Умер Диего Марадона. Шестидесятилетний аргентинец стал еще одной потерей 2020 года, безвременно погасившего его сердце. Услышав эту печальную новость, я сразу вспомнил лето 1986 года — тихие улицы Николаева, где мы находились в эвакуации, пережидая последствия аварии на ЧАЭС. Они пустовали, потому что все смотрели матчи чемпионата мира по футболу, который проходил в те дни на стадионах далекой Мексики. А потом мы выбегали во двор, гонять мяч — и каждый мальчишка представлял себя в душе Марадоной, великим гением и кумиром нашего поколения.
Его знаменитая «Божья рука» — которая символически наказала за Фолклендскую войну англичан — стала нарицательным символом материальной силой удачи, которая всегда сопутствует сильнейшим и лучшим. В этом видели знак того, что Провидение играет в команде слабых, за бедную Латинскую Америку, помогая ей против могущественного государства Первого мира. Французская анархо-панк-группа Manо Negra выпустила песню «Santa Maradona» — ведь молодого футболиста действительно почитали в те дни как святого. И даже основали в его честь шуточную религию, как бы подчеркивая масштабы царящей вокруг массовой истерии.
Это имя звучало в те дни повсюду. Даже заносчивые киевские болельщики любили Диего Армандо больше чем Беланова, Заварова или самого Блохина. За право носить это прозвище дрались, отпуская себе лохматую прическу, подсмотренную по телевизору у аргентинского футболиста. А на вещевых рынках перестройки торговали футболками с десятым номером, в бело-голубых цветах чемпионов мира, перед которыми преклонялись тогда все болельщики. Их объединяло восхищение спортивным талантом форварда — ведь он играл не столько на результат, сколько на красоту игры, вызывая этим неудовольствие клубных менеджеров и радуя футбольных фанатов.
А спустя годы Марадона ворвался в политику — так же внезапно, как когда-то врывался в штрафные площадки своих соперников. Покинув большой спорт, который окончательно превратился в разновидность большого бизнеса, погрузневший футболист сменил статус футбольного бога на имидж короля кокаиновых вечеринок. Однако он все равно оставался любимцем миллионов людей. Потому что они видели в нем простого понятного человека, потомка трудовых мигрантов, выходца из обыкновенной рабочей семьи — прощая за это звездные слабости и скандалы.
«Я — голос безгласных, представитель народа. Я — один из них, ничем от них не отличаюсь. Просто ко мне всё время лезут с микрофонами, и у меня есть возможность всё высказать. А этим людям в их убогой жизни никто не дал такого шанса» — высказывался об этом Диего.
Он оседлал конек пресловутого «левого популизма», и не стыдился говорить то, что было совершенно не принято в девяностые — после распада соцлагеря и краха СССР. Марадона не только критиковал бывшего аргентинского диктатора Хорхе Виделу, не только порицал неолибералов, навесивших на Аргентину ярмо долгов по кредитам. Он активно выступл против США, которые достигли в те дни апофеоза своего мирового господства, и поддерживал изолированную со всех сторону Кубу, где ему помогали преодолеть зависимость от наркотиков и помогали привить независимые взгляды на мировую политику.
«Благодарю Господа за то, что он привёл меня на Кубу, и я мог увидеть плоды трудов Че Гевары. Мой аргентинский герой — я ношу его с собой вытатуированным на плече, но ещё глубже — в своём сердце. Он был мятежником, как и я» — заявлял журналистам этот новый политизированный Марадона, немало шокируя этим аудиторию из стран бывшего СССР — которая привыкла преклоняться перед Госдепом и Пиночетом.
Диего нанес на себя и татуировку Фиделя, с которым они не раз беседовали о судьбах Латинской Америки. «Кастро является единственным политиком, которого я уважаю. Он всегда рисковал своей жизнью. Фидель является отцом всех революций, которые предпринимают люди, желая изменить ситуацию и добиться прогресса. Куба не живёт роскошно, но там нет голодающих» — говорил о кубинском лидере аргентинец. И Фидель отвечал ему искренними симпатиями — несмотря на то, что сам он явно предпочитал футболу популярный среди кубинцев бейсбол.
Именно Кастро познакомил Марадону с венесуэльским президентом Чавесом — и они тоже быстро стали друзьями
«Для меня является большой честью быть рядом с президентом, который борется за людей, страну и свои идеалы. Я буду рядом с ним до конца своей жизни; всегда слежу за тем, как он защищает свою позицию. Все это просто фантастика… Я верю в Чавеса, можете называть меня чавистом… Все, что делают Чавес и Кастро — это лучшее, что только способны сделать современные политики. Я ненавижу все, что приходит из США, все, что с ними связано. Я ненавижу США от всей души!» — эмоционально рассказывал Марадона, который появлялся с Чавесом в футболке с надписью «Stop Bush». Причем, фамилия американского президента была стилизована на ней под вызывающе неполиткорректную свастику.
Все это стало сюжетом фильма, который снял о Марадоне Эмир Кустурица — после того, как Диего привел югославского режиссера на антикапиталистический митинг в центре своего родного Буэнос-Айреса. Документальная лента показывает его сумбурные взгляды, наивные воззрения жителя пролетарских окраин, который часто торговал в детстве на улице — без шансов на то, чтобы вырасти образованным человеком. Марадона играл в политику, как в футбол, руководствуясь не убеждениями, а эмоциональным порывом. Но эти слабости компенсировала его неподдельная искренность — вместе с тем, что выражается ёмкими словами «class pride». Даже освоившись в статусе сибарита-миллионера, проживая в роскоши, не вылезая из светской хроники, он всегда вспоминал о том, что пришел в футбол из самых низов общества — потому что родители видели в этом шанс на спасение от терзавшей их семью нищеты.
«Отец продолжал работать на мельнице. Он всегда приходил с работы усталый. Работал в две смены — утром и вечером. Зерно привозилось почти круглые сутки, и свежий помол тут же возвращался хозяину. Однако днём, пообедав, он брал меня за руку и отводил в клуб» — говорил об этих днях Марадона.
Все это отличало Диего не меньше, чем его блистательная игра — выделяя его из общего ряда безликих отставных звезд, вечных свадебных генералов на официозных мировых форумах. «Санта-Марадона» был слишком похож на своих поклонников, жителей городских трущоб и окраин. Что только подчеркивала его особые качества в политике и футболе.
И мы запомним его в этом противоречивом образе, навсегда сохранившемся для истории — неповторимым, невозможным, незабываемым и великим.
