Недаром говорят, что «история — это политика, опрокинутая в прошлое». И вполне естественно, что чуть ли не наибольшее внимание привлек один из «исторических» уроков, а именно урок «Українська революція, Голодомор 1932 — 1933 рр.» для пятиклассников, проведенный учительницей киевской школы № 250 Эллой Сытник. Про этот урок уже записали свои видеоблоги и Анатолий Шарий, и одесский журналист Юрий Ткачев.
На 20-й и 21-й минутах урока госпожа Сытник говорит:
«В марте 1917 г. в Киеве было провозглашено создание собственных органов управления — Украинская Центральная рада во главе с Михаилом Грушевским. <…> А теперь посмотрите на фотографию. Демонстрация на пересечении улицы Крещатик и Бибиковского бульвара, город Киев, март 1917 г.
У меня вопрос к вам: если вы видите такое многолюдное собрание после того, как стало известно, что в Киеве была создана Украинская Центральная рада, что хочет продемонстрировать народ? Поддержку Центральной рады или протест против ее существования? Уставший от имперской неволи украинский народ единогласно поддержал Украинскую Центральную раду. Посмотрите, сколько людей!»
Всем очевиден пропагандистский посыл этого «урока», до боли напоминающего советский исторический нарратив (ужасный царизм, «тюрьма народов», революция, принесшая освобождение, только теперь вместо «доброго дедушки Ленина» — «добрый дедушка Грушевский»).
Но даже если от него отвлечься, то все равно остается вопрос: за Центральную раду или против нее были люди, изображенные на представленной фотографии? (То, что на фотографии изображены киевские улицы в марте 1917 г., не вызывает никаких сомнений — тут ошибки точно нет.)
Сразу же нужно кое-что уточнить.
Центральная рада по состоянию на март 1917 г. — это не орган государственной власти или местного самоуправления. Центральная рада на тот момент — это всего лишь руководящий орган украинских политических и культурных организаций — по сути клуб по интересам.
Газета «Киевская мысль» называла ее в те дни «Центральным украинским советом объединенных украинских организаций» — словосочетание «Центральная рада» тогда просто-напросто не успело войти в обыденный оборот речи, а само слово «Рада» прессой еще переводилось на русский язык.
К тому же и способ ее формирования был весьма сомнительным.
Уже летом 1917 г. одному из киевских конституционных демократов, делегированному в Раду своей партией, удалось выяснить следующее:
«… Никаких выборов в действительности не было. Депутаты приехали с командировочными бумагами от различных организаций и групп. Ни число "избирателей", ни время избрания уполномоченных указано не было.
Отчетливо помню, что благодаря настойчивости нашего представителя было документально установлено "избрание" депутата города Полтавы (свыше 110 тысяч жителей) членами совета Украинского клуба. Присутствовавшие полтавцы удостоверили, что в клубе до… 100 членов. Для "выборов" даже не потрудились собрать общего собрания».
Весной же 1917 г. самочинная Рада вообще не имела никаких властных полномочий, так что люди, изображенные на приведенной в видеоуроке фотографии, никак не могли приветствовать ее в качестве новой власти Украины, а если и приветствовали, то только как одну из киевских национально-культурных организаций — с таким же успехом можно было приветствовать польский кружок «Огниво» или какой-нибудь сионистский клуб (что, впрочем, в действительности и происходило — самые разные колонны дефилировали по Киеву, а толпы зевак приветствовали их криками «ура!»).
Но вернемся к фотографии и поставленному вопросу.
Правильный ответ, вероятно, таков: большинство изображенных на «свiтлине» (именно так надо говорить на современном украинском, а то ведь слово «фотографiя» похоже на москальскую «фотографию») людей понятия не имели о существовании Украинской Центральной рады и поэтому ни поддерживать ее, ни протестовать против нее не могли.
Все дело в том, что госпожа Сытник просто-напросто взяла первую попавшуюся «свiтлину» и выдала людей, изображенных на ней, за сторонников Центральной рады. На ней действительно изображена одна из киевских демонстраций, но не украинская, состоявшаяся тремя днями позже, а общегородская — так называемый «праздник Свободы» (или «праздник революции»).
