О том, что немцы могут оккупировать Киев, стало ясно ещё в начале июля, когда вермахт почти с ходу прорвал укрепления на старой границе Украины и приблизился к внешнему обводу прикрывавшего город Киевского укреплённого района. В своей произнесённой 3 июля речи Иосиф Сталин требовал, чтобы земля под оккупантами «горела». В осаждённом Киеве готовились выполнить этот приказ Верховного буквально.
Скажем сразу. На сегодняшний день доподлинно неизвестно, кто именно и какими приказами распорядился взорвать здания на центральной улице города — Крещатике. Часть документов, в первую очередь из архива ФСБ, засекречена до сих пор. Часть документов сгинула в Киевском котле. Из тех обрывков информации, которая попала в руки исследователей, складывается следующая картина.
Минировали город не чекисты, а военные.
Работы над созданием радиоуправляемых фугасов, подрыв которых мог осуществляться с расстояния в несколько сотен километров, начали вестись в СССР ещё на рубеже 20-30-х годов в Особом техническом бюро выдающимися советскими инженерами Владимиром Бекаури и Владимиром Миткевичем.
Наверняка многие видели, как придуманного британского агента 007 Джеймса Бонда какие-то полусумасшедшие люди в белых халатах снабжали какими-то последними техническими новинками. В СССР такие товарищи существовали на самом деле. Одной из их смертоносных новинок стала радиоуправляемая мина БЕМИ. После ареста и расстрела Бекаури её новая модификация получила нейтральное наименование Ф-10.
Мина представляла собой ящик-радиоприёмник, который работал на определённой жёстко зафиксированной частоте, указанной в маркировке на её корпусе. Кабелем мина крепилась ко второму такому же по размеру ящику-аккумулятору. К ним в комплекте имелся прерыватель, он включал и выключал питание, благодаря чему аккумулятор разряжался значительно медленнее и его хватало не на сутки, а на 40-60 дней. К мине крепилась длинная многометровая антенна-провод, которая могла прятаться под штукатуркой, в вентиляционной шахте, в дымоходе или даже в присыпанном землёй ровике на глубине в десяток сантиметров.
Мины Ф-10 поступили на вооружение отдельных армейских рот и взводов специального минирования (НКВД, несмотря на заявления многих публицистов и историков, здесь ни при чём).
Уже на 21-й день Великой Отечественной войны 12 июля в зданиях занятого частями вражеского 56-го моторизованного корпуса города Струги Красные с расстояния около ста пятидесяти километров были взорваны три фугаса с зарядом по двести пятьдесят килограммов каждый. Это был первый в истории случай применения радиофугасов.
Затем взрывы прозвучали в Выборге. На этот раз их жертвой стали финские оккупанты. Советские минёры подорвали 17 зарядов мощностью от полутораста килограммов до четырёх с половиной тонн.
В Киеве минированием занялись три отдельных взвода специального минирования при Юго-Западном фронте.
Командовал сапёрами командир инженерного управления 37-й армии полковник Александр Голдович, его участие подтверждается наградным листом. Координировал минирование представитель Генштаба, капитан инженерных войск Хилякин.
Одним из взводов командовал будущий известный украинский цирковой деятель, сценарист-мультипликатор Михаил Татарский (отец знакового советского режиссёра-мультипликатора Александра Татарского («Пластилиновая ворона», «Падал прошлогодний снег», «Следствие ведут колобки»). В мемуарах он упомянул об этом эпизоде биографии:
«Действовать нам приходилось преимущественно ночью. Бойцы были одеты в обычные робы сантехников, размещались в палатках. Во взводе спецназначения — две автомашины с радиостанциями, несколько грузовиков, мотоцикл с коляской… Выкопанную землю ссыпали в мешки или на плащ-палатку очень аккуратно, вениками подметали мельчайшие кучки. Радиоуправляемые мины и фугасы мы устанавливали на протяжении августа-сентября 1941-го на всех участках фронта. В частности, на Житомирском шоссе, около Мышеловки, Совок, около хутора Красный Трактир, в районе Сырца. Все заряды сработали нормально, по радиосигналу. А в Киеве было значительно тяжелее… Но всё же своё задание выполнили успешно…»
В первую очередь в городе минировались инфраструктурные объекты — электростанции, водокачки, мосты, а также здания в центре города, где предположительно в случае захвата Киева немцы разместят свои наблюдательные посты, склады, оккупационные службы и офицерские гостиницы.
