Ранним ноябрьским вечером Брэндон Брайант, бывший офицер ВВС и, пожалуй, самый известный изобличитель программы военных беспилотников в мире, сидит на диване в отеле на Манхэттене и пишет письмо президенту Обаме. Он три года критически высказывался о том, как управлял дронами в Ираке, Афганистане, Пакистане, Йемене и Сомали — где, согласно отчёту, помог убить 1 626 человек, — но сейчас никак не может подобрать правильные слова. «Я не хочу, чтобы это звучало слишком формально, — волнуется он, вычеркивая строки из блокнота, в котором обычно пишет стихи. — По письму должно быть видно, что оно от нас, а не от наших юристов».
Майкл Хаас, его бывший коллега, сидя на полу, играется с копией черепа, из которой еще один бывший оператор дрона, Стивен Льюис, собирается сделать бонг. У бара сидит высокий, угрюмый ветеран Киэн Вестморлэнд и их юрист Джезелин Рэдэк, которая специализируется на изобличителях — она даже работала со Сноуденом. В городе они собрались из-за американской премьеры норвежского документального фильма о программе военных дронов США, в котором появляются Брайант и Хаас. В их письме Обаме, которое они планируют доставить в американский офис газеты Guardian на следующий день, объясняется, как эта четверка поняла, что программа дронов — это расточительное злоупотребление властью, основанное на лжи и вызывающее появление большего числа противников, чем её операторы когда-либо смогут уничтожить.
В конце концов Брайант показывает остальным свой блокнот. «Кажется, я изложил все наши мысли, так? В общем, тут говорится, что, как нам кажется, с нами обращались как с дерьмом, а программа дронов должна стать прозрачнее».
«Ага, этого я и хочу» — с готовностью соглашается Хаас.
Хаас и Брайант поддерживали контакт с тех пор, как ушли из ВВС, переписываясь о разных гиковских вещах, и время от времени вспоминая службу. Вестморлэнд, который отвечал за связь в программе, присоединился к ним после того, как увидел интервью с Брайантом по телевидению. Он всегда держит при себе множество таблеток, в том числе литий, чтобы оставаться на ногах и справляться с кошмарами и другими симптомами стресса. «У меня кровь на руках. И я хочу знать, зачем это всё было», — говорит он.
Стивен Льюис, последний изобличитель в группе, занимался «ударами по предполагаемым террористам» — когда цель выбирается исходя из её поведения, а не идентификации личности. В общем, если ты похож на боевика и ведешь себя как боевик, ЦРУ выпустит по тебе ракету Hellfire. «Это были не особенно точные удары», — вспоминает Льюис. Он нервничает больше других. Помимо регулярных миссий с Хаасом и Брайантом на устоявшихся театрах военных действий, Льюис также выполнял частные поручения, помогая ЦРУ с выбором целей для сверхсекретных и сомнительных с точки зрения закона убийств в Пакистане.
«Льюису надо быть осторожнее. В ЦРУ не любят, когда бывшие работники рассказывают о том, чем они занимаются», — сказал мне ранее Хаас.
Вся неделя прошла под знаком паранойи. Четыре изобличителя — каждый с почетом уволенный из ВВС — получали угрозы от незнакомцев и терпели унижения от бывших друзей и коллег, которые назвали их предателями. Каждый уверен в том, что АНБ за ними следит. Хаас и Брайант даже разработали собственный код для всей цифровой связи. Брайант рассказывает о том, что год назад с ним связались люди из ФБР и сообщили, что он попал в список целей ИГИЛ; как они сказали, из-за болтовни в соцсетях он навлекает на себя еще большую опасность. «Мой компьютер отнюдь не чист», говорит он, уверенный в том, что все его подключенные к интернету устройства прослушиваются.
