Тем не менее, несмотря на ряд спорных моментов, из-за которых и по сей день ломают копья профессиональные историки, образы предков, определивших ход русской истории и духовный выбор нашего народа, предстают пред нами довольно чётко, словно оживают и проживают те события вновь.
Принято считать, что Русь была крещена в 988 году от Рождества Христова. Впрочем, именно «принято считать», поскольку некоторые историки предлагают иные даты (990-й, 991-й годы), все равно где-то близко. Однако было бы неверным полагать, что до того момента русские земли были совсем незнакомы с христианством.
Апостол Андрей
Так уж совпало в этом году, что день Военно-Морского флота России, отмечаемый под бело-голубым Андреевским флагом, совпал с Днем крещения Руси. Совпадение символичное.
В русской летописной традиции сохранилось несколько вариантов предания о том, как, прибыв в Херсонес Таврический, апостол поднялся по Днепру, предсказал появление на холмах, близ нынешнего Киева, «града великого», затем побывал на месте Новгорода, воздвигнул крест возле нынешнего села Грузино («погрузив посох»), на острове Валаам водрузил крест каменный, уничтожив языческие капища и обратив в истинную веру волхвов и, наконец, отбыл в Рим.
Однако даже в древнейших летописных свидетельствах говорится о том, что апостолы на Русь «не ходили». Тем более современными учеными эти предания не воспринимаются всерьез.
Однако живший в XIX веке историк церкви, митрополит Макарий Булгаков, напротив, полагал, что в этой истории «нет ничего невероятного». И действительно — античная географическая традиция, сохранявшаяся до позднего Средневековья, полагала, что Балтийское и Черное моря разделяет не слишком широкий перешеек суши. А значит, мысль пересечь его вполне могла бы возникнуть. Тем более что современные археологи фиксируют устойчивые связи Балтики и Северного Причерноморья на рубеже эр.
Но в любом случае говорить о русах (русских) и даже славянах для I века нашей эры не приходится. Источники (как письменные, так и археологически) их не знают.
Варвары с севера
В одном из вариантов жития Стефана Сурожского рассказывается о произошедшем в самом конце VIII века налете на Сурож (ранее Сугдея, ныне Судак) некоего Бравлина, русского князя Новаграда.
Этот исторический эпизод произошел уже после смерти святого, русский князь ворвался в Софийский храм, начал грабить его, но внезапно его скрючило так, что «обратися лице его назадъ».
Почувствовав, что натворил лишнего, Бравлин приказал воинам покинуть город, оставив все ранее награбленное в Керчи и Корсуни. После чего ему во сне явился сам Стефан Сурожский, который пригрозил, что если князь не крестится, то он никогда не покинет пределов Сурожа. Воин решил не искушать судьбу, принял святое крещение, вместе с ним обратились в святую веру и его дружинники.
Где же располагался тот Новаград, откуда привел своих русов Бравлин?
Одни историки предполагают, что речь действительно идет о Новгороде, хотя, согласно общепринятой точке зрения, он был основан не ранее второй половины IX века. Другие — о расположенном неподалеку от современного Симферополя Неаполе Скифском, который, однако, прекратил существование еще в III веке н.э. Наконец третьи вспоминают о Новиодуне, что на Нижнем Дунае.
В житии святителя Георгия Амастридского описывается схожий чудесный случай, только произошедший на другом берегу Черного моря — в малоазиатском византийском городе Амастрида (ныне Амасра).
С Амастридой приключилось несчастье: «нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия».
Далее говорилось о том, что «зверские нравами, бесчеловечные делами… не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они… посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев», низвергали святыни, ставя на их месте языческие алтари, где приносили жертвы.
Гробницу святого Георгия захватчики также планировали разграбить, но внезапно у них стали отказывать ноги и руки, после чего, узнав от одного из пленников, что их поразил гнев Божий, они вернули все награбленное, освободили взятых в плен, а многие изъявили желание креститься.
