До прихода России Закавказье представляло собой лоскутное одеяло, раздираемое между Персией и Османской империей. Христианские и мусульманские народы подчинялись своим правителям, которые вынуждены были давать присягу шахиншаху и султану. Время от времени там случались резня и депортации.
Так, например, армяне вплоть до XVII века всё ещё составляли большинство населения Восточной Армении, однако насильственное переселение порядка 250 000 армян персидским шахом Аббасом I заметно изменило этнический состав региона. К 1804 году население Эривани сократилось до 6 тысяч. Оно вновь начало увеличиваться при последнем хане, и в 1827 году армяне составляли только 20 % населения Эриванского ханства. Большинство же там составляли персы, «горские татары» (азербайджанцы) и курды.
В начале XIX века правитель канцелярии главнокомандующего на Кавказе кн. Цицианова С. М. Броневский отмечал: «Ибрагим хан, довершил и покорение и раззорение меликов, из коих многие перешли в Грузию, а подданные их армяне разбрелись по разным сторонам, наиболее в Россию, в Грузию и Ширвань.
Прежде сего Карабаг (Карабах — прим. ред.) славился своими конскими заводами, и лучшие лошади в Персии почитались карабагские. Ныне в сей богатой провинции, в которой считалось до 60 тысяч дворов жителей, едва пять тысяч дворов жителей осталось».
Со времен Каспийского похода Петра Великого народы Закавказья помнили, что Россия обещала им своё покровительство, но эти обещания долгое время оставались нереализуемы. Броневский объяснял это так:
«Армянские мелики просили неоднократно от России помощи для свержения Ибрагим хана и имели частые сношения с фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим и с бывшим на Кавказе начальником генерал-поручиком Потемкиным, чрез гайнанского архиепископа Иосифа Аргутинского, что был после патриархом, ссылаясь на обнадеживание российского покровительства, грамотою Петра Великого обещанного всему армянскому народу.
Причины, которые препятствовали оказать им деятельное пособие, кажется, были следующие: 1-е, междоусобная война меликов, помышлявших более всякой о себе, нежелание о спасение отечества. 2-е, легковерие их и нетвёрдость в слове, на которое полагаться неможно. 3-е, армяне карабагские в то время при единодушном совокуплении могли бы вооружить ещё от 30 до 40 т. войск, однако сего не сделали. Следовательно, временная помощь российского войска не могла их избавить от порабощения.
А если бы и получили они прежнюю свою независимость, то по существу феодального правления, к восстановлению коего стремились все их усилия, должно было ожидать, что неминуемо воспоследует вторично междоусобная война у меликов».
Пришедшая к власти в Персии династия Каджаров хоть и была азербайджанской по своему происхождению, но обходилась со своими подданными жестоко и местных правителей обложила тяжёлой данью.
Со времён шаха Аббаса I и царя Фёдора Иоанновича существовал прочный союз Персии и России против Османской империи и Крымского ханства, лишь ненадолго прерванный петровским походом. Но в конце екатерининского царствования всё изменилось. Цари Картли и Кахетии присягнули на верность России. Как писал впоследствии М. Ю. Лермонтов,
«Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ».
Начались боевые действия с Персией. Когда ими руководил русский генерал и грузинский князь Павел Цицианов, на верность Александру I присягнул карабахский хан.
«Имея счастие всеподданнейше поднесть В. И. В. ключи Шушинской крепости и трактат, заключённый с Ибрагим-ханом Карабагским, о вступлении его со всем его семейством и Карабагским владением в вечное подданство В. И. В., обще с присягою им учиненною на верность онаго, в присутствии моем, — приемлю смелость всеподданнейше поздравить В. И. В. с сим новым расширением Российской Империи», — сообщал Цицианов в рапорте государю.
Князь склонил к российскому подданству также правителей Шеки и Ширвана, но погиб под стенами Баку. Эривань ему не покорилась.
Зять гетмана берётся за дело
Грузинского князя Цицианова сменил малороссийский граф Иван Васильевич Гудович. Еще в 1791 году он успешно действовал на Северном Кавказе и прославился взятием Анапы.
Как писал историк Дмитрий Бантыш-Каменский, «он был нрава горячего, правил строгих, любил правду и преследовал только порочных; с вида казался угрюмым, неприступным, между тем как в кругу домашнем или в приятельской беседе был ласков и приветлив. Кроме российского, знал языки: латинский, французский, немецкий и итальянский; имел прекрасный оркестр, составленный из домашних музыкантов, поддерживаемый сыном его генерал-майором графом Андреем Ивановичем Гудовичем, который отличился с храбрым полком своим в Бородинском сражении. Граф Иван Васильевич был женат на дочери последнего малороссийского гетмана, графине Прасковье Кирилловне Разумовской, и оставил детям своим двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят четыре души».
