Александр Графф родился в 1899 году в деревне Валява Киевской губернии (ныне Черкасская область). Его отцом был школьный учитель из русских немцев, женившийся на дочери местного егеря.
Гражданская война Александр Бармина
Когда в семье возникли материальные затруднения, маленького Сашу отправили к деду и бабке, которые жили в селе недалеко от Умани, в беленой хате, окруженной вишневым садом. В своей автобиографии Бармин описывает Умань как «маленький город на Украине со смешанным русско-еврейским населением». Он оставил любопытные описания своего деревенского детства в малороссийской глубинке. Его бабушка была грамотна, а на сельской ярмарке, помимо фруктов и овощей, можно было купить резиновый мяч или «книги в красивых цветных обложках, в которых были русские народные сказки».
Через некоторое время родители разошлись, мать переехала в Вильно и забрала туда Александра. Однако начавшаяся вскоре Первая мировая война вынудила их эвакуироваться в Гомель, где Александр встретил Февральскую революцию и впервые столкнулся с большевиками и их агитацией, которая произвела на подростка некоторое впечатление. Осенью 1917 г. его отправили учиться в Киев в 4-ю гимназию.
Бармин так описывает Киев тех дней и настроения его обитателей:
«Рада определила Киев столицей Украины. Но благодаря колониальной политике прежнего режима, в Киеве, как и в любом крупном городе на Украине, подавляющее большинство составляло русское население. Рабочие симпатизировали большевикам и отвергали Раду. Чиновники, богатые русские купцы и промышленники надеялись, что контрреволюция восстановит "единую и неделимую Россию" и разделается с сепаратистскими республиками. Значительная часть средних слоев общества и русской интеллигенции выступала против Рады, поскольку ее политика "украинизации" ставила их в неустойчивое положение — людей с урезанными правами».
Особо выделяется в мемуарах украинизация армии. Сперва при власти Центральной Рады для войск «была придумана… импровизированная военная форма, в основе которой была традиционная сельская одежда — широкие казацкие шаровары и папаха, украшенная желто-голубыми лентами. Нам, мальчишкам, очень нравился этот военный маскарад». Затем, когда гетман Скоропадский в последние дни своего режима попытался переориентироваться на Антанту и русских белогвардейцев, «националистические желто-голубые символы абсолютно исчезли. "Вот и закончился весь этот украинский балаган", — подумал я, увидев такие разительные перемены в облике военных», — вспоминает Бармин.
Когда в Киев вошли сбросившие гетмана войска Петлюры, он «ожидал увидеть кавалерийские эскадроны в украинской форме, но с удивлением увидел тысячи саней и подвод, на которых двигались взбунтовавшиеся крестьяне. Толпа крестьян смешалась с солдатами без каких-либо знаков различия. Многие были опоясаны крест-накрест пулеметными лентами, за поясом у многих были гранаты. Эта толпа была вооружена самым невообразимым оружием от мушкетов до примитивных пик… Среди флагов, которые несла толпа, было намного больше красных флагов, чем желто-голубых».
Никакого участия в революционной деятельности гимназист Александр Графф не принимал, но в Киеве стала настолько часто меняться власть, что пришлось выбирать свое место. Под влиянием гимназического приятеля Александр стал большевиком и в очередной их приход на Украину записался в РККА и вступил в партию. По собственным словам, он получил боевое крещение в боях против зеленых атаманов Струка и Терпило и вскоре выдвинулся в командиры батальона. Затем были бои против наступавших на Киев с запада петлюровцев и отступление из города, зажатого в клещи украинцами и белыми.
Вскоре Бармин был назначен комиссаром полка:
«Это был новый полк, сформированный из остатков трех полков, расформированных после оставления Киева. Некоторые бойцы были из частей Якира, который присоединился к нам, — но в каком состоянии! Два из каждых трех бойцов были без сапог и одеты в лохмотья. Несмотря на то, что на мою долю выпали меньшие испытания, я тоже, хотя имел высокий служебный ранг, выглядел не лучше. Мои сапоги почти развалились, сквозь дыры в брюках выглядывали колени, а гимнастерка совсем потеряла свой цвет, если он когда-то у нее был. Я выглядел под стать своему полку.