Датировка нападения русов на Амастриду дискуссионна, а сведения о нападении на Сурож и вовсе малодостоверны. Вполне возможно, что оба этих житийных эпизода в той или иной степени появилось под впечатлением от нашествия русов на Константинополь в 860 году либо отражают события, связанные с этим нашествием.
Воспользовавшись тем, что византийский император Лев Первый ушел в поход на мусульман, русы напали на его столицу — Константинополь.
Одна из византийских хроник сообщает о том, что спешно вернувшийся император всю ночь молился вместе с патриархом Фотием Первым в храме Пресвятой Богородицы во Влахерне, после чего риза Богоматери была вынесена из церкви и опущена в море. А затем внезапно поднялась буря, разметавшая русские корабли.
Правда сам патриарх Фотий, очевидец и участник этих событий, посвятивший им и их последствиям несколько произведений, таких подробностей не упоминает. Он говорит лишь о том, что город был спасен упованием на Богородицу, одеяние которой, тот самый «покров», хранившийся в знаменитом Влахернском храме, пронесли по крепостным стенам: «Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины».
В позднейшем сообщении Фотий говорит о том, что вслед за разрушительным походом русы изъявили желание принять христианство и «приняли они у себя епископа и пастыря», направленных с миссией к патриарху.
«Повесть временных лет» (в отличие от Новгородской I летописи) пересказывает это событие, приписывая поход легендарным варяжским князьям Аскольду и Диру, которые, оставив Рюрика, первыми из северян прибыли в Киев.
Прибывший из Новогорода Олег сместил князей, мол, те не княжеского рода, а правят, и убил. Но и при нем — язычнике — христианство продолжало развиваться, Русская епархия преобразовалась в митрополию и вскоре поминалась в числе прочих епископий (в 891 году была 60-й в списке кафедр, окармлявшихся патриархом Константинопольским, но к началу XIV века, правда, спустилась до 77 позиции).
Сменивший своего регента Олега — сын Рюрика Игорь — довольно скоро возобновил традицию соплеменников ходить на Царьград, в 941 году он с войском вторгается в пределы империи, где его воины, по свидетельству греческих источников, «одних распинали, в других же, расстанавливая как мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в макушки голов; много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли».
Однако в целом этот поход получился для русов неудачным, поскольку ромеи пожгли корабли незваных пришельцев своим фирменным «греческим огнем». Тем не менее, через три года все-таки был заключен мирный договор, в котором говорилось, что нарушивший который «да будет клят от Бога и от Перуна», а «ратификация документа» проходила в Киеве, согласно летописи, следующим образом:
«Сложили оружие свое и щиты, и золото и присягали Игорь и люди его — сколько было язычников между русскими. А христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем, в конце Пасынчей беседы, и хазар, — это была соборная церковь, так как много было христиан-варягов».
Уже по тому, что церковь называлась соборной, можно предположить, что в Киеве она была как минимум не одна.
Христиане в Киеве
Ни для кого не является секретом, что супруга Игоря, мать воителя Святослава — княгиня Ольга, также была крещена в православие. Правда не на Руси а, согласно общепринятой версии, в самом Константинополе, под именем Елена.
Но известно, что прибыла она туда, как это ныне принято говорить, «с официальным визитом» (согласно «Повести временных лет», в 955 году, в то же время по составленному для ромейского имератора Константина Багрядородного сборника «О церемониях», получается что событие произошло двумя годами позже) вместе с неким священником Григорием, что позволило, например, археологу, слависту, академику РАН Бонису Рыбакову утверждать, что княгиня прибыла в Царьград уже крещеной.