Гудович развернул активное строительство пограничных крепостей по Кубани и Тереку, призванных отражать набеги северокавказских горцев. По его настоянию дагестанские правители Шамхал Тарковской и хан Дербентский вступили в русское подданство.
Пятнадцать лет спустя Гудовичу довелось вернуться на Кавказ.
«Император Александр вызвал в 1806 году из подольской деревни заслуженного старца и вверил ему начальство войск, расположенных в Грузии и Дагестане. Первым его попечением было прекращение свирепствовавшей в том краю чумы; потом отрядил он, по причине постигшей его болезни, генерала от инфантерии Сергея Александровича Булгакова для изгнания из ханства Дербентского бунтовавшего хана и для овладения Бакою, что им было в точности исполнено; покорил, посредством генерал-майора Небольсина, ханство Шехинское и лезгинцев, которые выслали к графу Гудовичу двенадцать аманатов с повешенными на шеях саблями, в знак своего порабощения.
Покушение графа Гудовича, в 1807 году, ко взятию приступом крепости Ахалкалак и, в 1808 году, крепости Эриванской не были увенчаны желаемым успехом; но среди этих неудач он разбил наголову, 18 июня, при реке Арпачае турецкого сераскира Юсуф-пашу, бывшего три раза визирем.
Победа значительная; ибо тут шесть тысяч россиян, сражавшихся кареями против двадцати четырех тысяч неверных, овладели тремя лагерями, взяли более двадцати пушек, три мортиры, обратили неприятеля в бегство. Вскоре граф Иван Васильевич возведен был, вместе с князем Прозоровским, в достоинство генерал-фельдмаршала 30 августа 1807 года», — сообщал Бантыш-Каменский.
Как полтавский помещик стал графом Эриванским
Родословное древо Ивана Фёдоровича Паскевича историк Дмитрий Бантыш-Каменский, сам выходец из Малороссии, описывает так:
«Фамилия его двести лет известна в Малороссии; предки проливали кровь под знаменами гетманов; дед, Григорий Иванович, переименован из бунчуковых товарищей в надворные советники; отец, Федор Григорьевич, служивший в Малороссийской Коллегии, под главным начальством Задунайского, имел чин коллежского советника; оба пользовались общим уважением, заслужив его умом, обходительностию и благородным образом мыслей».
Заметим также, что Иван Паскевич был тесно связан с русской словесностью.
У его отца, Фёдора Григорьевича, неоднократно сиживал на коленях маленький Микоша Гоголь-Яновский, а, став взрослым, сей писатель вывел его в своём «Ревизоре» под именем судьи Ляпкина-Тяпкина. Сам Иван Фёдорович же был женат на кузине Грибоедова, а затем принял активное участие в судьбе поэта и дипломата.
Автор «Горя от ума» в начале 1826 года был арестован по подозрению в деле декабристов. Член Верховного Уголовного Суда над государственными преступниками Паскевич смог доказать невиновность родственника.
«Коллежский асессор Грибоедов не принадлежал к обществу и о существовании оного не знал, — сказано было в объяснительной записке, поданной императору. — Показание о нем сделано князем Евгением Оболенским 1-м со слов Рылеева; Рылеев же ответил, что имел намерение принять Грибоедова, но не видя его наклонность ко вступлению в общество, оставил свое намерение. Все прочие его членом не почитают».
Именно Паскевич как наместник в Тифлисе дал разрешение на брак Грибоедова и Нино Чавчавадзе, а не государь или канцлер Нессельроде (шеф драматурга по МИД). Вот как он объяснял «превышение служебных полномочий»:
«Женитьба Грибоедова совершилась некоторым образом неожиданно и, по соединившимся разным обстоятельствам, в особенности же по поспешности, с коей должно было ему выполнить Высочайшую Его Императорского Величества волю, дабы скорее прибыть в Персию, не могла быть отложена на дальнейшее время, — почему, по убедительной о сем Грибоедова просьбе, я принял на себя дать ему разрешение совершить сей брак».
В 1826 году генерал-адъютант Паскевич был направлен на Кавказ для действий против персов.
Как отмечал Бантыш-Каменский, эти действия «были удачны: он разбил их под Елизаветполем (Гянджой), а за овладение Эриванью (Ереваном) возведен был в графское достоинство, с наименованием «Эриванский». В 1827 году Паскевич заменил на Кавказе Ермолова, уволенного в отставку, а в 1828-1829 годах искусно руководил военными действиями против турок в Малой Азии. В первый год войны им взяты были Карс, Ахалкалаки, Ахалцих.
Предложение Паскевича коменданту Карса Эмин-паше о сдаче вошло в историю: «Пощада — невинным. Смерть — непокорным. Час времени — на размышление». Услышав слова русского полководца, переданные парламентером, турецкий гарнизон взбунтовался против своего начальника и выбросил сразу два белых флага.
