Сто лет назад в подмосковном городе Дмитрове умер Петр Алексеевич Кропоткин — выдающийся путешественник и ученый, талантливый публицист, теоретик анархо-коммунизма, наследие которого сохраняет свое значение и сегодня. В честь Кропоткина назван город, поселки, станции, улицы, горный хребет, гора в Антарктиде и один из самых живописных вулканов России. Но главное, этот человек сумел оказать влияние на целое поколение российской и европейской интеллигенции — приближая великие социальные потрясения, грянувшие под конец его долгой и бурной жизни.
Биография знаменитого революционера соткана из противоречий и приключений. Выдающийся анархист появился на свет в княжеской семье, ведущей родословную от летописного Рюрика. Его мать, Екатерина Сулима, происходила из украинской казацкой старшины — так что Петр Кропоткин являлся прямым потомком мятежного запорожского гетмана Николая Сулимы, которого четвертовали в Варшаве за восстание против панства. А прапрапрадед Иван Сулима занимал должность генерального хорунжего, женившись на дочери гетмана Полуботка.
Этот казацкий дух, помноженный на увлечение декабристами, которыми восхищалась его покойная мать, определил жизненный выбор князя. С ранней юности от отмежевался от аристократической элиты, отвергая предложенные по праву рождения привилегии. С отличием закончив Пажеский корпус, Кропоткин добровольно отправился на службу в казачьи части Восточной Сибири, чтобы участвовать в исследовании огромного региона. Он путешествовал по Байкалу, Амуру, Сунгари, Лене и Шилке, пересек десятки горных хребтов, стирая белые пятна на географических картах. И проводил полный спектр научных исследований — от геологии до этнографии, изучая рифтовые разломы и культурные традиции коренных сибирских народов.
В 1868 году Кропоткина избрали членом Императорского Русского географического общества, где он занимал пост секретаря Отделения физической географии, получив золотую медаль за свою якутскую экспедицию. Но князя все больше занимали идеи социального равенства, почерпнутые из наблюдений за народной жизнью и общения с ссыльным декабристами. В 1872 году он выехал в Европу на встречу с представителями российских и европейских революционных организаций, вступив в бакунинскую фракцию Первого Интернационала. А после возвращения на Родину стал членом «Большого общества пропаганды» — самой значительной группы революционеров-народников, которая занималась агитацией на предприятиях Петербурга.
21 марта 1874 Кропоткин сделал знаменитый доклад, положивший начало современным представлениям о ледниковой эпохе. А уже на следующий день его бросили в казематы Петропавловской крепости, где он изложил свою теорию в виде работы «Исследования о ледниковом периоде». Анализируя перемещение льдов Баренцева моря, молодой ученый точно предсказал существование еще не открытой Земли Франца-Иосифа. Однако, тюремные условия быстро убивали еще молодого князя, которому едва перевалило за тридцать. Петр Алексеевич заболел цингой, и сумел совершить дерзкий побег, перебравшись через Финляндию в Западную Европу — где посвятил себя продолжению исследований и революционной борьбе.
«Кропоткин был всегда завален работой: писал для разных учёных органов, переводил для наших ежемесячных журналов с иностранных языков, которых знал множество; но более всего времени отнимали у него, кроме издаваемого им французского листка, частые выступления на анархических собраниях. Он считался выдающимся оратором. Действительно, Кропоткин обладал всеми качествами, необходимыми для влияния на массы: привлекательной внешностью, страстностью, пламенностью, хорошим голосом и дикцией. По всесторонности развития он, несомненно, стоял значительно выше всех тогдашних последователей Бакунина… Решительно все, как русские, так и иностранцы, относились к нему с большим уважением и симпатией» — вспоминал об этом впоследствии один из первых российских марксистов Лев Дейч.
В эмиграции он встретил свою жену — урожденную киевлянку Софью Ананьеву-Рабинович, которая также участвовала в народническом движении. Кропоткин заключил с ней специальный брачный договор, основанный на принципах полного равноправия, и продлевал его каждые три года — вплоть до своей смерти, отказываясь регистрировать семейные отношения в государственных органах или церкви.
Популярность русского анархиста постепенно росла, приобретая общеевропейский масштаб. Республиканское французское правительство приговорило его к пятилетнему тюремному сроку за принадлежность к запрещенному Интернационалу — однако спустя год Кропоткина выпустили на свободу под давлением социалистических депутатов. Перебравшись в Лондон, он написал для Британской энциклопедии классические статьи о России, Сибири и истории казачества — упомянув и своих запорожских предков. А также подготовил фундаментальное исследование Великой французской революции, которое высоко оценил впоследствии Ленин.
