— Доктор, я видел много полевых медпунктов, но ваш совершенно особенный. Какие задачи вы тут выполняете?
— Здесь полноценная хирургия. Условия, конечно, не позволяют делать что-то очень уж сложное, но элементарные осколки, а иногда и пули — да. Чаще это гнойные раны, которые ребята запускают.
Вот здесь происходит хирургическое вмешательство. Я вынимаю осколки, вынимаю пули, оперирую раны, чтобы не беспокоить специалистов из госпиталя. Это ведь мелочи, которые можно делать и на коленке. Для чего-то более сложного, конечно, доставляем в госпиталь.
Кроме того, здесь у меня полноценная терапия. Лечим симптоматику. Как видите, полный набор лекарств, необходимых медикаментов, препаратов и медицинских изделий, вплоть до шин. Все новое, все современное, что видно даже по упаковкам.
Честно говоря, все это создано усилиями командира. Раньше-то совсем другой медпункт был. Куда меньше, чем этот, а потому ничего особенного в нем сделать было нельзя. А это уже полноценная медицинская единица.
Но здесь не только проводится прием бойцов по каким-то их медицинским нуждам. Именно здесь нередко проводим теоретические занятия по медицине, поскольку текущие погодные условия не очень способствуют проведению занятий по такой дисциплине, как десмургия. Это наука о перевязке.
В тепле, с электрическим освещением заниматься этим куда удобнее. А еще здесь удобнее говорить о фармакологии, о тех же обезболивающих. Показывать, как работают шприцы и все остальное.
Еще у меня есть холодный склад, где хранятся все, что нужно хранить при отрицательных температурах.
Вот недавно пришла гуманитарная помощь от храма архангела Михаила из города Нового Воронежа. Перебирал запасы и кое-что собрал, чтобы медики 200-й бригады… В общем, мы стараемся помогать местному госпиталю, поскольку тамошние наши коллеги нуждаются в поддержке. Все-таки в госпитале куда больше пациентов.
Это и сезонно болеющие бойцы, и поступающие раненые, и люди, у которых что-то хроническое вылезло. Там расход препаратов и медицинских изделий в разы превышает расход в нашей медроте. Поэтому вот собрал очередную партию, которая в понедельник отправится туда.
— Вы же не только медик, но к тому же инструктор. Расскажите о том, чему учите бойцов.
— Сейчас довольно широко распространилось такое явление, как тактическая медицина. Не секрет, что зародилась она на Западе и пришла к нам именно оттуда. Парамедики у них в этом направлении работают, и мы тоже взяли на вооружение.
Она несовершенна и не включает методик и приемов, которые есть у нас испокон веков, а потому мы немножко ее усовершенствовали. У меня есть авторская программа, по которой я готовлю бойцов. Больше ее нет нигде.
Ее же я передаю инструкторам и другим медикам, которые приходят на обучение. В ней я использую практику военно-полевой хирургии, практику экстренной скорой медицинской помощи, приемы и методики медицины катастроф, а также приемы и способы оказания экстренной помощи и эвакуации раненых, отработанные нашими дедами в годы Великой Отечественной войны.
За пять лет боев они наработали такие приемы и методики, аналогов которым нет в мире на сегодняшний день. Потому что никто больше так не воевал. Все эти уникальные приемы собраны мной по крупицам. Их я передаю дальше.
Говорят, что чрезвычайно эффективно. Много раз мы получали благодарности от бойцов, которые возвращались и говорили, что эти приемы отлично работают.
— Правда ли, что гражданские врачи относятся к тактической медицине, как к эдакому меньшему злу, считая слишком уж примитивной?
— Отчасти правда. Почему? Потому что тактическая медицина — западное веяние.
Нужно понимать, что Запад не имеет той боевой практики, которая есть у русских. Никто и никогда на Западе не воевал так, как воевали мы. Поэтому методики оказания экстренной медицинской помощи на поле боя, способы и приемы эвакуации у них довольно примитивны, а многие из них не работают вовсе, поскольку изобретены в парниковых условиях и никогда не отрабатывались в боевых действиях.
То, что есть у нас на вооружении испокон веков, предки нарабатывали годами. Это именно те методики, которые реально обкатаны на войне, реально проверены и спасли не одну сотню, а может, и тысячу жизней. Зачем же заново изобретать колесо? Зачем брать то, что не работает?
Поэтому многие медики отрицательно относятся к тактической медицине, и отчасти они правы.
— Расскажите подробнее о вашей авторской программе.
— Тут бы, конечно, вам лучше посетить наши занятия.
В первой половине дня у нас было теоретическое занятие. Мы даем краткий экскурс в анатомию. В основном рассказываем о крупнейших кровеносных магистралях человеческого организма — артериях и венах. Это нужно, чтобы бойцы понимали, что жгутуют, а что бинтуют, что будет при поражении этих крупнейших кровеносных магистралей, как это будет происходить, какой характер, какая клиническая картина.
Потому что без теории практика бесполезна. Надо понимать, что ты делаешь.
Естественно, мы предварительно рассказываем о десмургии, о перевязочных средствах, методах и приемах перевязок, которые очень просты и очень эффективны. Чтобы не было каких-то лишних узелков, лишних разрывов, сложных перекрутов, которые можно сделать в условиях медпункта, но в боевых условиях — нереально.
В процессе обучения использую некую визуализацию, которую постоянно проговаривают курсанты: темно, грязно, паническая атака, болевой шок, обстрел, контакт с противником на короткой огневой дистанции. В таких условиях им придется работать, если у них или у товарища случится ранение.