Исследование 2013 года, проведенное Центром по наблюдению за здоровьем вооруженных сил (Armed Forces Health Surveillance Center), показало, что офицеры, дистанционно управляющие воздушной техникой, страдают проблемами с душевным здоровьем. Помимо прочего, у них наблюдался посттравматический синдром, как и у обычных боевых летчиков. Но хотя дроны Predator («Хищник») и Reaper («Жнец») были любимыми орудиями двух правительств, на удивление малое количество бывших операторов описывали свой опыт работы в программе. На следующий день четыре бывших офицера, сидящие в этой комнате, станут самыми заметными лицами движения против боевых беспилотников в США. Они надеются, что цифры окажутся достаточно красноречивыми, что в открытую заговорив с президентом о некомпетентности и пренебрежении человеческой жизнью, они смогут предложить альтернативу той основной военной стратегии, которую в правительстве готовят на поколения вперед.
Война с террором ведется из горстки приземистых зданий на базе ВВС «Крич» в городке Индиан Спрингс, штат Невада. Он расположен в сорока милях к северу от Лас-Вегаса и состоит из нескольких десятков трейлеров, заправки Shell и круглосуточного бара с пивом, сомнительной едой и игровыми автоматами. Раньше здесь была еще одна заправка и казино, но теперь эта территория обнесена укреплениями и колючей проволокой. Вокруг неё редко что-то двигается — разве что патрульный внедорожник охраны, или серый беспилотник, отрабатывающий взлет и посадку.
Три взлетно-посадочные полосы базы «Крич» по форме напоминают крест, лежащий на земле. С одной стороны располагается автобаза, казармы, тренажерный зал, церковь, здание закрытого казино и командные пункты 17-й и 11-й эскадрилий воздушной разведки. 11-я занимается тренировкой, а 17-я — сверхсекретными миссиями, устраняя цели по указанию ЦРУ. «Здания семнадцатой обнесены стеной, чтобы никто не знал что там происходит. Но мы, конечно же, знали, потому что операторами в семнадцатой были мудаки, которые постоянно рассказывали о том, что вытворяли в Пакистане, и об убитых ими людях» — рассказал мне Майкл Хаас во время своего первого за долгое время визита на базу.
Хаас служил в «Крич» с 2006 по 2011 годы. Когда он попал на базу, всех новоприбывших офицеров собрали в большом зале. Хааса перевели из техасского города Сан-Анджело, где он обучался разведке — изучал перемещения противника по спутниковым снимкам. На момент прибытия он всё еще не знал, в чем будут заключаться его обязанности на новом месте.
Хаас записался в ВВС за два года до этого, еще когда учился в выпускном классе старшей школы. Патриотизм тут был ни при чем: «Я пошел в армию ради льгот. Не хотелось, чтобы родители влезали в долги ради моего обучения в колледже. Рекрутер пообещал мне место в штабе, где не надо будет воевать».
Рядом с ним в холле военной базы стоял Брендон Брайант, с которым Хаас подружился еще в Сан-Анджело. Он тоже не знал, чем они будут заниматься в «Крич». Свет погас, в колонках заиграло мощное вступление к песне Creeping Death группы Metallica. Огромный экран по центру зала ожил, начав показывать фотографии огромных взрывов. Машины, здания и люди, попадавшие в перекрестье прицела, исчезали в пламени. В зале послышались одобрительные выкрики. Хаас и Брайант посмотрели друг на друга. Высокий, грузный офицер с квадратной челюстью выключил экран. «Джентльмены! — пророкотал он. — Добро пожаловать в «Крич». Пока вы здесь, ваша работа — это взрывать всякое дерьмо и убивать людей!»
Дневная смена в «Крич» начиналась в 07:30. После утреннего инструктажа и краткого теста на знание правил безопасности пилоты и операторы сенсоров направлялись в наземную станцию управления — обычную хижину с двумя креслами и несколькими экранами. Там часто отключался кондиционер, оставляя операторов вариться в собственном соку. У всех операторов были позывные, как у обычных военных летчиков. Хаас получил свой после одной особенно жаркой смены: SMOB, от фразы «здесь так жарко, что я чую запах собственных яиц (Smell My Own Balls)». Большинство смен проходили без событий, дрон просто нарезал круги над безжизненным ландшафтом. «Если кресла уже были откинуты, когда ты приходил на смену, сразу было понятно, что делать будет нечего. То есть тебе, скорее всего, придется провести остаток дня, разглядывая пустоту на экране. А если ты заступал, когда в Афганистане было утро, ты занимался тем, что смотрел как мужчины ходят посрать у себя на заднем дворе. Всего я видел где-то 400 мужиков, справляющих нужду», — рассказывает Хаас.
