Обстрелы Донецка, как ни страшно звучит, уже стали обыденностью. Российский город живет под артиллерийским огнем. Фактическая, контролируемая граница огромной страны проходит по линии фронта. Когда рубежи России двинутся вперед — неизвестно.
А пока корреспондент издания Украина.ру узнавал, как выглядит обыденная жизнь в этом регионе.
На станции техобслуживания работники переговариваются вполголоса — решают, кому из них сообщать уехавшему из Донецка мужчине, что его дочь убита, а жена — в больнице. Желающих нет.
Недалеко от СТО, в доме, в груде кирпичей, присыпанная бетонной крошкой, глядя глазами в небо, — крыша была пробита, — лежит мертвая девушка. Во дворе стоит большой дорожный чемодан на колесиках. То ли хозяева собирались в дорогу, то ли его выбросило взрывной волной.
Группа полицейских и журналистов сидит под стенкой, прислушиваясь к звукам выстрелов. «Выход! — Едем отсюда!» Украинская артиллерия продолжает громить Донецк.
В поселке Горняк тоже слышна канонада, а в одном из домов хозяйка показывает разнесенное взрывом окно: «Думала, что это самая безопасная комната». И хвалит спасателей из МЧС: приехали сразу. А ремонтники и коммунальщики — так вообще будничные герои, работают и под огнем.
В здании рядом «разобрана» крыша — к счастью, никто не пострадал.
Официальный телеграм-канал сопроводил новости об артиллерийских ударах по Донецку припиской, больше похожей на заклинание: «Берегите себя и родных, постарайтесь не выходить из дома без лишней надобности».
…
— Прилетало туда, туда и туда, — так в Донецке знакомят с видом из квартиры. Обстрелы стали обыденностью, жизнь замирает только на какие-то минуты, а потом возобновляется вновь.
…
Донецкий правозащитник, представитель фонда Verum Иван Копыл по пути на место очередного обстрела рассуждает, что работа следователей, работающих по преступлениям украинских силовиков не только в Донецке, но и вообще на новых территориях, стала рутинной.
И ее, работы, столько, что следователи не успевают.
«Под мостом, между Северодонецком и Лисичанском, лежал труп мужчины с завязанными глазами, со связанными, по всей видимости, руками. Судя по позе, его застрелили, поставив на колени.
По состоянию тела ясно, что он был убит еще когда на этом рубеже стояли украинские войска. Сколько раз сообщал об этом — мне отвечали, что эксперты-криминалисты разрываются, не успевают на все случаи, столько всего», — вспоминает Копыл.
В Донецке же на место сразу приезжают криминалисты, затем эксперты из Совместного центра контроля и координации, описывают и протоколируют прилеты, которые давно перестали быть сенсацией. Занимаются скучным делом, чтобы ежедневная трагедия города была зафиксирована документально.
Позиции начинаются сразу за Донецком, фактически война идет в Донецкой агломерации.
Водитель военного транспорта, пролетая по трассе, ведущей на запад, кивает на поселок справа: «Тренировочная база "Шахтера", был наш клуб...» Обладатель Кубка УЕФА, многократный чемпион бывшей УССР, чья основная форма носила практически «колорадские», «сепарские» цвета — оранжевый и черный, был гордостью донецких.
— А сейчас не ваш?
— Сейчас… Они же уехали следом за [украинским олигархом Ринатом] Ахметовым. Раньше на обочине рядом с базой их тренировочной даже остановиться было нельзя, даже если колесо пробило. Охрана выбегала и требовали уехать или утащить машину. Ну, свалили они отсюда сразу, в [20]14-м. Теперь во Львове, вроде, у них дом…
На самом деле официально основным стадионом «Шахтера» является киевский стадион, хотя несколько домашних матчей черно-оранжевые действительно провели на «Арене Львов». Но военному водителю, мобилизованному дончанину, хочется усилить степень предательства некогда родного клуба — с востока футболисты поехали в «бандеровскую» столицу.
Впрочем, особого зла на футболистов он не держит: понимает, что для тех все было несерьезно, кроме высоких зарплат.
— Там же легионеры, мулаты какие-то играли. Мы-то черные от угольной пыли, а они… тоже «шахтеры». Они играют, мы воюем, — неполиткорретно шутит шофер.
На позициях среди мобилизованных немало настоящих шахтеров. В землянках луч фонаря выхватывает лица возрастных мужиков. Неразговорчивых и и лаконичных: «Задачи выполняем. Какие поставит командование. Точно и в срок».
Перед линией траншей плотно раскиданы мины — на случай прорыва украинских войск. А еще гостей встречают звонким лаем собаки. «Тихий», боец батальона, с одобрением вспоминает: «У нас собаки тоже были на позициях. Еще до специальной военной операции спасла парней, лаяла и не пустила по дороге. А там украинская ДРГ (диверсионно-разведывательная группа. — Прим.ред.) прошла, мины поставила. Жизнь сохранила пацанам».
«Тихий» воюет с дофевральских времен, с 18 лет. Никакой другой профессии, кроме военной, у него нет и не было — редкий случай в батальоне мобилизованных. Он мариуполец: решил, получив повестку из украинского военкомата, что в «Збройных Сылах» служить не будет, а вот на противоположной стороне, в ополчении, ему самое место.
И уехал с подконтрольной тогда Киеву территории, чтобы стать «сепаром» и «боевиком».
В город детства и юности «Тихий» заходил со штурмом. Шел, чтобы свести счеты с теми, кто терроризировал Мариуполь годами.
«У меня враг — "Азов"*, "Айдар"*, [батальон] "Донбасс", 93-я (93-я отдельная механизированная бригада ВСУ. — Прим.ред.). Они работали хорошо, группы диверсионные, получше наших», — отмечает «Тихий».
Правда, за несколько месяцев спецоперации хорошо натасканные части оказались выбиты, а сейчас на той стороне — немало наемников, уверяет боец.
«Тот состав, который готовили восемь лет, он уже не жив, новых набирают, но состав послабее. Дээргэшники есть, но вряд ли это украинские», — предполагает он.
На вопрос, где хочется жить — в Мариуполе или в Донецке, парень колеблется: «В Донецке вроде как привык уже… А, может, и в Мариуполь вернусь».
«Сначала надо победить, там видно будет», — подытоживает «Тихий».
* Организация признана экстремистской, ее деятельность запрещена в России.