В 1829 году, разбив неприятеля при Гасан-Кала, он занял Эрзерум, и в день обнародования Адрианопольского мира был произведен в генерал-фельдмаршалы.
«Могучий мститель злых обид
Кто покорил вершины Тавра
Пред кем смирилась Эривань
Кому суворовского лавра
Венок сплела тройная брань», — писал о нем А. С. Пушкин.
Всегда ехидный поэт, любивший высмеивать все и вся, о Паскевиче всегда отзывался с неизменным уважением. Зато Александр Сергеевич не забыл отметить в своем дорожном дневнике, как завидовал Паскевичу Ермолов: «Несколько раз принимался он говорить о Паскевиче и всегда язвительно; говоря о легкости его побед, он сравнивал его с Навином, перед которым стены падали от трубного звука, и называл графа Эриванского графом Ерихонским. «Пускай нападет он,- говорил Ермолов,- на пашу не умного, не искусного, но только упрямого, и Паскевич пропал».
Но граф Эриванский пропадать не собирался. Вместе с Грибоедовым он добился выгодного мира с Персией раз и навсегда обрисовавшим ее северные границы.
Главным же итогом графского усердия стало спасение трех закавказских народов от полного уничтожения турками и персами.
Шах Ирана наградил своего победителя орденом Льва и Солнца, а его наследник Аббас-Мирза считал Паскевича своим другом. Статья III Туркманчайского мира гласила: «Е.в. шах персидский от своего имени и от имени своих наследников и преемников уступает Российской империи в совершенную собственность ханство Эриванское по сию и по ту сторону Аракса и ханство Нахичеванское. Вследствие сей уступки е.в. шах обязуется не позже шести месяцев, считая от подписания настоящего договора, сдать российским начальствам все архивы и публичные документы, относящиеся до управления обоими вышеозначенными ханствами».
Так называемый комитет 1827 года, занимавшийся вопросами управления Закавказского края, предложил переселить на персидскую границу 80 тысяч малороссийских казаков с семьями. Это позволило бы создать защитный пояс из поселений военнообязанных христиан.
Однако Паскевич, жалея земляков, подсунул императору другой план. Кавказ от персов пусть защищают сами кавказцы — Эриванское и Нахичеванское ханства лучше отдать для управления местной аристократии, оказавшей услуги России в войне с шахом.
«Успехи русского оружия склонили жителей, кочевавших за Араксом в горах, около реки Кизилчай, перейти в Нахичеванскую провинцию. Наиб Нахичеванский, Эксан-хан, и брат его, Ших-Али-бек, изъявили также желание поступить под покровительство России и с большим числом армянских семейств переселились из Урдабада в Нахичевань.
Обласканные Паскевичем, они сделали еще более: набрали в Урдабаде, для защиты края, целый батальон из туземных сарбазов, которые снабжены были 400 ружей и одним орудием, отбитым у персиян… — писал Д. Бантыш-Каменский. — Туркманчайский мир, кроме исчисленных выгод, умножил закавказское народонаселение семью тысячами семейств армянских выходцев, перешедших к нам из Адербиджана. Нынешним устройством и благосостоянием, они обязаны графу Паскевичу, который нарочно для того учредил особый комитет и сам заботился о выгодном и скором водворении переселенцев».
«Мусульмане с удивлением смотрели на справедливое управление русского вождя и охотно принимали новый порядок дел. В краю, где дотоль господствовал фанатизм и суеверие, граф Эриванский умел отыскать благомыслящих людей, привязал их к себе своею системою щедрости и внимания и так удачно действовал через них на народ, что многолюдные города без битв отворяли ворота и новопокоренные турки, ополчаясь за нас, дрались против своих единоверцев, умирали равнодушно в рядах русских, привлеченные на службу хорошим содержанием. Даже женщины знатных сановников не отказывались принимать участия в политических видах графа Паскевича и из гаремов своих тайно извещали его о намерениях неприятеля», — сообщал Бантыш-Каменский.
В апреле 1830 года, он сделал представление государю, сообщив, что «невозможно исправить зло мало-помалу, а надлежит прекратить его общим распоряжением, для чего фельдмаршал признавал действительнейшим средством: введение во всех провинциях российского образа управления и законов, с теми, однако же изменениями, которых местные положения и обстоятельства края потребуют».
Основными мыслями фельдмаршала, по данным Бантыша-Каменского, были: 1) Учреждение гражданского Совета управления при русском главнокомандующем. 2) Разделение «лоскутного одеяла» из различных «провинций» и «округов» на три стандартных русских губернии. 3) Введение в них общероссийских законов и правил, учитывая при этом и местную специфику.
Но этот план Паскевич уже не мог осуществить. Николай направил его на подавление польского мятежа. Однако результаты деятельности Паскевича оставались в крае незыблемы, вплоть до падения монархии и начала революционных смут.