И, кстати, в описании самого приема в вышеупомянутом сборнике о крещении также ничего не говорится, а спустя век византийский хронист Иоанн Скилица, говоря о православии Ольги, также ничем не намекает на то, что таинство происходило в Константинополе:
«И жена некогда отправившегося в плаванье против ромеев русского архонта, по имени Эльга, когда умер её муж, прибыла в Константинополь. Крещёная, и истиной вере оказавшая предпочтение, она, удостоившись великой чести по этому поводу, вернулась домой».
Тем не менее «Повесть временных лет» рассказывает совсем другую историю, больше напоминающую красивую легенду, полностью отмести которую, впрочем, мы тоже не можем.
Согласно ей византийский император Константин Багрянородный, узрев красоту русской княгини, потерял голову и предложил ей стать царицей, то есть его супругой. На что гостья отвечала: «Я язычница, если хочешь крестить меня, то крести сам, иначе не крещусь». Государю пришлось уступить требованию прекрасной гостьи, которую крестил сам патриарх в главном храме Константинополя — храме святой Софии, а восприемником стал его сын и соправитель — император Роман Второй. После чего Константин вновь предложил Ольге стать его женой, на что та ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это — ты сам знаешь».
После чего Константину не оставалось ничего иного, как признать свое поражение и отпустить Ольгу домой с богатыми дарами. И не только: положение крестной дочери императора сильно продвигало Русь в существовавшей иерархии средневековых государств.
Впрочем, по всей видимости, подобное положение не давало русскому государству то, чего во всяком случае хотела амбициозная Ольга, поэтому буквально через пару лет после ее возвращения из Империи Ромеев она направляет послов к германскому королю, будущему императору Священной Римской империи с просьбой прислать епископа и священников.
Следует учесть, что на тот момент церковь еще не раскололась на восточную и западную, но Рим и Константинополь уже существовали достаточно удаленно друг от друга, в том числе и обрядово, находясь в глухом противостоянии. Папский престол направил на Русь епископа Адальберта, будущего архиепископа Магдебурского, которому удалось продержаться на русских землях всего два года, после чего он был выслан оттуда сыном Ольги — убеждённым язычником князем-воителем Святославом, а некоторые его соратники были и вовсе убиты.
По всей видимости, подобным тактическим ходом княгине удалось добиться уступок от Константинополя (правда, история умалчивает каких), в ответ Киев отправил в помощь ромеям своих воинов, воевавших с арабами на острове Крит.
Предание говорит, что Ольга склоняла к принятию православия и своего сына Святослава, но тот до конца своих дней оставался ярым язычником. Впрочем, специально гонений на христиан (случай с западными христианами Адальберта — исключение) не делал, да и соратникам своим креститься не запрещал, правда, не упуская случая высмеять их выбор.
Из истории Ольгиного внука Владимира, вышедшего победителем из борьбы за Киевский престол, мы знаем эпизод о варягах-христианах, принявших мученическую смерть от киевских язычников.
«Повесть временных лет» описывает эпизод, произошедший после удачного похода киевского князя на прусское племя ятвягов в 983 году. Чтобы поблагодарить идолов за дарованную победу, было решено совершить человеческое жертвоприношение, и жертву должен был определить жребий, который пал на Иоанна — молодого человека, сына варяга-дружинника Федора. Про обоих известно, что оба были христианами, при этом Федор ранее служил у ромеев, где и крестился.
«И сказал варяг: «Не боги это, а дерево: нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны руками из дерева. Бог же один, Ему служат греки и поклоняются; сотворил Он небо, и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам».
Посланные ушли и поведали обо всём людям. Те же, взяв оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял на сенях с сыном своим. Сказали ему: «Дай сына своего, да принесём его богам». Он же ответил: «Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына. А вы-то зачем совершаете им требы?» И кликнули, и подсекли под ними сени, и так их убили», — завершает рассказ летописец.
Если эта история достоверна, то вполне возможно, что произошедшее, особенно стойкость отца и сына христиан-варягов, оказали на Владимира сильное впечатление. Вероятно, именно с этого момента он начал искать Бога…