Свержение монархии в Киеве прошло практически без эксцессов, и вскоре после победы революции было решено провести в ее честь праздник. Назначен он был на 16 (29) марта 1917 г., а организатором выступил Исполнительный комитет Совета общественных организаций города Киева.
В этот теплый весенний день практически весь город высыпал на улицы — всего, по некоторым данным, в демонстрации участвовало до 200 тысяч человек (из примерно 500 тысяч жителей Киева). Колонны демонстрантов проходили мимо здания Городской думы в течение 8 часов — с 10:00 до 18:00.
Какие же лозунги звучали на этом шествии?
«Да здравствует свобода!», «Да здравствует свободная Россия», «Да здравствует свободный народ!», «Да здравствует демократическая республика!», «Свобода, равенство, братство!», «Вечная память борцам за свободу!»
Во время демонстрации участники пели разные революционные песни: «Вы жертвою пали», «Вставай, поднимайся, рабочий народ!» («Рабочая Марсельеза»). Очевидно, большая часть демонстрантов шла под лозунгами общероссийских партий меньшевиков и эсеров, а самая главная и первая по очередности колонна, состоявшая из рабочих, шла под красными флагами.
«Совет рабочих депутатов и члены комитета [Российской] социал-демократической рабочей партии приветствуют рабочих с первым свободным революционным праздником и присоединяются к шествию, став во главе его», — писал корреспондент «Последних новостей».
Но, впрочем, также были и отдельные колонны большевиков, анархистов, кадетов, различных партий национальных меньшинств… Были, конечно, на демонстрации и украинцы, но они далеко не составляли большинства ее участников.
Историк Михаил Грушевский, признанный лидер украинского движения и председатель Центральной рады, на шествие не пришел, хотя и был приглашен: он боялся простудиться без своих калош, погибших в пожаре, случившемся во время его следования в Киев.
Кроме украинской колонны, идущей под «жовто-блакитными прапорами» и с лозунгами «Хай живе вільна Україна», «Хай живе українська федеративна республіка», «Волю всім народам», была и еврейская колонна под бело-синими флагами со звездой Давида, поляки с малиновыми лентами, изображением Ченстоховской Божией Матери и знаменами повстанцев 1830 и 1863 гг. Колонна чехов прошла под красно-белыми флагами с надписями: «Да здравствует свободная Россия — покровительница чешского народа», «Свобода России — свобода Чехии», «Да здравствует независимая Чехия!».
Один из эпизодов этой демонстрации и запечатлен на фотографии, которую учительница истории попыталась выдать за митинг в поддержку Центральной рады.
Мы не знаем точно, что за группа демонстрантов прошла перед фотографом, но можно с уверенностью сказать, что это не украинцы, — их колонна, по отчетам репортеров, несла большое количество «жовто-блакитных» флагов, здесь же мы их не наблюдаем (лишь на дальнем плане есть небольшая группа со знаменами). Скорее всего, это просто солдаты и киевские обыватели, не имеющие на тот момент еще каких-то четких национально-политических убеждений.
В любом случае демонстрация 16 (29) марта 1917 г. не была украинской, хотя украинцы в ней и участвовали. И, соответственно, никаких лозунгов в поддержку Центральной рады как органа управления на этой демонстрации звучать и не могло, так как, во-первых, никакой власти у Рады еще не было, и, во-вторых, многие вообще тогда не знали о ее существовании.
Три дня спустя, 19 марта (1 апреля) 1917 г., произошла уже непосредственно украинская демонстрация, назначенная Центральной радой.
Количество участников было значительным, но все же меньше, чем на «празднике Свободы». Украинцы заявили, что в их шествии приняло участие около 100 тысяч человек, в том числе 30 или 40 тысяч солдат, но цифры эти выглядят явно завышенными.
«Киевская мысль», сочувствовавшая украинскому движению, но непосредственно к нему не принадлежавшая, посчитала, что в демонстрации участвовало «несколько десятков тысяч народа и солдат-украинцев».
Несомненно, демонстрация была весьма масштабной, показав, что украинское движение существует и может вывести людей на улицы, но все же она значительно уступала по численности общегородскому шествию.