Мы постоянно включаем эти условия, выбирая наиболее сложные. И бойцы таким образом понимают, что разрывать бинтик пополам в таких условиях — это утопия и верная смерть. Делать сложные перекруты и иммобилизации — это верная смерть. Есть более простые, но действенные приемы. Их и показываем.
Далее краткий курс фармакологии. В основном речь идет об обезболивающих средствах. Мы объясняем, что это за средства, как они работают, как сочетаются, в каких дозировках применяются.
— Как вообще люди попадают в военную медицину? Насколько мне известно, сфера эта, мягко говоря, не для всех.
— Давайте уж стэп бай стэп, как говорят наши враги, американцы.
Как люди становятся полевыми хирургами? Они, конечно же, заканчивают военно-медицинское учебное заведение. Как люди становятся санитарами, санинструкторами? Видимо, по призванию. Что-то они в себе такое чувствуют, что-то толкает их. Потому они идут, обучаются и дальше работают в этом направлении.
Вообще, что такое работа медика? Это определенный дар. Это определенный талант, как талант художника. Вот либо дано тебе, либо нет. Ты либо да Винчи или Пикассо, либо нет. У кого-то просто нет этого дара. Нет определенного внутреннего уклада, нет психологического состояния.
— Какими качествами, помимо профессиональных, должен обладать военный медик?
— Да не только военный, а медик в принципе. Это постоянное непрерывное сострадание, переживание того же, что переживает пациент. Потому что если ты к пациенту ничего не чувствуешь, если не пропускаешь через себя его боль, если он для тебя просто клинический случай, то профессию лучше оставить.
Пожалуй, это главное. Там, где это заканчивается, кончается и медицина.
А чтобы узнать о прочих необходимых качествах, достаточно перечитать клятву Гиппократа. Там все детально изложено. Важно даром отдавать. Никакого стяжательства. Как только ты начинаешь ожидать какой-то награды за свою работу, а еще не дай бог требовать ее, медицина заканчивается и начинается бизнес. А бизнес и медицина несовместимы.
Поэтому второе главное качество медика — нестяжательство. Даром получил — даром отдай.
— «Наш легендарный "Добрый Кот"», сказали мне. Почему легендарный?
— Потому что за все время работы на СВО у меня не было ни одного «двухсотого». Какие бы ни случались у ребят травмы, какие бы ни случались ранения, какими бы ни были обстоятельства, но все, кто проходил через мои руки, остались живы.
Не все, к сожалению, вернулись в строй из-за полученных травм, но живы все.
— Секрет — в вашей особой методике?
— Не знаю. Секрет скорее в том, что я человек очень верующий, воцерковленный. Приступая к работе, я обращаюсь к Христу. Я говорю: «Господи, не я врач, а ты, я всего лишь инструмент в твоих гениальных и умелых руках».
И как-то все сложное сразу делается простым, все невозможное кажется обыденным. Это помогает справляться.
— Какие воспоминания вы принесете с войны? Какие истории?
— Знаете, высшей наградой, которую мне удалось заслужить тут, стали моменты, когда ребята выходят на связь или сюда возвращаются с переднего края, жмут руку, говорят: «Доктор, большое вам спасибо! Благодаря вашим знаниям я выжил». Вот это я пронесу с собой до конца дней.
Не те случаи, когда пришлось бинтовать, жгутовать, экстренно доставлять в госпиталь с остановками сердца. Такого было достаточно много. Но эти слова ценнее. Их я запомню.
— Противника лечить приходилось?
— Нет, меня бог миловал.
— Догадываюсь, что вы ответите, но не могу не спросить. А что, если придется?
— Если подходить к вопросу профессионально, то для меня не существует цвета кожи, национальности, политической или религиозной принадлежности. Передо мной лишь человек, которому больно и страшно. Потому я должен сделать то, что должен сделать, невзирая на все перечисленное.
Но я ведь тоже человек. У меня есть собственные взгляды и убеждения. Профессиональной деятельности они никак не касаются. Это уже личное.
— Вы представились врагом государства Украина. Что нужно сделать, чтобы стать таковым?
— Да ничего особенного не нужно. Вы же понимаете, что мы обучаем бойцов. Соответственно, делаем их менее уязвимыми, более квалифицированными и боеспособными, способными наносить больше урона противнику. Как же после этого не стать врагами Украины?
Но мы не враги Украины. Мы враги вот этой вот хунты, этого психиатрического отделения с Банковой. И мы куда более серьезные враги, чем рядовые бойцы, поскольку обучаем одно подразделение за другим. И я больше чем уверен, что эти нездоровые готовы платить хорошие деньги, чтобы мы прекратили готовить ребят.
Они бы хотели видеть наших бойцов абсолютно неподготовленными в плане медицины. Но нет.
— В начале СВО наблюдались проблемы с медикаментами и медицинским обеспечением. Как с этим сейчас?
— За те семь месяцев, что я здесь нахожусь, ни разу не сталкивался с проблемой отсутствия каких-либо препаратов, с отсутствием перевязочных средств. Не припомню, чтобы хоть раз солдату или офицеру было сказано, что такие-то методы диагностики или оперативного вмешательства, или симптоматического лечения не могут быть оказаны, поскольку нет условий, специалистов или чего-то еще.
Сами видите, как я укомплектован. А если зайдете в нашу медроту или в госпиталь, то увидите, что там, конечно, все в разы мощнее. Там и лучевая диагностика, и рентгенография, и методики исследования анализов.
Во всяком случае, на нашем направлении для оказания любой медицинской помощи, любого характера, есть все необходимое. Вплоть до того, что есть туберкулезный диспансер, если, не дай бог, он пригодится. Вплоть до того, что мы делаем МРТ и КТ.
Просто посмотрите на мой полевой медпункт и представьте, что есть в медроте и в госпитале.