правительство Силаева. Огромная страна никем не управлялась!
Тогда я явочным порядком созвал Президиум Верховного Совета, и мы работали круглые сутки, фактически управляли страной и даже делами СССР, областями и республиками. Все тогда знали, что «Хасбулатов на месте» — он решает вопросы. Это не позволило России распасться, хотя данные процессы распада стали бурно развиваться. В этот период я неоднократно ставил перед Ельциным вопрос: давайте скорее создадим правительство!
Кстати, у него самого были неплохие идеи пригласить в правительство известного офтальмолога, академика Святослава Федорова, затем — академика Юрия Рыжова, потом — Юрия Скокова. Но все это оказалось жалкой игрой. Он предложил в правительство никому не известных людей, какого-то Гайдара, Бурбулиса и еще кого-то, имена которых не хочу называть в силу их ничтожности.
Алексей Сочнев