К тому же и в украинской демонстрации участвовали не только «свідомі» украинцы, но и просто киевские обыватели-зеваки, пришедшие поглядеть на очередное красочное шествие. Да и напоминало оно порой не столько политическую акцию, сколько театральное представление.
Впереди шествия на конях ехали два казака в старинных костюмах, а за ними артист Николай Садовский в гетманском одеянии и с казацким знаменем с изображением креста, полумесяца и звезд.
Демонстранты несли до 300 знамен с надписями: «Вільна Україна у вільній Росії», «Автономна Україна», «Самостійна Україна з вільної Росією», «Федеративна Україна», «Хай живе федеративна республіка», «Хай живе соціалізм», «Воля, рівність і братерство» — лозунги, за которые сегодня вполне можно доиграться и до статьи «сепаратизм» Уголовного кодекса.
За войсками шли учащиеся военных училищ, рабочие с различных заводов и мастерских, почтово-телеграфные чиновники, служащие Юго-Западных железных дорог, пленные галичане, учащиеся высших и средних учебных заведений, колонны украинских эсеров и других партий.
Шествие сопровождали 14 оркестров военной музыки, в том числе чешский оркестр, и 8 хоров.
«Вдали, на Крещатике, послышалось пение — доносятся мужские и женские голоса… Это объединенный в тысячу голосов хор со своим "батькой" А.А. Кошицем. Как их встретили!.. А они, старые знакомые киевлян, протянувшись от дома дворянства чрез Думскую площадь до магазина Перлова, запели», — писала газета «Киевская мысль».
По большому счету, украинское шествие напоминало чем-то современное празднование «Дня святого Патрика», только вместо ирландской символики, пива и трилистников были казацкие чубы, смушковые шапки, вышиванки и хоровое исполнение «Ще не вмерла Украина».
У Софийского собора рядом с памятником Богдану Хмельницкому состоялся митинг, на который явился сам Грушевский, наконец-то доставший себе калоши.
Кроме того, выступил небезызвестный Николай Михновский — тот самый идеолог украинского сепаратизма, который пытался в 1904 г. взорвать памятник Пушкину в Харькове. Но на этот раз, очевидно, чувствуя настроение толпы, совершенно не готовой к его идеям, Михновский произнес речь, в которой «призвал свободную Украину бороться вместе со свободной Россией с темными силами и внешним врагом» (то есть с немцами). Сам Грушевский в воспоминаниях о тех днях иначе как «украинским фашистом» Михновского не называет.
По окончании митинга была принята резолюция:
«Мы, украинцы, собравшись в Киеве 19 марта на первом украинском празднике свободы, приветствуем восстановление народовластия, уничтоженного царским деспотизмом, и единогласно постановляем: поддерживать центральное правительство, помогая ему всеми силами обеспечить новый свободный порядок…»
В постановлении также было выражено стремление к автономии Украины и поручение Центральной раде достичь взаимопонимания в этом вопросе с Временным правительством.
Таким образом, лозунги и собственно украинской демонстрации не шли дальше идеи автономии Украины, причем вместе с этим провозглашалась и поддержка общероссийского Временного правительства.
В 1916 г. лидер кадетов Павел Милюков выступил со своей известной думской речью, во время которой он обвинял царское правительство во всех возможных грехах и повторял рефреном: «Что это, глупость или измена?» На это один из вождей крайне правых Николай Марков ответил, что в этой речи была и глупость, и измена.
Точно так же можно задаться вопросом и об уроке госпожи Сытник: что это — некомпетентность или необъективность?
Об «объективности», кажется, уже всем все и так ясно, но, казалось бы, можно было для своих пропагандистских тезисов подобрать хотя бы подходящую фотографию — не с общегородского «праздника Свободы», а непосредственно с украинского митинга, который также посетило весьма большое количество людей.
Но, видимо, в этом случае некомпетентность и необъективность только взаимодополняют друг друга.
Впрочем, чего госпоже Сытник лишний раз волноваться?
Пятиклассники все равно ничего не поймут, а у родителей нет никакого выбора, кроме организации домашнего образования, которое доступно лишь немногим. Да и куда идти: если это один из лучших учителей, то каковы же худшие?
Все же свои промахи госпожа Сытник вполне может списать на «пропагандистов русского мира»: раз они критикуют, значит, все делается правильно.