«А это, значит, пишут нормальные люди? И люди ли вообще!» — закипаешь ты, а потом вспоминаешь Мамонова, и неловко становится за собственное высокомерие по отношению к пигалицам — не тому он учил. В тяжелейших противоречиях прошла и его собственная жизнь. От безбашенного рокера — к религиозному проповеднику, от гибкого, словно шланг, кривляки — до выдающегося киноактёра, которому удавались глубочайшие образы.
Я стоял немного сбоку, мог видеть обе стороны одновременно, и скоро мне стало не весело, а страшно. За надрывающегося на сцене одинокого, вовсе не веселого человека, за потешающуюся толпу людей, не осознающих, что даже кривое зеркало всё равно останется зеркалом… Группа называлась «Звуки Му», песня «Серый голубь», зал — ДК ХТЗ.
Яркое воспоминание жило своей жизнью, и вдруг вернулось с фильмом «Остров» — промозглым, тяжёлым, великим. История духовной смерти человека и его воскрешения. Слабости, переродившейся в подвиг, болестей духа и преодоления их. Такое нельзя было сыграть вслепую, надо было пережить, как прожил своё духовное перерождение и сам Пётр Мамонов.
И иные роли его замечательны, и другие песни хороши, но собственным воплощением в «Острове» и пронзительным «Серым голубем» он впечатал своё имя в историю отечественного искусства. И потому беснующиеся в ленте Бабченко десятки осатанелых не могут заляпать своим словесным блудом духовный подвиг даже одного-единственного человека — не говоря уже о многих. Ибо ничтожны, ибо глупы, ибо не меряются духовные достижения запретом на въезд в Украину или пребыванием на сайте «Миротворец».
Как там в «Войне и мире»: «Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня? Меня — мою бессмертную душу! Xa, xa, xa!.. Xa, xa, xa!..» Хохочет Пьер Безухов, смеётся Лев Толстой, улыбается Пётр Мамонов. И добрый смех этот отличается от ржания в ленте Аркадия Бабченко — потому что не животные, потому что Люди.
