Точная дата рождения князя Владимира нам не известна. Даже год рождения остаётся дискуссионным. Но год, месяц и день его кончины указывает летопись. И это вполне наглядный итог его правления.
Владимир пришел к власти в стране, где не было даже единого языческого пантеона, а политический центр находился там, где клал седло под голову его беспокойный отец-завоеватель. Да и страны собственно не было — вместо нее был сложный конгломерат окруженных племенной стихией протогородских центров, между которыми перемещались бродячие дружины. После кончины Владимира Русь представляла собой типичное для раннего средневековья государство, в котором благодаря христианству распространялась грамотность и другие достижения византийской культуры. Основной груз этой трансформации пришелся на последние десятилетия жизни князя Владимира, которые мы и рассмотрим.
Въ лѣто 6504
Летописная статья, повествующая о смерти князя Владимира и содержащая панегирик ему, не столько завершает жизнеописание князя, сколько открывает уже новый исторический сюжет: борьбу за власть между его сыновьями, эмоциональной кульминацией которой является убийство Бориса и Глеба.
Фактически, она отделяет (полу)легендарные события эпохи Рюрика, Олега, Игоря, Ольги, Святослава и самого Владимира, от достоверно зафиксированных событий эпохи Ярослава Мудрого и его наследников, которые могли быть записаны со слов очевидцев или их прямых потомков.
Предыдущая развернутая статья летописи посвящена событиям 996 г. от Рождества Христова или 6504 г. от сотворения мира: завершению строительства церкви успения Пресвятой Богородицы, на содержание которой князь выделили десятую часть доходов, отчего она и получила название «десятинной», нападению печенегов и неудачной битве с ними под Василёвом, где в благодарность за чудесное спасение Владимир основал церковь в честь Преображения Господня.
Там же содержится рассказ о знаменитой щедрости князя Владимира, обильно пировавшего не только с дружиной, но и выставлявшего угощение даже для тех, кто по немощи не мог добраться до княжеского двора. Наконец, под 996 г. приводится эпизод о том, как из-за неофитского гипертрофированного благочестия Владимир боялся наказывать преступников, но после разъяснений со стороны духовенства навел в своих владениях порядок.
В «Повести временных лет» присутствует еще статья 997 г., которая отсутствует в Новгородской первой летописи младшего извода. Статья эта передает явно легендарный сюжет о спасении от печенежской осады недавно воздвигнутой Владимиром крепости Белгород, благодаря находчивости одного из местных жителей. Крепость попала в беду, поскольку в это время «Владимир пошел к Новгороду собирать воинов верхних земель против печенегов, так как шла беспрестанная великая война».
Далее, вплоть до 1014 г., следуют лишь краткие сообщения о том, как «преставился» кто-то из членов княжеского дома, а также упоминание о перенесении святых мощей в Десятинную церковь.
Рождение государства
На этот период, оказывающийся практически вне поля зрения русских летописцев, приходится важнейший этап в политогенезе Руси. Именно в финальные годы правления Владимира она превращается из сети военно-торговых «корпораций», находящихся в многообразных взаимоотношениях друг с другом и местными племенами, в территориальное государство, власть в котором монополизирована Владимиром и его потомками. Наглядными признаками появления этого государства является выпуск собственной монеты, начало монументального строительства — как храмового, так и фортификационного.
Вот как описывает постигшую Русь трансформацию киевский историк Алексей Петрович Толочко:
«Летопись относит эту «реформу» ко временам, близким к крещению 988 года, и представляет ее как почти «моментальный» акт: Владимир одним жестом рассадил своих сыновей по различным городам. Поскольку обретение княжеского стола связано с физическим взрослением княжичей, надо думать, территориализация династии началась ближе к концу правления Владимира — около 1000 года или даже в начале следующего столетия.
В распределении столов все еще прочитывается стремление надзирать за важнейшими торговыми путями Восточной Европы: по Западной Двине в Балтику (где в Полоцке был посажен Изяслав), по Волге (где в Ростове оказался Ярослав, а затем Борис), на выходе из Дона в Черное море (где в Тмуторокане сидел Мстислав).
(…)
Другая часть Владимировых «назначений» убеждает, что к 1000 году для Киева все большее значение приобретает контроль над территориями и населением, чем объяснялось бы установление княжеских столов в центрах, никогда с дальней торговлей не связанных: в Турове на Припяти, Владимире на Волыни, в Древлянской земле.
Этой «второй волной» накрыло некогда самостоятельные «славинии», восточнославянские племена, чьи собственные формы политической организации были ликвидированы именно в это время, а население и территории попали под непосредственное управление из Киева».
Въ лѣто 6522
Далее «Повесть временных лет» сообщает: «в лето 6522 (1014). Ярослав находился в Новгороде и, по условию, давал Киеву две тысячи гривен ежегодно, а тысячу раздавал в Новгороде гридям. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав отказался давать это в Киев отцу своему. И сказал Владимир: «Расчищайте путь и мостите мост», — ибо хотел на Ярослава идти, на сына своего, но разболелся».