Инфраструктуру подорвали 18 и 19 сентября при отступлении, свет и вода надолго пропали, и киевлянам пришлось вспомнить, как освещать своё жильё свечами и лучинами, носить воду из колодцев, колонок и даже Днепра.
После прихода немцев первый взрыв прозвучал 20 сентября 1941 года, на второй день оккупации, — на воздух взлетела смотровая площадка Верхней Лавры.
Здесь погиб самый высокопоставленный из убитых в боях за Киев немецких офицеров, начальник артуправления 29-го армейского корпуса полковник Ганс-Генрих фон Зейдлиц-унд-Голау. Вместе с ним было ликвидировано всё его управление. Один из офицеров 29-го корпуса записал в своём дневнике:
«Жители уже вчера указывали, что это место, возможно, минировано русскими. Сапёры обыскали весь район, но взрывчатых веществ не нашли. Взрыв отнял у нас много офицеров, унтер-офицеров и солдат… Сейчас же, после взрыва площадки, последовал второй взрыв вблизи цитадели, разрушивший дом и этим перегородивший улицу, — чего, собственно, и добивались».
Командира одного из отдельных взводов специального минирования противнику захватить всё же удалось, им называют некоего лейтенанта Бориса Левченко, якобы располагавшего детальным планом расположения части заложенных в Киеве зарядов. Он вызвался лично поучаствовать в масштабном разминировании, которое оккупанты провели 22 сентября.
28 сентября начальник киевской полиции рапортовал об обезвреживании 670 мин. Их извлекли из зданий Оперного театра, Госбанка, Университета, Владимирского собора, правительственных зданий. Из одного только музея Ленина немцы извлекли 3,5 тонны взрывчатки и мину Ф-10. Они зафиксировали эту операцию на кино- и фотоплёнку, выставив штабель ящиков со взрывчаткой на всенародное обозрение.
Но все мины немцам обнаружить всё-таки не удалось.
В районе полудня 24 сентября взрывы прозвучали в центре города. Сначала на воздух взлетели здания на углу Прорезной и Крещатика. Знатоки творчества писателей-юмористов Ильфа и Петрова знают, что до революции в этом месте промышлял, «работая» слепым, герой романа «Золотой телёнок» Михаил Самуэлевич Паниковский.
Первым взорвалось здание бывшего «Детского мира». В нём на первом этаже располагались жандармерия и склад, на который у населения принимали реквизированные под угрозой смерти радиоприёмники. Прямо на мостовой грудой валялись также принимаемые от киевлян противогазы. На верхних этажах магазина располагалась офицерская гостиница.
Почти одновременно разлетелось располагавшееся на другой стороне Прорезной здание кинотеатра «Спартак», над которым до войны размещалась одноимённая гостиница. Немцы здесь организовали комендатуру, в которую постоянно стояла очередь, — оккупационные власти обязали встать всех работоспособных киевлян на учёт, указав свою рабочую специальность.
Затем одно за другим стали взрываться и другие здания.
На чердаках и верхних этажах многих домов в центре города во время его подготовки к обороне разместили ящики с бутылками с зажигательной смесью. Предполагалось, что во время уличных боёв защитники Киева будут забрасывать ими с крыш и из окон вражескую бронетехнику. Теперь бутылки стали с треском детонировать и вызвали мощный пожар. Возникавшие вдоль улиц аэродинамические трубы перебросили пламя на другие улицы.
Немецкие солдаты, полицаи, жители города бросились на крыши, чтобы тушить разлетавшиеся головни, предупреждая распространение пожара на другие районы города. Деревянные перекрытия старых домов горели, словно порох.
Пожарные колонки после подрыва водокачки стояли сухими, тушить пожар было нечем. Пожарные машины уехали в эвакуацию вместе с боевой техникой 37-й армии Власова и сгинули в «котле». Самолётами немцы доставили в Киев длинные пожарные шланги, через Пионерский парк дотянули их до Днепра и стали качать воду оттуда. Однако какие-то подпольщики стали резать шланги ножами и прокалывать вилами.
Оставшийся в городе профессор Борис Жук вспоминал:
«Немцы немедленно предприняли облаву и захватили семь человек, которые эти шланги разрезали, немедленно расстреляли их у входа в Царский сад. Среди расстрелянных один был пожилого возраста, лет пятидесяти, по внешнему виду — рабочий, а остальные — в возрасте 19-25 лет. Рядом с убитыми валялись на земле их документы, в том числе и комсомольские билеты».
Несмотря на эту акцию устрашения, какие-то неизвестные шланги продолжали резать.
