Лидер полузапрещенной сейчас КПУ был тогда едва ли не самым популярным политиком Украины — не в силу своих выдающихся личных качеств, а лишь потому, что он олицетворял собой Компартию, которая находилась на пике своего политического влияния. На парламентских выборах 1998 года коммунисты взяли наибольшее количество голосов — поскольку наевшиеся «лихих девяностых» граждане активно ностальгировали по социальной стабильности советской эпохи и в основном связывали свои надежды именно с партией Симоненко.
Стоит заметить, это были последние сравнительно честные выборы в украинский парламент — когда кандидатов из народа еще не отсеивал существующий сейчас де-факто имущественный ценз. Так что в составе фракции КПУ оказалась целая группа по-настоящему простых украинцев — включая выходцев из глубокой провинции, шахтеров и учителей, которых и близко не встретишь в нынешнем составе Верховной Рады, превратившейся в закрытый клуб для ставленников олигархических кланов.
Коммунистическая партия Украины имела в то время огромный кредит общественного доверия и поддержки. Я убедился в этом в ходе предвыборной кампании: тогда я объехал всю Украину вместе с группой своих товарищей-комсомольцев, которые учились вместе со мной на социологическом факультете Киевского политеха, во главе с моей одногруппницей Натальей Медушевской-Жежук, которая поныне считается самым молодым депутатом в истории Украины. Мы побывали в глухих карпатских селах и на огромных заводах Юго-Востока, спустились в шахту «Ореховская», расположенную в городе Молодогвардейске, были в рабочих общежитиях и на руинах процветавших когда-то колхозов, в больницах и школах, на огромных вещевых рынках — и везде общались с массой людей, которые по-настоящему ненавидели действующую власть.
Многие из них голосовали в прошлом за Леонида Кучму, мечтая увидеть в нем кого-то вроде украинского Лукашенко. Однако они были жестоко обмануты — поскольку политика украинского президента была направлена на закрепление господства сложившейся в девяностых элиты и институциализацию сложившегося в те годы неравенства, разделившего украинцев на огромную массу нищих и кучку сверхбогачей-олигархов с прислуживающей им клиентелой. На пути становления этой системы Кучма всеми силами добивался покровительства со стороны США. И его пресловутая многовекторная стратегия на деле сводилась к хорошо знакомой нам продаже интересов своей страны — во имя процветания президентского окружения, которое как раз начало размещать свои акции на лондонской бирже и делало закрытые вклады в знаменитых швейцарских банках, охотно декларируя ради этого свое «цивилизационное стремление» в Европу и НАТО.
Все это заставляло украинцев с надеждой смотреть на кандидата от коммунистов — тем более что тогдашнее поколение еще не испытало на себе массированной обработки националистической пропагандой и хорошо помнило советское время, где были не только минусы, но и очевидные по итогам «реформ» плюсы. Люди понимали, что победа Кучмы закрепит их бесправие и нищету, и многие из них вполне были готовы бороться с властью путем протеста. Это показали так называемые походы на Киев, которые устраивали в те годы КПУ, СелПу, СПУ и ПСПУ — когда тысячи людей, безработных, селян и шахтеров, шли пешими колоннами через всю Украину, чтобы устроить массовые акции в центре Киева.
Власть понимала эту угрозу — и всеми силами пыталась противостоять левым. Банковая использовала для этого буквально все существующие способы. Она умело разделила левых политиков, превратив их в дерущихся между собой конкурентов, устроила массовые фальсификации, которые стали прообразом разрекламированной сейчас «Сетки», и всячески терроризировала агитаторов Симоненко, не останавливаясь перед избиениями и арестами. Именно этим занимались в те дни будущий президент Виктор Янукович и люди из специфического окружения Рината Ахметова, которые активно боролись в Донецке с «красной угрозой» — и находились в одном политическом лагере с поддерживающими Кучму националистами.
Коммунисты не могли защитить выбор своих сторонников — и Запад, и Борис Ельцин видели Леонида Кучму своим кандидатом, не мешая ему нарисовать правильные результаты выборов. Однако у Симоненко оставалась возможность оспорить их результаты, объявив о массовых вбросах и подтасовках, которые фиксировались практически повсеместно. Это наверняка позволило бы Компартии мобилизовать в свою поддержку массу возмущенных объявленным результатом людей и создать протестную коалицию левых парламентских сил, контролировавших большинство голосов в Раде. И в этой ситуации, учитывая реальное соотношение сил в травмированной антисоциальными реформами Украине, все могло бы прийти к чему-то совсем иному, чем будущие Майданы — радикально изменив социально-экономический и внешнеполитический курс Украины.
Я присутствовал при разговорах решительно настроенных депутатов, которые настойчиво предлагали этот вариант действий Петру Симоненко, в чудовищно прокуренных комнатах его штаба — и знал, что такие же разговоры велись тогда с Александром Морозом, на которого нажимали его радикально настроенные однопартийцы. Они тоже хотели драться — и к этому были готовы многие люди на шахтах и заводах страны. Однако ведущие левые политики Украины выказали в те дни полную бесхребетность и гнилой конформизм. Запуганные или подкупленные, они отказались от продолжения борьбы — и это стало огромным разочарованием для веривших в них избирателей, среди которых доминировали миллионы жителей индустриального Юго-Востока.
Популярность Симоненко начала рушиться на глазах — так же стремительно, как прежде росла, вместе с рейтингами левых партий, которые методично зачищались администрацией Леонида Кучмы. И уже на следующих парламентских выборах 2002 года протестно настроенный электорат начал переходить в лагерь Виктора Ющенко, под совершенно другие лозунги и знамена. А президентские выборы 2004 года дали лидеру КПУ жалкие 4% народной поддержки и закончились Майданом, заложившим основы для националистического курса с кабальной зависимостью от Запада, которым поныне продолжает идти Украина.