В продолжающейся войне с террором военные дроны предоставляют спокойствие вместе с возможностью низвергнуть огненный дождь смерти на кого угодно, не подвергая опасности жизни солдат. Однако, за несколько прошлых лет в эффективности дронов как стратегического средства по уничтожению терроризма стали сомневаться в высших кругах армии США. В своей речи перед Советом Чикаго по глобальным делам (Chicago Council on Global Affairs) в 2013 году генерал в отставке Джеймс Картрайт, бывший вице-председатель Объединенного комитета начальников штабов и советник Обамы, заявил: «Мы видим последствия. Если ты пытаешься решить проблему с помощью убийств, как бы точен ты ни был, людям это всё равно не понравится, даже если цели — не они».
Точное число ударов с дронов, произведенных в Афганистане, неизвестно, однако согласно последнему отчету Центрального Командования войск США, в 2012 году было осуществлено 245 ударов. С 2004 по 2016 годы беспилотная программа ЦРУ унесла от 2 000 до 4 000 жизней в Пакистане. При этом, по данным лондонского Бюро расследовательской журналистики, 965 из них — мирных жителей. Также США убили нескольких собственных граждан, среди которых особенно примечателен американский священник Анвар аль-Авлаки, убитый в Йемене в 2011 году, вместе с 16-летним сыном, который был убит двумя неделями позже в ходе еще одного удара с использованием дронов. В прошлом году во время «удара по предполагаемым террористам» ЦРУ в Пакистане был случайно убит Уоррен Вайнштейн, американский гуманитарный работник, взятый в заложники Аль-Каидой.
По словам полковника в отставке Лоуренса Вилкерсона, ветерана Вьетнама, работавшего в качестве главы администрации госсекретаря Колина Пауэлла, атаки американских беспилотников служат призывом для врагов США. «Наблюдая за тем, как мы сейчас действуем, нельзя не заключить, что дроны помогают вербовщикам террористов. Есть трусливая империя, убивающая их с небес и единственный способ ответить — нанести ассиметричный удар. Их действия выглядят для нас как терроризм, но по сути, мы сами не оставили им других вариантов».
И это не беспочвенное заявление. Во время заседания судья спросил Файзаля Шахзада, пакистано-американца, признанного виновным в попытке взорвать бомбу на Таймс-сквер в 2010 году, почему тот хотел убить так много невинных людей. На что Шахзад ответил: «Ну, дроны в Афганистане и Ираке… убивают женщин, детей, убивают всех». По словам Шахзада Акбара, юриста по правам человека в Пакистане, «Лидеры Талибана говорили, что после каждого удара с дронов ряды их террористов-смертников пополняются… Пока мы говорим, в Северном Вазиристане Талибан бесплатно раздает диски с видеозаписями жертв атак беспилотников».
По сообщениям Бюро расследовательской журналистики, за первые два месяца года в Пакистане произошел один удар с дрона, жертвами стали 5 человек; в Йемене было четыре удара, а в Афганистане более 50. ВВС и ЦРУ также осуществляли полеты дронов в Сирии и Ираке, где их целью было ИГ. Обама, при котором было совершено в пять раз больше ударов с дронов, чем при любом другом президенте, вряд ли поменяет стратегию.
Немногие лидеры президентской гонки заинтересованы в сокращении использования дронов. Бывший госсекретарь Хиллари Клинтон назвала такие авиаудары одной из самых эффективных антитеррористических стратегий страны. Из всех кандидатов только Берни Сандерс усомнился в программе. В интервью каналу ABC он признал, что у ударов с дронов есть определенные стратегические преимущества, но также добавил: «Были случаи, когда они оказывались совершенно контрэффективными и вызывали только больше проблем. Из-за невинных жертв против Америки выступают даже нейтрально настроенные жители региона».