Но главную славу Кропоткину принесли статьи и книги на политическую тематику. Его основные работы — «Государство и его роль в истории», «Записки революционера», «Современная наука и анархия», «Хлеб и воля», «Этика», «Речи бунтовщика» — послужили теоретическим базисом для сторонников разнообразных течений анархизма и безгосударственного социализма. Петр Алексеевич выступал за полный демонтаж государственных институций, ликвидацию властной иерархии и обобществление собственности. Он являлся сторонником коллективного горизонтального управления, кооперативной экономики, равного распределения материальных благ и ресурсов — призывая построить общество на основе солидарности и взаимной поддержки.
Нравственные акценты этой пропаганды оказывали большое влияние на его современников — достаточно сказать, что о работах Кропоткина восторженно отзывался из Москвы Лев Толстой. Однако представители российского марксизма последовательно критиковали своего анархистского товарища, отмечая прекраснодушную наивность его воззрений, которые явно не отвечали задачам организации угнетенных рабочих масс.
Философские штудии знаменитого исследователя естественных наук были далеки от научного подхода. Он уклонялся от сущностного анализа социально-экономических противоречий капиталистического общества, предпочитая обличать его многочисленные пороки, предлагая взамен утопический «социализм благих пожеланий». Кропоткин поверхностно отзывался о наследии Гегеля, разделяя позитивистские взгляды Герберта Спенсера и Огюста Конта. Несмотря на яркий пафос его работ, они по всем статьям уступали всеобъемлющему теоретическому базису «Капитала» — и в результате, к началу ХХ века анархизм проиграл марксизму в борьбе за сознание социалистической молодежи. Что и предопределило его политическое поражение во времена революции.
Еще одной причиной этого поражения стала оборонческая позиция революционера Кропоткина. С началом Первой мировой войны он неожиданно для многих выступил активным сторонником Антанты, оказавшись по одну сторону баррикад с преследовавшим его царским правительством. А это оттолкнуло многих социалистов, обесценив в их глазах этические конструкции своего наставника и кумира.
— Неужели вы хотите победы русскому царизму? — спрашивал у него будущий большевистский нарком Георгий Чичерин, во время эмоционального спора, описанного в мемуарах Давида Шуба.
— Что значит русскому царизму? — с раздражением воскликнул Кропоткин. — Речь идет не о судьбах русского царизма, а о судьбах человечества. Я прекрасно сознаю все язвы капиталистического общества и, кажется, сделал в своей жизни достаточно для их разоблачения. Но… Если германский империализм победит, путь к освобождению человечества от капиталистической скверны сильно удлинится. Поэтому я за победу Англии и Франции, несмотря на то, что их союзником сейчас является царизм».
Радикальные российские революционеры — включая большинство анархистов — отвергали эту позицию, называя Кропоткина социал-шовинистом, который оправдывает чудовищные жертвы империалистического конфликта. Но зато о его взглядах с восхищением отзывались лидеры Временного правительства. Они восторженно встретили знаменитого эмигранта — когда он вернулся на родину после Февраля 1917 года, в возрасте 75 лет, захватив с собой собранные в скитаниях книги.
«На одном {митинге-концерте}… впервые появлялся перед петроградской публикой незлобивый «анархист», престарелый князь Кропоткин, только что прибывший из Англии. Добродушно-старческая, милая речь его, заключавшаяся в восхвалении дружного энтузиазма наших союзников, и в особенности англичан, порадовала многих, так как иные не представляли себе ранее «анархиста» иначе, как в образе зверином» — вспоминал либеральный адвокат Николай Карабчевский. В разгар июльского конфликта с большевиками Александр Керенский настойчиво предлагал Кропоткину любой министерский портфель на его собственный выбор. Противник государственной власти ответил ему отказом, однако все так же агитировал за продолжение войны, настраивая против себя революционных социалистов.
Впрочем, Ленин и Троцкий не стали преследовать патриарха — несмотря на его скептическое отношение к Октябрьской революции. Напротив, новая власть предложила Кропоткину кремлевскую квартиру, а нарком Луначарский уговаривал его супругу не отказываться от продуктового спецпайка. Однако анархист не шел на сотрудничество с Советами — хотя впоследствии ему все-таки пришлось обращаться за помощью, испытывая в последние дни большую нужду. Петр Алексеевич переехал из Москвы в провинциальный Дмитров, поселившись в небольшом доме знакомого графа, где сейчас расположен его музей. И пользовался охранной грамотой за личной подписью Ульянова-Ленина.