В той же статье Новгородской первой летописи младшего извода за исключением нескольких небольших вариаций («живущу в Новѣгородѣ» вместо «сущу в Новѣгородѣ» или «абие разболѣся» вместо «но разболѣся») есть лишь одно существенное отличие. Ярослав в ней назван не «посадником», т.е. наместником, но князем Новгорода, таким образом у киевского летописца его статус ниже.
Вероятно это различие вызвано тем, что для новгородца термин «посадник» означал вполне определенную фигуру в иерархии управление городом, которая сложилась уже после описанных в статье 1014 г. событий. Перенесение его на члена правящего дома было неприемлемо.
С другой стороны, словоупотребление южного летописца вполне возможно отражает ту самую неопределенность статуса представителей власти на местах, характерную для переходного периода превращения Руси в территориальное государство.
Из текста летописной статьи видно, что Ярослав располагает собственным воинским контингентом, обозначенным термином скандинавского происхождения — гридь. Также как Владимир в Киеве он использует редистрибутивные практики — раздавая своим воинам треть от получаемого дохода. Вместе с тем, он признает несомненный суверенитет отца, которому обязан отправлять оставшиеся две трети.
Однако по какой-то причине от этой практики, которая как явствует из летописи сложилась еще до Ярослава, сын киевского князя решил отказаться. В ответ Владимир приказал готовиться к походу на Ярослава, однако по состоянию здоровья не смог в него отправиться.
Почему же Ярослав прекратил отчисления в Киев? Мог ли князь, получивший от историков прозвище «Мудрый» бросить вызов своему отцу исключительно из властолюбия или тому могли быть и объективные причины?
Как поссорились Владимир Святославич с Ярославом Владимировичем
Самый ранний этап русской истории, несомненно, связан со становлением дальней транзитной торговли, связавший балтийский бассейн с Черным и Каспийским морями. Осуществлявшие эту торговлю группы воинов и купцов, осознававших свое реальное или воображаемое родство, выраженное в терминах «род» договоров с греками или «gens» Бертинских анналов, именовались русью.
В какой-то момент речные пути восточной Европы по Волге, Донцу и Дону, Днепру, Западной Двине и другим рекам, объединенным системой волоков в транспортную сеть, превратились в настоящий «насос», выкачивавший восточное серебро в Скандинавию. Однако в конце X — начале XI века этот поток начал иссякать.
На удивительное совпадение дат обратил внимание историк Вячеслав Ляхницкий, посвятивший причинам конфликта Владимира и Ярослава отдельную статью. Позднейший дирхем (арабская серебряная монета), найденный в составе монетных кладов, был отчеканен в том же 1015 г., в котором умер Владимир, собираясь в поход на переставшего платить Ярослава. Сходную дату даёт анализ монетных находок из погребений района Ладоги — позднейшая отчеканена в 1012 г.
Таким образом, предполагает Ляхницкий, прекращение выплат серебра из Новгорода в Киев было вынужденным. Приток монеты из среднеазиатских центров иссяк по объективным причинам.
Естественно, что процесс это неодномоментный и вероятно недовольство Владимира росло по мере того, как сын присылал всё меньше серебра. Судя по всему, в какой-то момент новгородский правитель оказался перед выбором — содержание собственной дружины или сохранение обязательств перед Киевом, и выплаты прекратились. Ведь без воинов Ярослав бы вовсе утратил контроль над регионом.
Косвенное подтверждение этой версии, мы находим в тексте скандинавской «Пряди об Эймунде». Этот источник еще с первой половины XIX века привлекался для прояснения коллизий борьбы сыновей Владимира Великого, а эпизод с наймом Ярославом викингов служит источником для изучения скандинавского наёмничества.
Но, кажется, именно Ляхницкий впервые обратил внимание, на то, что обстоятельства этого найма совпадают как с данными археологии об обращении дирхемов, так и со свидетельством летописи о прекращении финансовых поступлений из Новгорода.
«Прядь об Эймунде» сохранилась в составе «Саги об Олафе Святом» в исландской рукописи конца XIV известной как «Книга с Плоского острова». В ней повествуется о том, что некий Эймундр сын конунга Хринга узнал о том, что в Гардарике, т.е. на Руси, умер «конунг Вальдимар», наследство которого поделили его сыновья — Бурицлав, Ярицлейв и Вартилав. Поскольку братья готовились вступить в схватку за власть, викинг предположил, что кому-нибудь из них точно пригодится опытная и храбрая дружина.
В конечном итоге договор был заключен с конунгом Хольмгарда, т.е. новгородским конунгом Ярицлейвом, в котором без труда можно узнать князя Ярослава Владимировича. Атрибуция остальных двух братьев из саги и их соотношения с известными по летописи братьями Ярослава остаётся во многом дискуссионной, как и многие другие данные, почерпнутые из этого скандинавского повествования (так, например, некритичное восприятие текста саги породило версию о том, что убийцей Бориса был не Святополк Окаянный, а Ярослав).
