Дело Олега Бурака точь-в-точь напоминает дело украинского политзаключенного Мехти Логунова, которого в 85 лет приговорили к 12 годам заключения также за шпионаж в пользу РФ, а затем обменяли в неподконтрольные Украине республики Донбасса.
Мы поговорили с адвокатом Олега Бурака Иммой Янсоне, которая убеждена в невиновности своего подзащитного и не собирается опускать руки.
- Имма, у наших читателей мало информации о прибалтийских политзаключенных, хотя мы знаем, что они есть. Более-менее на слуху Альгирдас Палецкис, кое-что известно об Александре Гапоненко и Юрии Алексееве. Кто такой Олег Бурак?
— Бурак — лейтенант-полковник МВД в отставке, у нас такие звания. Это, наверное, подполковник. Он работал в МВД до 2016 года, пока не был вынужден уйти на пенсию. Он очень принципиальный человек. Он был убежден, что реализуется коррупционная схема при разработке программного обеспечения в МВД, передавал подтверждающие это документы нашим спецслужбам, но реакции не было. В итоге это программное обеспечение отдали на разработку какой-то новосибирской фирме. Это само по себе, конечно, не доказывает его невиновность в шпионаже, но он считает, что его выбрали на заклание именно из-за того, что он тогда боролся с коррупцией.
- Как появилось уголовное дело в отношении самого Бурака?
— Знаете, как говорят, что у каждого антисемита есть свои друг еврей. Так вот и здесь, у каждой страны, которая думает, что она ведет гибридную войну с Россией, должен быть свой шпион. Русский, естественно. Бураку предъявили обвинение в шпионаже, можете догадаться, в пользу какой страны. На мой взгляд, в деле нет доказательств его вины. Я не могу сказать, что это дело политическое, потому что Олег не являлся политической фигурой, никуда не выдвигался, нигде не высказывал свои политические взгляды, но оно однозначно политизированное. Из-за своей принципиальности он боролся с коррупционными схемами, шел до последнего. Неужели шпион бы это делал? Он сидел бы тихо, собирал сведения и получал за это деньги. Это было бы логично. Он поступал с точностью до наоборот. Вот, видимо, «обраточка» и прилетела.
- Когда его арестовали?
— Олега арестовали 16 октября 2018 года, и с тех пор он в тюрьме. В СИЗО у нас держат не более 10 дней. Мы пытались неоднократно поменять ему меру пресечения, но несмотря на то, что в законе есть домашний арест, у нас его ни к кому не применяют. Я не знаю, зачем он вообще нужен в таком случае. Русская партия Латвии предлагала и залог, и личные гарантии, но суд, к сожалению, не внял нашим просьбам и даже не рассмотрел такую возможность. Понимаете, все, что ему инкриминируют, было до 2016 года. Ну он же не дурак, взял бы и уехал. Тем более, у него парализованный сын. Молодой парень, сейчас ему 30 лет, на выпускном вечере прыгнул в озеро и сломал себе позвоночник. Есть мать, но она не может его вынести погулять на улицу, потому что в доме нет пандуса. Иногда приходят друзья, выносят, но в основном он теперь дома и свежий воздух для него недоступен. Его однажды как-то неправильно несли, и он сломал еще и парализованные ноги, попал в больницу. Вот куда в такой ситуации денется Олег? Да если бы он действительно был шпионом, он уехал бы в Россию, ему бы там сразу дали гражданство и была бы перспектива сделать сыну операцию. Здесь такой возможности нет вообще.
- В чем же суть обвинения?
— Доказательную базу я не могу раскрывать, поскольку процесс закрытый. Но могу сказать, что речь идет в основном об электронных доказательствах, которые совсем не идентичны ни отпечаткам пальцев, ни генетическому материалу обвиняемого. Данные электронные доказательства никак не идентифицируют Олега с совершением преступления по предъявленному ему обвинению. Так что они очень спорны. Олег утверждает, что файлы, которые он якобы передавал, не его. В них содержатся сведения, не подлежащие разглашению, есть и гостайна.
- Даже если гостайна, 15 лет пожилому человеку…
— Он 1956 года рождения. 15 лет для него — это смертный приговор. Я даже еще не знаю мотивации суда, потому что мы заслушали короткий приговор, то есть его резолютивную часть — что виновен и какое наказание, а уже детализированные приговор мы имеем право в течение 10 дней запросить и забрать. Я запросила его сразу же, 17 августа, через 10 дней суд начнет его готовить, он будет готов через 14 дней, но один раз они имеют право продлить этот срок. Потом мы, естественно, будем писать апелляцию. Знаете, почему такой суровый приговор? Потому что он не признал свою вину. Если бы он признался, ему конечно приговор был бы гораздо мягче. Но он упертый, безумно принципиальный. Он говорит: «Я не виноват и вину свою не признаю». Мы, конечно, надеемся на вторую инстанцию, но никто не знает, как будет.
- Как Олег себя чувствует? Использовались ли пытки?