Разумеется, дроны убили больше боевиков, чем гражданских — и спасли жизни бесчисленного множества американских солдат. Осенью прошлого года с помощью дрона был убит Джихади Джон, член ИГ, известный по роликам на YouTube, где он обезглавливает заложников. Без дронов-разведчиков не была бы обнаружена база в Абботтабаде, где бойцы SEAL Team Six убили Усаму Бен Ладена. И цифры говорят о том, что ЦРУ постепенно учится избегать жертв среди гражданских, особенно по сравнению с наземными операциями, вроде операции «Острый режущий удар» (Sharp Cutting Strike), попытки Пакистанской армии избавиться от терроризма, в ходе которой миллионы жителей страны потеряли дом. «Помните, что террористы, на которых мы охотимся, бьют по невинным людям и количество жертв среди гражданских от ударов дронов меркнет по сравнению с тем, сколько мусульман погибло от рук террористов. — сказал Обама в своей речи в 2013 году. — Так что бездействовать — не вариант».
Большинство критиков не требуют отменить военные беспилотники совсем — их беспокоит только частота ударов и некомпетентность людей, осуществляющих программу. Во время войны во Вьетнаме Вилкерсон провел 1 000 часов, летая над джунглями в небольшом разведывательном вертолете. Он понимал, что нашел врага, только когда по нему начинали стрелять из-под крон деревьев. Такой была воздушная разведка до появления дронов. Но даже признавая тактическую выгоду от использования беспилотного летательного аппарата — кстати, его сын сейчас служит оператором дрона — он выступает против того, насколько центральной и секретной частью американской военной доктрины они стали. «Меня особенно обеспокоило, когда Обама утроил использование вооруженных дронов, поскольку не хотел рисковать жизнями солдат. — объясняет он. — Из-за этого американцы просто забыли о том, что мы всё еще убиваем людей».
В 2007 году Брайанта и Хааса перевели на авиабазу «Неллис» в пригороде Лас-Вегаса. Во время одной из первых миссий Брайанта армейский конвой, за которым он наблюдал на пустынной дороге Ирака, подорвался на самодельной мине. Брайант бессильно наблюдал, как трое американцев истекали кровью. «После этого мне захотелось убивать. Я всё еще помню ту ярость».
Такой шанс предоставился ему через несколько недель. Он увидел на своем экране, как три боевика направлялись на помощь солдатам Талибана, ведущим бой с американцами. Брайант нацелил на них лазер — выпускает ракету не оператор, а пилот, но оператор при этом тоже должен удерживать цель. Он так стискивал курок, что его костяшки пальцев побелели. Ракета Hellfire превышает звуковой барьер практически сразу же после запуска, так что звуковой удар слышен на земле еще до взрыва. Брайант видел, как один из троих боевиков пытался предупредить остальных, а потом по ним ударила ракета.
«Их тепловизоры погасли из-за жара от взрыва. Когда всё остыло, я увидел на месте двух из них дымящуюся воронку. Третьему парню оторвало ногу, теплая кровь из неё хлестала на землю. Я смотрел на него через инфракрасную камеру, пока он не остыл и не слился с цветом холодной земли.»
Это было первое убийство Брайанта, но не последнее. Однажды он убил небольшую группу предполагаемых боевиков и их верблюда, пока они спали. После этого он сел в свою машину и разрыдался. Хаас запускал ракету только единожды, но вспоминал, как другие члены эскадрильи наносили сомнительные удары. Однажды он видел видео, на котором коллега выпустил ракету Hellfire в раненого бойца, ползущего по земле.
Льюис целый месяц наблюдал за мужчиной, сын которого погиб из-за удара ЦРУ. «Я не имел ни малейшего понятия о том, что это за человек. Я знал только, что он был толстым, лысым и ходил вразвалку» — рассказывает Льюис. Почти всё свое время этот человек проводил дома с женой и двумя дочерьми или у соседей. «Было видно, что он всем нравится. Популярный был мужик». В первую пятницу каждого месяца после обедней молитвы мужчина садился на свой мопед и ехал почтить память своего сына. Во время одного из таких визитов на кладбище командование приказало Льюису подтвердить личность мужчины. Ракета ударила, когда он ехал домой. «У него загорелись ноги, — вспоминает Льюис. — Он обернулся и в этот момент вторая ракета влетела прямо ему в лицо».