«Дано сие удостоверение… известнейшему русскому революционеру в том, что советские власти в тех местах…, где будет проживать Петр Алексеевич Кропоткин, обязаны оказывать ему всяческое и всемерное содействие… представителям Советской власти в этом городе необходимо принять все меры к тому, чтобы жизнь Петра Алексеевича была бы облегчена возможно более» — гласил текст этого документа.
До конца своих дней революционер оставался в центре политической жизни. Он встречался с Нестором Махно — хотя и не стал давать ему каких-то определенных напутствий. И продолжал полемику с вождем правящей партии большевиков, положительно оценивая тезисы ленинской работы «Государство и революция».
Эта дискуссия, которая однажды происходила в стенах Кремля, подробно описана в статье Бонч-Бруевича, выступавшего посредником в отношениях между Лениным и Кропоткиным. Теоретик анархизма критиковал большевиков за централизацию государственной власти, считая ее источником ошибок, перегибов, насилий и преступлений. А глава Совнаркома принимал эти обвинения, объясняя их реалиями сложившейся в стране ситуации. Однако настаивал на необходимости твердо придерживаться партийного курса.
«Мы против чиновников всегда и везде. Мы против бюрократов и бюрократизма, и это старьё мы должны вырвать с корнями, если оно гнездится в нашем новом строе, но ведь вы же прекрасно понимаете, Пётр Алексеевич, что людей переделывать очень трудно, что ведь, как говорил Маркс, самая неприступная крепость — это человеческий череп!
Мы принимаем все и всяческие меры для успеха в этой борьбе, да и сама жизнь заставляет, конечно, многому учиться. Наша некультурность, наша безграмотность, наша отсталость, конечно, дают о себе знать, но никто не может приписывать нам как партии, как государственной власти то, что делается неправильного в аппаратах этой власти, тем более там, в глубине страны, в отдалении от центров…
В белых перчатках не сделаешь революцию. Мы прекрасно знаем, что мы сделали и сделаем немало ошибок; всё, что можно исправить, исправляем, сознаемся в своих ошибках, часто — в прямой глупости. Вопреки всем ошибкам доведем нашу социалистическую революцию до победного конца. А вот вы помогите нам, сообщайте о всех неправильностях, которые вы замечаете, и будьте уверены, что каждый из нас отнесётся к ним самым внимательным образом… Нам не нужна борьба и атентаты отдельных лиц, и это давно пора понять анархистам. Только в массы, только через массы и с массами… Все остальные способы, и в том числе анархические, сданы историей в архив, и они никому не нужны, они никуда не годятся, никого не привлекают и только разлагают тех, кто так или иначе завлекается на этот старый, избитый путь» — передает ленинские слова Бонч-Бруевич.
Петр Кропоткин «тихо скончался» возрасте 78 лет — однако его кончина стала главной темой центральных газет, а Президиум Московского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов опубликовал заявления по поводу смерти «старого закалённого борца революционной России против самодержавия и власти буржуазии». В Дмитров отправили траурный поезд, который доставил тело для церемонии в Колонном зале Дома Союзов. По иронии судьбы, это положило начало многолетней советской традиции прощания с партийными лидерами первой величины. Церемония прощания проходила в течение двух дней — причем в почетном карауле стояли анархисты, которых под честное слово выпустили из тюрьмы на время похорон своего вождя.
Впоследствии, после разгрома политического движения анархизма, большевики продолжали чествовать Петра Алексеевича Кропоткина — осознавая историческую роль потомка князей и гетманов, который стал принципиальным врагом государственного Левиафана. Ее понимают и в наши дни, когда книги знаменитого русско-украинского анархиста возвращают популярность у социалистической молодежи в Европе и США. Исключением остается лишь Украина, где переименовывают улицы, названные в честь знаменитого ученого и революционера.
«Кто такой Кропоткин? Я почитал, он даже не был у нас в городе» — высказался на общественных слушаниях в Кропивницком-Кировограде один из местных националистов. После чего улицу оперативно декоммунизировали, присвоив ей имя погибшего в АТО патриота.
Остается надеяться, что будущие поколения украинцев вернут себе имя «незлобливого анархиста», который внес свой вклад в познание нашего мира. Хотя так и не сумел его изменить — чтобы реализовать мечты о всеобщем равенстве и свободе.