Однако нас интересует эпизод с наймом варяжской дружины.
«Договор Эймунда с Ярицлейвом конунгом»
Прибыв со своими воинами в Новгород Эймунд явился к Ярицлейву и сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться:
«Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества и пойти к вам на службу, и получать от вас золото и серебро и хорошую одежду. Если вам это не нравится, и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем на то же с другими конунгами, если вы отошлете нас от себя».
Ярицлейв конунг отвечает: «Нам очень нужна от вас помощь и совет, потому что вы, норманны, — мудрые мужи и храбрые. Но я не знаю, сколько вы просите наших денег за вашу службу».
Эймунд отвечает: «Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине, и сделать так, чтобы у нас не было недостатка ни в каких ваших лучших припасах, какие нам нужны».
«На это условие я согласен», — говорит конунг.
Эймунд сказал: «Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождем ее и чтобы она была впереди в твоем войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — еще, кроме того, половину эйрира».
Конунг отвечает: «Этого мы не можем».
Эймунд сказал: «Можете, господин, потому что мы будем брать это бобрами и соболями и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране, и будем мерить это мы, а не наши воины».
Таким образом, Ярослав обнаруживает тот же недостаток в серебре, при наличии всех прочих материальных благ.
Безусловно текст саги нельзя просто принимать на веру, учитывая, что это литературное произведение, сюжет которого развивается по собственным законам. Конунг Ярицлев и в дальнейшем будет демонстрировать скупость, наряду с другими, не самыми лучшими качествами, однако не стоит автоматически переносить эти характеристики на Ярослава Мудрого. Они введены в сюжет для того, чтобы на контрасте подчеркнуть доблести героя саги — Эймунда Хрингсона.
Однако проблемы Ярослава с серебром подтверждаются и другими источниками, а потому эту деталь можно считать вполне достоверной. Авторитетные специалисты по русско-скандинавским связям той эпохи в учебном пособии «Древняя Русь в свете зарубежных источников» считают, что «рассказ о договоре Эймунда с Ярицлейвом приобретает ценность достоверного источника и допускает некоторые исторические выводы».
По их мнению данный эпизод «указывает и на возникновение затруднений с монетным серебром в начале XI в. (Ярицлейв не скупится на одежду, припасы и пр. но отказывается платить всю требуемую сумму деньгами), о чем известно по кладам арабских серебряных монет, приток которых на Русь (и в Скандинавию) заметно сокращается в конце X в. и иссякает в начале XI в. из-за исчерпания серебряных рудников в Халифате.
Хотя арабские монеты обращались еще какое-то (и, возможно, еще какое-то довольно длительное) время, их количество не удовлетворяло потребности рынка, что привело к появлению монетных гривен (серебряных слитков стандартной формы и веса).
В литературе уже давно обсуждается вопрос, могли ли использоваться вместо денег (монет, слитков) меха или кусочки кожи (о чем упоминают арабские писатели XII в.). Рассказ пряди недвусмысленно показывает, что ценные меха (Эймунд называет бобров и соболей) в начале XI в. на самом деле служили эквивалентом денег, и даёт яркую иллюстрацию платежных операций в условиях дефицита монетной массы».
Таким образом конфликт Владимира и Ярослава был вызван объективными экономическими причинами. Постепенное сокращение поставок серебра от дальней транзитной торговли вероятно и было одним из ключевых факторов того превращения Руси в территориальное государство, начало которому положил именно князь Владимир, а завершил процесс уже Ярослав Мудрый.
Въ лѣто 6523
Но вернёмся к «Повести временных лет». Начало следующей летописной статьи по смыслу повторяет окончание предыдущей:
«В лето 6523 (1015). Хотел Владимир идти на Ярослава, Ярослав же, послав за море, привел варягов, опасаясь отца своего. Но Бог не дал дьяволу радости: Владимир разболелся».
Далее в повествование вводится еще один княжеский сын и еще одна внешняя сила:
«В это время был у него Борис. Печенеги пошли походом на Русь, и Владимир послал против них Бориса, а сам же сильно разболелся и от этой болезни и скончался 15 июля».
Далее сообщается о том, что смерть Владимира сохранили в тайне, поскольку Борис, который по воле отца должен был стать наследником, находился в походе, зато в Киеве находился опальный Святополк, прозванный позднее Окаянным.
Таким образом начало статьи 1015 г. описывает диспозицию накануне схватки за княжескую власть, упоминая героя, антигероя и жертву этой борьбы, называя внешние силы, которые будут призывать себе на помощь претенденты.
На этом заканчивается земная жизнь князя Владимира — фактического основателя русского государства, прославленного за обращение своего народа в христианство, как равного апостолам.
«Это новый Константин великого Рима, — начинает летописец панегирик, содержащийся в той же статье — как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил подобно ему».
В Лаврентьевском списке, описав возможность спасения души, как главное достижение почившего князя, летописец констатирует: «Сего бо в память держать русьстии людье» (поэтому память о нём хранят русские люди).