За тысячи часов, которые оператор дрона проводит в станции наземного управления, редко что-то случается. «Ты проводишь кучу времени, таращась на то, как на экране крутятся здания. Так и с ума сойти можно», — вспоминает Хаас. Большинство операторов придумывают способы борьбы со скукой. Хаас и его пилот играли в морской бой в таблицах Excel. Зачастую они просто спали в своих креслах. Брайант, который не мог спать дома из-за кошмаров, обнаружил, что станция — одно из немногих мест, где он мог нормально вздремнуть. Однажды он за две недели прочитал десяток мистических фэнтезийных детективов.
Иногда операторы вмешивались в процесс, чтобы побыстрее закончить смену. И Хаас, и Брайант двигали камеру из стороны в сторону, пока её не клинило. Другие операторы выяснили, что с выпущенными шасси дроны сжигают больше топлива и, следовательно, раньше возвращаются на землю.
Но пока одни операторы начали ломаться в условиях дистанционной войны, другим эта работа нравилась. «Я знал одного парня, который вытатуировывал у себя на ребрах ракету Hellfire за каждый нанесенный удар, — вспоминает Брайант. — Другой нанес на шею татуировку в виде слова Infidel (неверный — ред). Ну то есть там были реальные, стопроцентные психи, которые хотели только убивать. Каждый раз, когда кто-нибудь выпускал ракету и она убивала людей — при этом помните, что мы почти всегда были не на 100 процентов уверены в том, кого убили — это становилось поводом для праздника. Люди давали друг другу пять и радовались. Это было отвратительно».
Одна из самых странных особенностей управления дроном — это то, что ты по сути находишься в двух местах одновременно. Почти весь день ты летаешь на высоте 7,5 километров над Афганистаном, Пакистаном, Сомали, Йеменом или Сирией, но стоит выйти из станции управления и ты оказываешься в пустыне неподалеку от Лас-Вегаса. Сразу после убийства людей в Афганистане ты мог зайти за туалетной бумагой в супермаркет. Брайант почти все свободное время играл в World of Warcraft. Хаас пил так много, что ему стали звонить обеспокоенные родители, которым приходили выписки трат по его кредитной карте. «Работа истощала тебя. Были ограничения того, сколько можно отлетать за неделю и месяц, но их никто не придерживался. Было ли на дворе Рождество, День Благодарения, День Независимости — неважно, ведь по сути мы всегда находились на войне. Все устали и потеряли форму из-за безумного расписания, сломавшего нам все циклы сна», — признается Хаас.
Его способы примирения с реальностью стали всё более деструктивными. «Это был ******* [невероятно сложная ситуация]», — так Хаас отзывается о тех временах. Помимо алкоголя, он стал нюхать соли для ванн перед, после и даже во время смен. Также Хаас обнаружил, что если он выпивал достаточно, то ему запрещали выходить на смену. «Было много кокса, спидов и всякого такого. Все пили. Мы называли алкоголь топливом для дронов, потому что вся программа на нем работала. Если наверху и знали, то не подавали виду, но я уверен, что они должны были об этом прознать. Ведь это было повсюду».
В конце концов Хаас сдался и перенял образ мышления своих однополчан, благодаря которому они убивали со спокойной душой: «Ощущение власти, которое приходит, когда ты смотришь на человека без его ведома и знаешь, что можешь мгновенно его убить, затягивает. Ты перестаешь считать людей на экране людьми. Иначе можно просто сойти с ума. На экране они были точками. Муравьями. Разве наступив на муравейник, вы переживаете об этом? Такой и была наша работа. Детей мы называли «террористами-недоростками» или «будущими террористами». Говорили о том, что траву надо стричь, чтобы не росли сорняки. Говорят, что дроны дегуманизируют свои цели, но это же происходило и с нами. Ну то есть, что за люди вообще могут такое говорить?»