В результате пожар продолжался более трёх дней и утих только к 28 сентября, но развалины ещё местами дымились до декабря. Образовавшиеся в центре города завалы немцы потом разбирали месяц.
В соответствии со спецсообщением НКВД от 4 декабря 1941 года в результате подрыва Крещатика немцы потеряли около 300 человек, несколько десятков автомашин. Националистическая газета «Українське слово» 21 октября сокрушалась:
«Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральна городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!»
О том, что их хозяева — немецкие нацисты — к тому времени совершили уже куда более страшное преступление — уничтожили в Бабьем Яру около 35 тысяч киевлян еврейской национальности, понятное дело, газета умалчивала. О том, что сама редколегия этой газеты вскоре очутится там же, понятное дело, ей было неизвестно. Как и то, что по Генеральному плану ОСТ 65% украинцев со временем подлежат выселению в Сибирь (считай уничтожению), а остальные 35% постепенному онемечиванию.
Кстати, оккупанты использовали факт подрыва Крещатика в качестве обоснования для уничтожения еврейского населения Киева, хотя эта акция была ими запланирована и готовилась к проведению заранее. Но такова была политика немцев на оккупированных территориях, сеять между их народами рознь, стравливать и уничтожать по одиночке. 50 тысяч лишившихся в результате пожаров киевлян они расселили в домах и квартирах расстрелянных еврейских семей.
Взрывы на Крещатике настолько впечатлили Гитлера, что 7 октября 1941 года он подписал приказ, тут же под грифом «совершенно секретно» доведённый до ведома командования вермахта:
«Фюрер подтверждает свое решение, что капитуляция Ленинграда или впоследствии Москвы будет отвергнута, даже если ее предложит противник. Наше нравственное объяснение подобной меры ясно всему миру. В Киеве немецкие войска подверглись огромному риску, столкнувшись с минами с часовым механизмом, и то же самое, даже в большем масштабе, следует ожидать в Москве и Ленинграде. Тот факт, что Ленинград заминирован и будет защищаться до последнего солдата, был объявлен по советскому радио. Остается к тому же и серьезный риск эпидемий.
Поэтому ни один немецкий солдат не должен входить в этот город. Любые попытки покинуть город в направлении наших позиций должны решительно пресекаться. Оставить небольшие, не полностью закрытые проходы, по которым население может отходить вглубь России.
Таким же образом поступать и во всех других городах: перед захватом ослаблять артиллерийским огнем и бомбардировкой с воздуха, отход населения поощрять… Довести до сведения всех командующих офицеров, что такова воля фюрера».
По воспоминаниям приближённых, Гитлер потом часто вспоминал о произошедшем в Киеве и с негодованием, и с восхищением, и когда чаша весов перевесила в советскую сторону, хотел, чтобы и немецкие города поступали так же.
После смерти Сталина советское руководство стало стесняться киевской акции. Официальная пропаганда начала утверждать, что варварское разрушение города — дело рук захватчиков. В советской «Истории Киева» указывалось:
«Своё пребывание в Киеве гитлеровцы отметили варварским разрушением предприятий, жилых домов, театров, клубов, библиотек, спортивных сооружений и др. Они взорвали и сожгли все дома на центральной магистрали города — Крещатике и прилегающих к нему улицах. От площади Калинина до Бессарабки на месте многоэтажных сооружений остались бесформенные груды железа и кирпича. Разрушение Киева гитлеровцы с провокационной целью приписали действиям большевиков-подпольщиков…»
Но киевляне знали правду, и такой «страусиный» подход в их глазах только дискредитировал власть. Честней было бы сказать, что ждало украинский народ в случае, если бы Гитлер всё-таки победил, но во времена «оттепели» и «застоя», к сожалению, пропагандой в СССР занимались совсем не подходящие для этого люди.
Теперь же украинская публицистика наполнена стенаниями о преступлениях большевиков и об уничтожении ими 200, полутысячи и даже «более 950» киевских зданий, имевших огромную историческую ценность. Хотя, например, по подсчётам Семёна Широчина, «всего в 1941 году из-за взрывов и пожаров были уничтожены 104 строения, 5 домов разрушены в результате боев 1943 года, в 1944-1945 годах были разобраны 26 зданий, и 19 строений разрушены в послевоенное время».
Но даже если бы число потерянных городом зданий и было таким, как указывается современными украинскими авторами, это ничто по сравнению с тем, какую судьбу уготовили нацисты украинскому народу и Украине в соответствии с Генеральным планом ОСТ. К сожалению, об этом начинают забывать.
