Целых 3 года заключения потребовалось для того, чтобы в суде зачитать обвинительный акт по делу луганского предпринимателя и политзаключенного Андрея Татаринцева, которого обвиняют в содействии террористам за то, что он передал топливо детской больнице и станции переливания крови в ЛНР. Но даже это не сдвинуло процесс, поскольку после переноса заседания по вине прокурора Конецула прокурор просто не явился.
Конвой привозит Андрея Татаринцева из СИЗО г. Вольнянска в суд г. Бельмак к 10 утра. Раньше сделать это невозможно — между городами 150 км. Пока его заводят в стеклянный «аквариум», на экране монитора на стене появляется незнакомое лицо в медицинской маске. Коллегия судей без масок, секретарь без маски, конвой без масок, подсудимый, естественно, тоже. Незнакомое лицо — прокурор Офиса генерального прокурора Украины (ОГПУ) Алексей Казакевич. Куда делся Конецул, который неоднократно жаловался на затягивание процесса стороной защиты и клялся, что в его интересах рассмотреть дело быстрее, ради чего он готов хоть переселиться в Бельмак, неизвестно.
— 18 июня постановлением ОГПУ сменена группа прокуроров, — поясняет свое появление Казакевич, правда, не поясняет почему. — Я вновь назначенный прокурор в этом уголовном производстве, поэтому для уточнения правовой позиции и ознакомления с материалами дела прошу перенести рассмотрение на следующее заседание.
Татаринцев, который в очередной раз полтора месяца ждал суда, только в возмущении разводит руками. Почти 3 года под стражей, не рассмотрено ни одного доказательства и снова-здорово.
— С 18 июня у прокурора было 2 недели на подготовку, — протестует адвокат Вадим Кравцов.
— В распоряжении суда есть извлечение их ЕРДР, где прокурор Казакевич указан как процессуальный прокурор еще с 2018 года, — удивляется услышанному адвокат Владимир Ляпин. — Как он может быть не знаком с материалами производства?
Судьи о чем-то перешептываются.
— Прокурор, объясните более подробно, почему необходимо перенести заседание, — судья Малеванный как бы подсказывает Казакевичу, что для принятия нужного решения желательно еще хотя бы что-то сказать.
Сказать же Казакевичу нечего, и он начинает не слишком убедительно оправдываться:
— На момент начала производства меня произвольно включили в группу прокуроров, и делом я не занимался, поэтому на данный момент я в полном объеме не владею информацией. Возможно, отдельные процессуальные действия я видел, но не более.
Пауза. Все ждут еще чего-то, но ничего не происходит. Судьи в дурацком положении — они должны сделать и обязательно сделают, что им сказано, но свои решения надо как-то пояснять. И судья Малеванный прерывает затянувшуюся паузу чем-то очень невнятным:
— Прошлое заседание было перенесено в связи с необходимостью непосредственной явки прокурора для приобщения письменных доказательств и установления порядка их рассмотрения. Поскольку прокурор Конецул не явился и не имеет возможности приобщить эти письменные доказательства, суд считает возможным удовлетворить ходатайство прокурора и перенести заседание на другую дату с возможностью непосредственной явки прокурора.
На этот раз в недоумении разводят руками адвокаты. Татаринцев сидит в «аквариуме» со скучающим видом человека, осознающего, что на сегодня уже все решено.
— Ваша честь, — поднимается Ляпин, — подзащитный, страдающий сахарным диабетом, снова не получил еду и лекарства. Прошу применить заходы судебного контроля по обеспечению прав обвиняемого. Если есть сомнения в моих словах, прошу выяснить это у конвоя и отреагировать надлежащим образом.
Конвой подтверждает.
— Суд отправил соответствующее письмо в СИЗО, — по сути отмахивается от вопроса судья Малеванный, который явно спешит перейти к какому-то другому вопросу.
— Вы издеваетесь, ваша честь! — вскакивает Татаринцев. — Или как это называется на правильном языке?
— Что вы имеете в виду под «издеваетесь»?
— Я имею в виду, что нет лекарств, нет диетического питания. И так каждый раз. Как мне быть? Вы же меня пытаете в 40-градусную жару. Как вы мне предлагаете в такой ситуации ездить на суд и полноценно принимать участие? Это не суд, это судилище. Если честно, у меня уже даже нет желания сюда ездить.
— Вы дослушали до конца?
— Зачем мне что-то дослушивать, если каждый раз происходит одно и то же? Как мне быть?
— Еще раз повторяю. Суд направил письмо в СИЗО касательно ненадлежащего питания и лечения.
— В который раз направил?
— В очередной.
— Ну, так оно в очередной раз игнорируется. Что вы мне предлагаете?
— Есть несколько способов. Вы можете самостоятельно или через защитников писать жалобы в надзорные органы. Суд может осуществлять только…
— Да у вас не суд, у вас судилище! — Татаринцев сел, всем своим видом показывая, что говорить по сути больше не о чем.
