Поэзия после Освенцима. Французский, немецкий, румынский и еврейский поэт Целан родом из Черновцов

Писал он действительно на немецком, но центральное произведение творчества Целана – стихотворение "Фуга смерти" была переведена на большинство европейских языков и традиционно упоминается в связке со знаменитыми словами Теодора Адорно о том, что "писать стихи после Освенцима – варварство". Русская переводчица Целана Ольга Седакова, рассказывая о своей работе над его текстами, покаянно добавляет к Освенциму ГУЛАГ. Поэт не только писал после концлагерей Второй мировой, но и на своей шкуре испытал, что это такое, писал о горьком опыте Холокоста, будучи евреем, а по выражению итальянского поэта Андреа Дзандзотто писал свои стихи "по пеплу Освенцима".

"Фуга смерти", словно "Герника" Пабло Пикассо или фильм Элема Климова "Иди и смотри", "Апофеоз войны" Василия Верещагина или "Живые и мертвые" Константина Симонова – поэма войны в её обнажённом, чистом виде, одни из самых страшных и поэтичных слов, сказанные о Холокосте.

"Фуга смерти" – действительно фуга, то есть стихотворение, построенное по образцу полифонической музыкальной формы, написанное в особом стиле – без знаков препинания и на постоянных повторениях одних и тех же фраз (тем), с убийственно пронзительными образами:

Центральный образ фуги – "Смерть – это немецкий учитель", нацистский офицер, он требует, чтобы евреи играли ему на скрипке, он прямо говорит им, что вскоре все они умрут, он противопоставляет свою возлюбленную – золотокосую Маргариту – абстрактной (библейской) Суламифи, на чьи косы оседает пепел, делая её седой:

В "Фуге смерти" многое можно считать фирменным, авторским почерком поэта: многократное, нагнетающее, очень музыкальное повторение одних и тех же фраз-мотивов, библейские имена и отсылки к Священному писанию (Торе), безграничная горечь и тоска.

"Задача Целана – созидательная, а не разрушительная. Это созидание после краха. Тогда как жест Рембо, жест романтизма – скорее бы всё рухнуло, всё лживое, ханжеское, лицемерное, всё, что заслоняет и подменяет главное! Это совсем не тема Целана – и уже не тема нашего времени. Все крушения такого рода уже произошли. Да, у Целана особая вещественность. Персть, глина, как в его "Псалме", – свежая память о том, что человек вылеплен из этого вещества и в него возвращается. Привычной для нас спиритуализации этой "персти" нет в помине", - пишет Седакова.

Филолог Павел Рыхло называет Целана интернационально "европейским" поэтом, другие критики называют его "очень русским" за схожесть и лингвистическую близость с Мандельштамом, которого Целан очень любил, самому поэту, в определенные периоды его жизни, были близки идеи сионизма, или, по меньшей мере, как сам он писал жене – "катастрофы еврейства".

"Моё молчание, наверное, понятнее, чем твоё, потому что тьма, которая навязывает его мне, старше…", - писал он в письме возлюбленной Ингеборг Бахман, отец которой был нацистом. Она была моложе Целана всего на шесть лет, но в год их знакомства – 1948 – память о войне и Холокосте была еще слишком остра и свежа, поэт всегда говорил, что чувствует себя стариком.

Холокост забрал у Пауля родителей. Сам он, проходя во Франции медицинские подготовительные курсы, в свои 19 лет видел немецкую Хрустальную ночь и польские погромы, на что поэт реагировал очень остро, хотя и писал в воспоминаниях: с антисемитизмом встречался довольно часто еще в детстве, в румынской школе.

Когда в уже советские Черновцы, где Целан, учась романском университете, выучил русский, украинский, идиш и английский языки, вошли немцы. Семья его, совершенно очевидно еврейская, эвакуироваться не успела, и поэт оказался в Черновицком гетто. На экскурсии по истории Холокоста на Буковине всегда показывают не только место сожженной нацистами черновицкой синагоги, но и листки с переводами Целана – он адаптировал сонеты Шекспира на знакомые языки прямо там, в гетто, между выполнением принудительных работ.

После гетто был концлагерь Тэбэрэшти в Валахии, в 1944 году Целану удалось сбежать оттуда и вернуться в освобождённые Черновцы, потеряв всех родных:

"Выпал снег, сумрачно. Месяц уже
или два, как осень в монашеской рясе
мне тоже принесла весть, листок с украинских склонов:

Жена поэта – Бахман, француженка и верующая католичка иллюстрировала сборники его стихов. Она считала, что критики и пресса "форсируют" еврейскую тему в поэзии Целана, называя его трагизм "общечеловеческим". Сам поэт, впрочем, с этим согласен не был: одним из своих лучших переводов он считал русско-немецкий перевод "Бабьего Яра" Евгения Евтушенко, в 1969 году ему удалось исполнить мечту погибшего отца, убежденного сиониста – поехать в Израиль.

В этой поездке он активно участвует в литературной жизни страны, выступает с лекциями и семинарами в Тель-Авиве и других городах, встречается с советскими эмигрантами. Возвращение во Францию, где поэт жил с 1948 года, было оказалось безрадостным – поэта ждала депрессия и самоубийство. Целан покончил с собой в Париже, в 1970 году.

Целан считается поэтом, которого трудно читать. Некоторые критики уверены, что читать его можно исключительно в оригинале, другие – что читать его стихи можно только евреям.

Совершенно особенная пластика и мелос его языка, образы, где Румыния – страна буйволов, октябрь – погребенный месяц, а жук-летунец – изгнанник, бывают туманны, запутаны, подчас религиозны и зашифрованы в неожиданные музыкальные и литературные аллюзии. Тем не менее филолог Сергей Аверинцев считал Целана "самым значительным немецкоязычным поэтом послевоенной Европы", а память о нем сохраняют не только Черновцы и Париж, но и горькая россыпь его собственных стихов, и многочисленные переводы Поля Верлена и Стефана Малларме с французского, Сергея Есенина и Александра Блока на русском, Джона Донна, Джеллу Наума, Джузеппе Унгаретти, и многих других великих мастеров.