Много было написано о символизме именно этой первой канонизации русских святых. Борис и Глеб были прославлены в лике страстотерпцев за то, что смиренно приняли свою участь и вплоть до самой смерти не пожелали пойти против воли Святополка Окаянного, старшего брата, которого они пообещали «чтить, как отца».
Существует и альтернативная точка зрения на убийство, которое произошло в 1015 году. Согласно ей убийцей называется другой старший брат погибших князей, не Святополк, а Ярослав.
Сторонники «виновности Ярослава» указывают на ряд «косвенных улик», которые стоит рассмотреть подробнее.
Первая из них — «нелогичность» поведения Святополка. Единственными, кто безоговорочно признал его власть, старшинство и право на Киевский престол, как раз и были Борис и Глеб. И зачем тогда убивать?
В то же время у самого Ярослава Мудрого были довольно обоснованные мотивы претендовать на Киев. По одной из версий, он вообще был старше Святополка. По другой, Святополк хоть и был старшим, но был не сыном, а племянником князя Владимира. В частности, об этом говорится в «Повести временных лет», где отцом Окаянного называется Ярополк Святославович, жену которого себе, когда та была уже беременна, и взял князь Владимир.
К тому же есть и так называемая «проблема имён».
По распространенной версии, именами убийц, либо запятнавших себя другими тяжкими преступлениями князей, в дальнейшем детей не называли. А уж тем более детей княжеского рода. Но после Святополка, братоубийцы, появляется, например, внук Ярослава Мудрого Святополк Изяславович, который, к слову, украшал усыпальницу Бориса и Глеба серебряными пластинами. Имя Святополк исчезает у Рюриковичей только после 1155 года.
На сегодняшний день одним из апологетов теории убийства Бориса и Глеба Ярославом Мудрым является доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории идей и методологии исторической науки факультета истории Высшей школы экономики Игорь Данилевский. Он в своем курсе лекций «Древняя Русь глазами современников и потомков» развивает «теорию имён» следующим образом:
«Почему победивший Окаянного Святополка Ярослав никого из своих сыновей не назвал Борисом или Глебом либо Романом или Давидом (их крестильными именами)? Только среди внуков Ярослава мы находим Глеба, Давида и Романа (но не Бориса!). Все они — сыновья черниговского князя Святослава. (…)
Зато сына старшего Ярославича Изяслава назвали Святополком. И это еще при жизни Ярослава. Значит, тогда, в 1050 г., имя туровского князя еще не считалось запятнанным братоубийством? Но кого же тогда считали убийцей?»
Отвечая на последний вопрос профессора, нельзя не отметить, что, с другой стороны, нет никаких проблем и с именем Ярослава Мудрого. Всем известен, например, Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского.
Есть и проблема с хронологией.
Дело в том, что, по мнению знаменитого русского историка Сергея Михайловича Соловьева, вставка о судьбе Бориса и Глеба в «Повесть временных лет» является более поздней. Ну а сведения из «Сказания о Борисе и Глебе» и из их «Жития» нельзя в полной мере считать историческими источниками, поскольку это все же агиографическая литература.
Начало всем этим конспирологическим версиям положил российский и польский ученый Осип Сенковский, который в 1834 году перевел на русский язык скандинавскую «Сагу об Эймунде». В саге этой в том числе рассказывается, как конунг Ярислейф (Ярослав) сражается с конунгом Бурислейфом, причём в саге Бурислейфа лишают жизни варяги по распоряжению Ярислейфа.
Сенковский однозначно расшифровывает имя Бурислейф как Борис. Хотя другие историки и трактовали его как упоминание польского короля Болеслава, а то и вообще как Святополка. Которого, да, варяги вместе с Ярославом Мудрым действительно разгромили. При этом, что символично, неподалеку от места убийства князя Бориса, на реке Альте.
В любом случае текст саги записан позднее, чем текст летописи, и считается более поздним источником, а значит, отстоит от описываемых событий еще дальше и никакого приоритета достоверности перед летописью не имеет.
Здесь нужно оговориться, что сам господин Сенковский был не чужд литературных фальсификаций.
Например, в филологии и журналистике он более известен под псевдонимом Барон Брамбеус. Известен он и своими весьма категоричными заявлениями. Например, о том, что «до XII века грузин вообще не было на свете». Что, понятно, в свое время также было расценено как определенного рода провокация.
«Детективная игра» Сенковского, а именно он, пожалуй, первым и попытался инициировать широкую дискуссию о том, кто был «настоящим убийцей» Бориса и Глеба, могла быть вызвана и политическими мотивами.
Сенковский был тем, кого сейчас бы назвали «системный либерал». То есть западник на службе Империи. Только очень дружный и сотрудничавший по линии журналистики с декабристами. Например, с Гречем, Бестужевым, Рылеевым и рядом других.
Ну, а подорвать авторитет и святость Ярослава Мудрого, а с ним и «святость монархии» как отдельного вида сакрального и политического служения вполне могло быть политической задачей для сторонников либеральных перемен в Империи.
Так или иначе, но версия «пошла в народ». И стала обрастать дополнительными косвенными «уликами» о якобы виновности Ярослава Мудрого.
В вину ему ставят даже то, что именно он инициировал поиски останков святого Глеба, чтобы перенести их в Вышгород и похоронить рядом с Борисом. Ну, вроде как сначала «убил, а потом прославил, чтобы отвести от себя подозрения».
Эта версия, между прочим, противоречит «проблеме имён», поскольку, если интерпретировать перезахоронение Глеба как хитроумный способ создать себе алиби, действуя в той же логике, Ярослав назвал бы именами убитых братьев кого-нибудь из своих сыновей.
Но, право слово, ожидать такого «византийского цинизма» от первых русских христианских князей как-то не приходится. Особенно в контексте того, что параллельно на Руси пошел процесс отмены «кровной мести».
Ну и, пожалуй, самое главное — это «память народная». Поскольку Святополк Окаянный стал Окаянным именно в народной памяти. Стал тем, кто совершил поистине нечто чудовищное. И это на Руси, которая по историческим меркам только совсем недавно вышла из язычества.
Тут можно сколько угодно дополнять и изменять летописи, но если бы Святополк не был братоубийцей, то он не воспринимался бы так именно русским народом.
Что же касается политических мотивов Ярослава Мудрого в плане устранения возможных союзников Святополка, то даже безотносительно вопросов нравственности стоит вспомнить, какие княжеские столы занимали Борис и Глеб. Борис был князем Ростовским, которому Святополк вообще обещал «увеличить его удел». А Глеб был князем крошечного даже по тем временам Муромского княжества.
Оба брата не представляли какой-то серьезной военной и политической силы, будучи младшими сыновьями Владимира.
В этом смысле Святополк был иной фигурой. Он уже был замешан в заговоре против Владимира и на момент смерти последнего пребывал в Киеве в заточении со своей женой и духовником. То есть заговоры, подковёрные интриги и прочие «нехорошие политические дела» были вполне в характере Святополка.
Поэтому, в контексте всего вышесказанного, очень похоже, что история с «оправданием Святополка» — это всё же в большей степени политический миф, который начал формироваться в либеральных кругах Российской империи в 30-х годах XIX века.
И продолжает, к сожалению, оставаться актуальным и используемым уже в наше время. Но не для того, чтобы «десакрализовать монархию», а для того, чтобы в очередной раз намекнуть на «ужасы российской истории». И верить таким мифам, а тем более делать из них далеко идущие политические выводы — это весьма сомнительное дело.
