Вадим (имя изменено по просьбе собеседника) проводит экскурсию по Мариуполю, чтобы объяснить, почему в городе идут упорные бои. У него было много связей в украинских силовых структурах — не со всеми он свел знакомство по своей воле. С началом так называемой Антитеррористической операции — боевых действий в Донбассе — разнообразные силовики регулярно отбирали у его коллег строительную технику. «Милиция, а потом и полиция не принимали заявления. А если и принимали, то писали «неизвестные люди в масках», — показывает он жестом, как будто пишет, как дежурно полицейские заполняли протоколы.
Из окон дома Вадим видел войну, как и многие мариупольцы. Что-то успел снять на смартфон. «Они их на пену монтажную лепили. Их пытались взорвать снайперы, били из винтовок, но не получилось ничего», — показывает он фото — установленные на дороге в центре Мариуполя мины. Из полусферы торчит антенна. Несмотря на то, что эти устройства выглядят забавно и видны издалека, бед они наделали. Сгоревший бронетранспортер тому подтверждение — механик-водитель маневрировал среди взрывных устройств и подставился под удар из гранатомета из дома напротив.
К боям на улицах «Азов», по его словам готовился: Вадим показывает, где были огневые точки украинских военных. Снайперы, пулеметчики и гранатометчики постоянно меняли позиции — окна и этажи. Мариуполь — город металлургов представляет собой практически идеальную крепость, считает он, помимо «Азовстали» и Комбината имени Ильича, конструкции которой изначально проектировались с огромным запасом прочности, в центре города есть много домов с подвалами, устроенными еще в советское время как убежища на случай ядерной войны. «Ребенком еще туда лазил, все содержалось в идеальном порядке. Готовились к войне, она пришла», — спокойно говорит Вадим.
Советские архитекторы и строители оказали услугу оборонявшимся в зданиях «азовцам», солдатам и офицерам Вооруженных сил Украины (ВСУ). А использование мирных жителей украинскими военными в качестве фактически заложников обрекло штурмующих на крайне медленное продвижение.
А все это вместе должно было показать упорное сопротивление полка российским и донецким войскам. «У них доступ ко всем картам, схемам, подземным коммуникациям. На завод загоняли бронетехнику и артиллерию. «Азов» учили восемь лет, готовили не только к городским боям, ко всяким боям, инструкторы были, в Урзуфе они стояли, у них был большой пансионат красивый. Куда угодно они жить не пойдут (…). Они гордятся тем, что они злодеи. Нет смысла их этим упрекать. Российская пропаганда этого не понимает. Даже если их перестреляют всех, они будут для кого-то героями», — объясняет Вадим.
Украинская же пропаганда по накалу промывания мозгов, по его словам, ничем не уступала советской — с привлечением детей и молодежи, созданием отвратительного образа врага и эффективным террором. «Вот «азовец» приходит в школу к ребятам, которым по 10-15 лет, Вадим указывает на разбитое здание школы. — Одет отлично — снабжение полностью с Запада, вплоть до носков, модно подстриженный, с наколками, которые просвечивают сквозь одежду — это молодежи нравится. Приходит и говорит: «Мы ж украинцы…» Хорошо работали — не то слово. Воспитание — на уровне советского. Формировали привлекательный образ дерзкого человека».
«Мальчику лет 10-12, часов десять вечера, обычно подростки в этом время в гаджетах сидят, а «Азов» тут устраивает факельное шествие. Дают флаг мальчику, файер. Родители отпускают на демонстрацию, даже если не сильно довольны — а то есть вариант стать неблагонадежным. Это у вас в России свобода, а тут… И дети маршируют по центральной улице ночью — такой восторг, они это запомнят на всю жизнь», — Вадим ведет мимо сгоревшего драмтеатра, внутри которого чудом уцелели афиши, фойе и зрительный зал здания стали местом не постановочной, а реальной трагедии — здание было взорвано.
С постановками и театральными эффектами у украинской власти все было хорошо, отмечает Вадим. «Патриотов» воспитывали многочисленными общественные и политические организации — от созданной при «Азове» партии «Национальный корпус» до фанатских группировок при футбольных клубах — все они работали строго на одну цель: из детей и подростков должны были получаться украинские националисты. И получались. «Потерянные родителями дети оказываются в Нацкорпусе», — с горечью заключает Вадим.
Массовость и уличная активность были сильной стороной украинской политики. «2014-й год, Мариуполь, все эти события видел на видео в интернете. Тогда свезли сюда со всей Украины, как я их называю бомжей — каких-то непонятных типов. Я смотрю на номера машин вокруг митинга, они все неместные. Самые близкие с Бердянска. Но им надо было показать, что Мариуполь — це Украина», — «экскурсовод» Вадим проходит ставшую банальной инсталляцию — большие буквы — признание в любви своему городу.
В окрестностях Комбината имени Ильича на троих российских военных, идущих, прикрывая друг друга, короткими перебежками, выезжает велосипедист. «Документы… Отойти на метр», — старший группы одной рукой наработанным движением встряхивает паспорт с тризубом так, что тот разворачивается на странице с пропиской. «Ты ж не здесь живешь. Что здесь делаешь? Что в сумке?», — военный с рыжеватой бородой чуть наклоняет голову в ожидании ответа.
Велосипедист торопливо выворачивает содержимое рюкзака — бутылки и жестяные банки: «Алкоголь, если честно. Привез сюда, меняться на еду». Получив паспорт, не сразу попадает ногой по педали, но наконец молниеносно скрывается во дворе. Военные продолжают двигаться вдоль улицы.
Свою подозрительность старший группы объясняет тем, что украинские военные развернули террористическую войну на улицах города — боевики не только прикрываются, но и притворяются мирными жителями. «Сопротивление идет сильно и исподтишка, переодеваются в гражданскую форму одежды ночью, ставят растяжки, где ходят мирные жители, ставят противотанковые мины, работают снайперские группы (…). Из-за того, что противник переодевается под гражданских, несем потери», — признает он.
«На пункте выдачи помощи, убили волонтера с близкого расстояния, две девушки, вероятно «азовцы» или «айдаровцы» (бойцы батальона «Айдар» — Прим.ред.), подошли нанесли четыре выстрел под бронежилет (…) Они террористы, они не военные, они ячейка террористическая, никакого воинского духа у них нет», — противника военный описывает уверенными четкими фразами. Потом таким же уверенным движением дает знак группе — продолжаем движение.