Богдану Безпалько 43 года, почти 20 лет из них он профессионально занимается Украиной, он магистр истории.
Его часто можно видеть на круглых столах, на экранах телевизоров и слышать в радиоэфире, когда речь идет об Украине.
- Как вы считаете, насколько глубоко интеллектуально и ментально российское общество интегрировано в украинскую проблематику?
— Основной интерес к Украине возник в 2004-2005 гг., во время первого майдана, «оранжевой революции». До этого интерес к Украине был в основном характерен для энтузиастов, очень небольшого количества учёных, публицистов и политиков. И, конечно же, взрыв интереса к Украине стал всеобщим трендом после евромайдана 2013-2014 гг. Сейчас это уже неотъемлемая часть информационной и, если так можно выразиться, ментальной повестки в России, от Крыма до Камчатки.
- Понимает ли российская власть, что реально происходит на Украине, или ее знание поверхностно, потому что нет серьезных специалистов, которые бы могли донести до нее правдивую и объективную картину?
— Думаю, что власть вполне понимает и оценивает происходящее, и специалистов хороших у нас хватает. Но, для того, чтобы серьёзно воздействовать на Украину, нужно устранить ряд препятствий. И часто эти препятствия не относятся к собственно Украине, превратившейся в корабль-брандер (торпеду), а находятся за ее пределами.
- Почему вы начали профессионально заниматься Украиной?
— По ряду причин. В основном потому, что Украиной почти никто не занимался в тот период, а опасность украинского национализма была для меня очевидна.
- Говорят, что в основном у нас профессионально занимаются Украиной те, кто имеет там свои корни (отсюда и интерес), или те, кто просто симпатизирует и евромайдану, и томосу, и украинской евроинтеграции и так далее. Согласны ли вы с таким утверждением?
— Любой научный интерес может быть порождён абсолютно разными причинами. Он может быть обусловлен происхождением. Но может быть и наоборот — украинское происхождение совершенно обесценит, убьёт этот интерес. Потому что изучать то, что окружало тебя с детства, может казаться совершенно неинтересным и скучным по сравнению, скажем, с другими областями гуманитарного знания.
Симпатизанты томоса и майдана не столько изучают что-либо, сколько транслируют в том или ином виде идеологию украинского национализма.
- Много ли тайных симпатизантов украинских майданов среди российских украинистов?
— Есть, конечно. Но уверен, что противников больше. События 2013-2014 гг. на многих произвели отрезвляющее действие.
- Чем, по-вашему, должна заниматься современная украинистика? Какие сферы еще не охвачены и не изучены?
— Украинистика не должна превращаться в этнографию. Часто у нас ее воспринимают как дисциплину, призванную изучать особенности костюмов и кодифицированный в 1930-е литературный украинский язык. По сути часто украинистика превращается в эдакое наследие советской Украины, беря на вооружение все наработки советских же исторической и филологической наук.
Совершенно при этом уходит за рамки общерусская составляющая нашей истории, гигантский культурный и научный пласт, которым сейчас могли бы воспользоваться в России, в том числе для формирования стратегии в отношении Украины и Белоруссии. Почему у нас ни в школах, ни в университетах не изучают русское возрождение в Галиции и последовавший затем геноцид в 1914-1916 гг.? Почему это не вошло в учебники?
- Как вы оцениваете сегодняшнее состояние российской украинистики? Какие центры и люди профессионально и системно занимаются Украиной? Причем не только ее историей и филологией, но и современной политикой, социальной сферой, экономикой, в частности, проблемами топливно-энергетической сферы.
— Расцениваю состояние нашей украинистики как развивающееся. Талантливых людей много, например, Андрей Марчуков, недавно презентовавший книгу по истории Новороссии. Существует множество научных и политологических центров, но большей частью они занимаются геополитикой в целом, не выделяя Украину, или же проблемами ТЭК, но тоже в целом — в глобальном или суперрегиональном масштабе. Надеюсь, что специалисты, которые переехали из Украины в Россию, помогут исправить ситуацию.
- Есть ли у нас понимание того, что России делать с Украиной? Есть ли продуманная и, главное, долгоиграющая стратегия относительно этой страны? Почему в России в отношении Украины привыкли работать на короткие дистанции?
— Стратегии, насколько я могу оценивать, у нас в России нет. Но уже есть хотя бы чёткое понимание того, что договариваться с этими людьми и политическими силами бесполезно. Постепенно такое же понимание приходит и в отношении Белоруссии, где проходят аналогичные украинским процессы.
Россия испытала массу катастроф после распада СССР в 1991 году. Есть такое понятие, как «бенефициар». Если есть термин, означающий противоположное понятие, то именно его следует отнести к постсоветской России. Нашей стране просто было не до формирования стратегий, для неё главной задачей было выжить в 1990-е.
- Многие эксперты указывают на то, что в Польше больше и лучше занимаются Украиной в исследовательском плане — создано большое количество аналитических центров, защищается большое количество диссертаций и так далее. Согласны ли вы с этими оценками? Опережает ли нас Польша, и если да, то почему?
— Мне сложно оценивать состояние украинистики в Польше. Тем более что у поляков всегда был очень специфический интерес к Украине, вкупе с рядом исторических травм — неудачей со строительством «империи от моря до моря» и Волынской резней, например. Как бы там, в Польше, ни была развита или заброшена украинистика, нам нужно развивать свои центры и школы.