— Пыток не было. У нас они действуют очень сдержано. Единственное, когда его арестовали, укладывали лицом в пол, ему вывихнули руку. Об этом есть справка скорой помощи, которую ему потом вызвали. Когда Бурака задержали, мне позвонила его дочка, которая живет в Лондоне, попросила заняться этим делом, и я его искала 4 дня, не могла найти и не могла созвониться со следователем. Когда же удалось Олега найти, от него потребовали, чтобы он отказался от меня и признал вину. Я не могу это доказать, но он утверждает, что даже уже когда дело было полгода в суде, к нему все равно приходили и требовали, чтобы он признал свою вину. Моральное давление, как он утверждает, было очень сильное. А со здоровьем плохо. Он вообще, скажем так, человек не очень здоровый. У него и подагра, а это боли страшные, у него и давление и еще целый набор болезней. С лекарствами же в тюрьме не особо хорошо. Я буду готовить заявление в ЕСПЧ, потому что в данном случае это абсолютно излишняя жестокость по отношению к человеку.
- У нас есть обмены с Донбассом. Понятно, что этот инструмент незаконный, но хотя бы какой-то шанс оказаться на свободе. В Латвии такого шанса нет.
— Конечно, он незаконный, потому что обменивать с Россией граждан своей же страны — это очень странно. Но все равно хорошо, что это можно сделать. А у нас парадокс. Человек категорически не признает своей вины, и у меня, видя материалы дела, нет повода в этом сомневаться. Если бы Олег был российским шпионом, его могли бы обменять. Но никто не говорит ни о каком обмене. Россию этот вопрос не волнует, потому что там не знают, что у них есть такой шпион.
- А что правозащитники?
— Наш сопредседатель Латвийского комитета по правам человека Владимир Бузаев составил заявление. Мы сейчас доводим его до ума и решаем, куда отправлять — в ЕСПЧ или в суд ООН, потому что сразу в два нельзя. Российский Фонд помощи соотечественникам помог родственникам деньгами, чтобы им было, чем платить адвокату — у него ведь все средства арестовали, а сейчас конфисковали. Приговор с полной конфискацией всех денежных средств.
- То есть семья с больным сыном оказывается совершенно без средств к существованию?
— Именно так. На пенсии свои живите, как хотите.
- Как общество в Латвии относится к подобным процессам?
— Русский союз регулярно организовывает пикеты в поддержку, а так это не сильно кого-то интересует.
- А какая позиция у официальных СМИ?
— Просто констатация факта, новостные сообщения и все. Есть один латышский журналист, который собирается об этом писать, но он может публиковаться только на своем же интернет-портале, в газетах его не печатают, потому что он реально независимый.
- Есть ли какие-то позитивные решения по подобным политизированным делам?
— У меня было дело российских нацболов Александра Куркина и Андрея Попко. Они в 2016 году перелезли через забор базы НАТО в Адажи. Там и Владимир Линдерман тоже проходил обвиняемым по этому делу. Сначала их обвинили в попытке совершения теракта, хотя у них с собой кроме георгиевского флага и Библии ничего не было. И листовки еще вроде «Солдаты НАТО, уходите с российских границ!» на разных языках. А потом переквалифицировали на хулиганство и во второй инстанции их полностью оправдали. Была еще Русская партия Даугавпилса, которая пыталась зарегистрироваться на выборы. Против них возбудили уголовное дело, что они фальсифицировали при регистрации данные о наборе необходимого количества подписей. Его тоже нам удалось выиграть, и во второй инстанции их полностью оправдали. Правда, к тому времени выборы уже 5 лет как прошли, но тем не менее. Сейчас я веду еще дела правозащитника Александра Гапоненко и журналиста Юрия Алексеева. Пока в первой инстанции. Гапоненко 4 месяца провел под арестом, но потом нам удалось его вытащить. Его дело — это исключительно вопрос интерпретации свободы слова. У Юрия Алексеева два уголовных дела. Первое — хранение патронов, которые якобы нашли у него в люстре, второе — разжигание национальной розни, то есть по сути тоже интерпретация свободы слова. У нас по этой статье много людей, они все, естественно, русские, против которых уголовные дела заведены. Был у меня еще один молодой человек, который воевал на Донбассе, Артем Скрипник.
- Гражданин Латвии?
— Ну, он не гражданин Латвии. У нас же есть граждане и не граждане. Так вот у него паспорт не гражданина Латвии. Первая инстанция его тоже оправдала. Его выпустили из тюрьмы. Но до рассмотрения апелляции он снова попытался перейти границу и уйти на Донбасс. Завели второе дело. И хотя это вроде бы к первому отношения не имело, суд приговорил его к 5 годам. Это его собственная ошибка, конечно.
- Сложилась ли в Латвии группа адвокатов, которая регулярно занимается политическими и, как вы говорите, политизированными делами?
— Группа — это я. Ну, не только, конечно. У Владимира Линдермана есть еще адвокат Елена Квятковская, но вот как бы почти и все. Как-то так получилось, что у меня вообще мало других дел, я на этих специализируюсь.
- Вам не угрожают, не преследуют за вашу деятельность?
— Было одно странное событие. Я написала об этом в прокуратуру, потому что мне показалось, что произошло несанкционированное проникновение ко мне в дом. Через два месяца мне ответили, что против меня не ведутся никакие следственные действия. Но я полагаю, что мои телефонные разговоры прослушиваются.