Дом в Йемене, разрушенный ударом американского беспилотника в сентябре 2012 года. По данным армии США, в результате удара были убиты шесть исламистов, но йеменское правительство утверждает, что жертвами стали тринадцать мирных жителей. Фото: Reuters
Правительство начало использовать дроны во время президентства Билла Клинтона, когда директор ЦРУ Джеймс Вулси узнал, что братьям Блу из Калифорнии удалось собрать работающий беспилотный наблюдательный самолет. Вулси связался с ними и договорился о поставках наблюдательных дронов правительству США. Однако дебют дронов как оружия случился только спустя годы. «В начале президентства Джорджа Буша было много споров о том, надо ли вооружать эти штуки. До этого они использовались только для разведки, наблюдения и рекогносцировки, а суть дискуссии заключалась в том, правильно ли вооружать их с точки зрения этики, морали и закона. Но все соглашались с тем, что это серьезное решение и его нужно как следует обдумать», — рассказывает полковник в отставке Вилкерсон, который в то время был советником госсекретаря Пауэлла.
И Пентагон, и Белый дом изначально были против, до тех пор, пока беспилотник не нашел Усаму Бен Ладена в Афганистане летом 2001 года, что значительно повлияло на дискуссию. "А потом случилось 11 сентября и теперь все высказывались только за — ЦРУ вооружало свои дроны и ВВС хотели того же. Больше никто не сомневался", — вспоминает Вилкерсон.
Сейчас, 15 лет спустя, атаки с беспилотников стали обычной практикой. В прошлом году издание Intercept опубликовало документы, детализирующие текущую цепочку команд, сопровождающих запуск. Центральное или Африканское командование — в зависимости от того, о каком регионе идет речь — связываются с председателем Объединенного комитета начальников штабов; министр обороны связывается с группой людей из кабинета министров и с главами АНБ и ЦРУ — все вместе они называются Комитет глав. И в конце концов их рекомендацию приносят президенту, который дает разрешение на нанесение удара по цели. Но, судя по документам, президент одобряет не каждый удар. В таких случаях у Объединенного командования спецоперациями и его операторов есть до двух месяцев, чтобы сколько угодно стрелять по целям.
Но пока приказы ходят туда-сюда в высших эшелонах, проблемы рядовых операторов ВВС никуда не деваются. Как говорится в записке от высокопоставленного военного офицера, которую в прошлом году удалось получить The Daily Beast, текучка персонала ставит под угрозу работу программы. Ранее в прошлом году генерал Марк Уэлш, глава кадрового отделения ВВС, заявил, что они теряют 240 операторов в год, тренируя при этом только 180. В сентябре прошлого года в ВВС создали специальную программу в попытке избавить персонал дронов от некоторой доли стресса. Также зарплата операторов стала выражаться в шестизначных цифрах. Но текучка не уменьшилась. «Количество увольняющихся за 2015 год не стало меньше. Может быть даже больше», — говорит Ньюэлл.
Четыре изобличителя опубликовали свое письмо Обаме в Guardian 18 ноября. Следующие несколько дней стали кутерьмой из пресс-конференций и интервью. Они говорили перед заполненным залом в FitzGibbons Media. Журналисты The Intercept пили с ними коктейли. Хаас, Льюис и Вестморлэнд сняли специальный сюжет для NBC News. Но правительство молчало. Хотя, через 15 минут после одного интервью, Льюису предложили вакансию в Управлении морской разведкой. «Они прослушивали наши телефоны и всё слышали. Вот и попытались купить его», — говорит Вестморлэнд.
Неделя кончается и каждый идет своим путем. Льюис, который, по его словам, все еще страдает от посттравматического синдрома, живет со своей девушкой в Сан Антонио, где он работает в Walmart. Вестморлэнд недавно бросил работу оператором лыжного подъемника в Таосе, Нью-Мексико, чтобы полностью посвятить себя борьбе за прозрачность программы использования дронов. Хаас, который живет рядом с родителями в Неваде, удалил свой аккаунт в Facebook и перестал давать свой e-mail и номер телефона из-за троллей и постоянных угроз. Брайант переехал в Норвегию, чтобы найти уединение; ему всё еще снятся кошмары, в которых вокруг его кровати собираются все убитые им люди. «То, что мы делали, рвет душу на части, — говорит он. — Участие в программе беспилотников — это безумие, от которого невозможно избавиться».
Вегас Тенолд
Адаптивный перевод: Артём Слободчиков Apparat.cc