В ходе многомесячных боев и отступления по лесам к северу от Киева наша дивизия потеряла половину своего состава и командование отдало приказ о нашей передислокации в Центральную Россию для переформирования».
Бармин оказался в Гомеле, зажатом межу поляками и белыми, а потом участвовал в возвращении красных в Киев:
«На Крещатике мы получили первый опыт уличных боев. Здесь гражданская гвардия и враждебно настроенное население помогали белым, ведя огонь из окон и бросая нам на головы все, что попадалось под руки, — камни, куски металла, предметы мебели, обливали кипятком. После ожесточенных боев мы были вынуждены отступить».
Он неточен в своих мемуарах, описывая участие в городских боях под началом Якира, видимо, за давностью лет перепутав два события: кратковременный захват Киева красными в октябре 1919 г. и отступление белых из Киева в декабре того же года, когда город достался красным почти без боя.
Из ГРУ в США
Александр Графф принял участие в советско-польской войне, сперва наступая на Варшаву, а затем панически отступая от польской столицы. После окончания войны Графф был направлен на курсы командиров в Москву, а там, будучи достаточно толковым, он сумел попасть в Военную академию, на её восточное отделение, которое готовило военных разведчиков.
С начала 20-х Графф, получивший фамилию Бармин, занимал ряд дипломатических должностей в восточных странах: Афганистане, Персии. В действительности это было лишь прикрытие, а работал он на Разведупр, который позднее переименуют в ГРУ.
В 30-е Бармин-Графф работал во Франции и Греции. Будучи человеком весьма и весьма умным, он еще в середине 30-х понял, к чему все идёт, и после судебной расправы над Зиновьевым и Каменевым понял, что грядет большая и кровавая зачистка. Летом 1937 года, не дожидаясь отзыва в Москву, он бежал из Греции во Францию, где обратился за политическим убежищем.
Опять же, понимая, что во Франции его вполне могут достать, он вскоре перебрался в США, где уже мог чувствовать себя в безопасности. Там он активно начал разоблачать советские порядки и написал целую книгу: наполовину она была биографией, на другую половину — описанием нравов и порядков в СССР.
Он сформулировал свою собственную теорию, согласно которой Сталина окончательно подтолкнула к репрессиям популярность Кирова. Тот будто бы на словах был другом Сталина, но на деле не был согласен с его жесткой политикой и выступал за более мягкий путь «партийной демократии». Поскольку популярность Кирова в рядах номенклатуры неуклонно возрастала, Сталин решил избавиться от него руками удачно подвернувшегося сумасшедшего, а затем начать глобальную зачистку партии.
Интересно, что во многих источниках до сих пор утверждается, что Бармин якобы был троцкистом, но это не совсем так. Сам Троцкий действительно был взволнован бегством Бармина и через своих людей пытался наладить с ним контакты, но вскоре охладел, потому как тот был полностью разочарован в социалистических идеях.
Если сам Троцкий считал СССР «деформированным, но все-таки пролетарским государством», то Бармин пришел к выводу о полной невозможности реализации марксистских идей по причине того, что бюрократия быстро становится новым правящим классом, перераспределяя блага в свою пользу и полностью обнуляя все теоретические преимущества плановой экономики своей неповоротливостью и зарегулированностью.
Он пришел к выводу, что советский социалистический эксперимент обернулся провалом, потому что «советская бюрократия во всех отношениях превратилась в новый класс эксплуататоров. Формально она не обладает собственностью, но она контролирует государство, которое владеет всем».
Стоит отметить, что Бармин был одним из самых осведомленных беглецов по состоянию на 1937 год. Например, он достаточно близко дружил со старым большевиком, 1-м заместителем наркома иностранных дел Николаем Крестинским, главой ТАСС Яковом Долецким, старым большевиком, руководителем советского кино Борисом Шумяцким. Хорошо знал Павла Аллилуева — брата жены Сталина, а также сталинского секретаря Александра Поскребышева.
Так что его книга использовалась советологами как ценный источник. В США Бармин получил гражданство и был достаточно активен. После начала мировой войны он прекратил критику СССР и Сталина и начал выступать в поддержку предоставления ленд-лиза Москве и даже поступил на службу в американскую армию.
Позднее он перешел в Управление специальных служб США — предтечу ЦРУ, где оставался вплоть до окончания Второй мировой.
После ухудшения отношений между бывшими союзниками и начала Холодной войны Бармин стал одной из самых востребованных эмигрантских фигур. Он даже выступал в сенате на инициированных Маккарти слушаниях по делу о коммунистическом заговоре в Америке.
«Почему русские такие злые»
Интересно, что Бармин стал своеобразным предтечей Солженицына. В том плане, что он одним из первых подметил одну особенность американской пропаганды, которую можно сформулировать так: «метят в коммунистов, а попадают в русских».
Как известно, Солженицын долго и упорно полемизировал с западными советологами и пропагандистами на тему того, что те возлагают ответственность за все грехи коммунистов исключительно на русских, а все остальные советские народы объявляют их жертвами, в то время как русским коммунизм навязали силой и они вообще главные пострадавшие.
За три десятилетия до Солженицына этот же путь проделал Бармин. В 1948 году он разослал по американским газетам гневное письмо, которое так и назвал «В защиту русского народа». Он писал:
«"Почему русские такие злые и мерзкие?"
Под таким заголовком одна из крупных американских газет анонсировала публикацию статьи, посвященной советской внешней политике. В этом же духе высказался один из ведущих конгрессменов, требуя призвать к порядку этих "азиатских варваров".
Это лишь два из тысяч подобных высказываний, которые получают все большее хождение в США, отражая растущее убеждение американцев в том, что "русские" являются неблагодарными; они одержимы подозрительностью; они ненавидят американцев и презирают демократию; они нагло и жестоко подавляют свободу и человеческое достоинство угнетенных народов; это варвары, которые несут нищету, ненависть, террор и хаос народам Европы и Азии.
К несчастью, в этих высказываниях не проводится грань между русским народом и коммунистической олигархией, которая управляет русским народом с помощью жестокого террора…
Это несправедливо не только по отношению к русским или к американцам, но и по отношению к остальному миру. Такой подход намеренно исключает русский народ из числа потенциальных союзников демократии в ее борьбе против тоталитарной советской империи. Как человек, родившийся в России, я тяжело переживаю эту несправедливость. Как новый американец, преданный интересам свободы, я потрясен политической глупостью, в результате которой мы отталкиваем от себя 200 миллионов человек…
Нашим действительным союзником во время войны был не Кремль, а масса простых русских людей. Это они принесли в жертву 10 миллионов своих сыновей для того, чтобы защитить свое Отечество. Сегодня они такие же, как были тогда, когда американцы приветствовали их массовый героизм. Они не только не отвечают за политику своих абсолютных властителей, но они даже лишены возможности высказать свое мнение.
Нагнетание антирусской кампании в США, в отличие от антисоветизма, представляет опасность. Эта ошибка может привести к ненужной войне, которой можно избежать. До тех пор, пока американская политика не научится проводить это тонкое различие, она будет идти в ложном направлении…
За железным занавесом в условиях тоталитарного общества живет несколько сотен миллионов людей. Это наши союзники, если мы сами не отнимем у них надежду на освобождение».
***
Хотя Бармин родился и вырос на Украине, откуда уехал в Москву только в 20 лет, он вообще не затрагивал «украинский вопрос». Лишь в мемуарах о Гражданской войне воевавший с петлюровскими атаманами Бармин уделяет украинскому внимание национализму. Но затем к этому сюжету, который в начале 50-х стал довольно популярен на Западе усилиями эмигрантов, более не возвращается.
Стоит отметить, что некоторое влияние в США он имел. Бармину удалось завести знакомства в высоких кругах. После войны он вообще породнился с бывшим президентом США, женившись на внучке Теодора Рузвельта.
После создания «Голоса Америки» Бармин на протяжении нескольких лет возглавлял русский отдел радиостанции. Позднее работал советником в USIA — глобальном правительственном медиахолдинге, частью которого был «Голос Америки».
В последние годы Бармин был основательно позабыт. Третья волна эмиграции принесла новых знаменитостей, которые были хорошо осведомлены о положении дел в современном, брежневском Союзе. В начале 70-х Бармин окончательно отошел от дел и вышел на пенсию. В декабре 1987 года он умер в возрасте 88 лет.