— Суд не может осуществлять надзор, — совершенно безэмоционально продолжает гнуть свою линию судья Малеванный.
— А кто тогда? — Татаринцев снова встал. — Я из камеры СИЗО его должен осуществлять?
— Есть специальные органы — прокуратура, уполномоченный по правам человека…
— Я тогда не пойму, что вы за орган.
— Мы суд.
— Суд? — обвиняемый сел, снова потеряв интерес. — Угу, я понял.
Прокурор молчит. Видимо, на этом все. Но нет, сегодня суд делает всю работу вместо прокурора и напоминает ему, что пора продлевать меру пресечения, — единственное, о чем никогда не забывают и что делается строго вовремя. Буквально полчаса назад прокурор Казакевич просит перенести заседание, поскольку не знаком с материалами и не выработал правовую позицию, теперь же, когда надо продлить содержание в СИЗО, он уже со всем знаком, и позиция его тверда как монолит.
Правда, своего ходатайства у него нет, зачитывает он слово в слово то, что уже больше 2-х лет, не меняя ни единой буквы, читает «пропавший» прокурор Конецул, — просто перечисляет стандартные риски из УПК (убежит в Россию, будет давить на свидетелей и общаться с террористами) без подтверждения их письменными доказательствами.
— Интересная ситуация, — рассуждает адвокат Кравцов, обращаясь к суду. — Прошлое заседание было отложено из-за того, что прокурор не выполнил своих обязательств по поддержке гособвинения, теперь прокурор тоже не готов поддерживать обвинение. Согласно ст. 194 УПК обоснованность подозрения проверяется каждый раз, когда продлевается мера пресечения. Поэтому я прошу выяснить у прокурора, какие именно доказательства обосновывают подозрение. Пусть он сошлется на них и предоставит суду для исследования. Мало того, по ч.2 ст.194 суд обязан отказать в назначении меры пресечения, если прокурор не докажет обоснованность подозрения или обвинения. Таким образом, прежде чем перейти к решению вопроса о наличии рисков, прокурор сначала обязан доказать обоснованность подозрения. Этого в речи прокурора не было вообще.
Тут уже хочешь не хочешь, а прокурору надо что-то отвечать.
— Материалы уголовного производства и есть предмет исследования суда. Что еще нужно приобщать? — выдает он такую нелепость, что лучше бы молчал.
— Позвольте задать прокурору вопрос, — начинает адвокат Кравцов, но, как известно, украинский суд — не место для дискуссий.
— Прокурор уже все сказал касательно вашего ходатайства, — спасает Казакевича от очередных нелепостей судья Малеванный.
— Но он не дал пояснений, какими именно материалами обосновывается подозрение.
— Прокурор изложил свою позицию. Он сказал, что в его речи было все, что нужно, и больше он добавить ничего не может, — закрывает тему судья, которому очень нужно, чтобы Казакевич молчал.
— Тогда у меня ходатайство к суду, — не отступает Кравцов. — Я прошу в данном заседании исследовать доказательства, которые подтверждают обоснованность подозрения.
— Ну, мы же самостоятельно не можем выбирать эти доказательства.
— Давайте дадим прокурору время, чтобы он мог их предоставить.
Коллегия обсуждает ходатайство буквально 10 секунд.
— Мы отказываем защите, — заявляет судья, — потому что прокурор… не предоставлял таких доказательств.
Адвокаты фактически в открытую смеются, а Татаринцев из-за стекла показывает жестом на горло — вот где у него за 3 года сидят такие решения.
— Ну раз прокурор ничего не предоставил и, таким образом, не обосновывает подозрение, прошу ему отказать, — заявляет защитник Кравцов. — А раз он не предоставил ни одного доказательства, что в отношение Татаринцева не может быть применена более мягкая мера пресечения и ни одного доказательства существования рисков, то я прошу суд самостоятельно выбрать и исследовать данные доказательства, если они существуют.
— Суд выяснил, что прокурор не предоставил никаких доказательств обоснованности подозрения, а значит, отсутствуют основания для продолжения содержания под стражей, — соглашается с коллегой адвокат Ляпин. — Коллегия обязана рассмотреть возможность альтернативной меры пресечения.
И коллегия уходит в совещательную комнату почти на час. А по возвращении мы слышим слово в слово то, что уже слышали раз 10, — «судом установлено», что у Татаринцева жена живет в России, у него тесные связи в ЛНР, поэтому он может связываться с террористами и влиять на свидетелей. Плюс, конечно же, та самая справка из СИЗО, где сказано, что ему оказывается вся необходимая медпомощь.
Что является доказательством наличия этих рисков? Да обвинительный акт, т.е. эпизоды, которые еще только предстоит доказывать в суде. «Что еще нужно приобщать?» звучит как «Каких еще реформ вам не хватает?». Ну все же и так понятно, есть приказ сверху, не морочьте голову и не раздражайте требованием что-то доказывать. Это же Украина в конце концов.
— Ссылаться на обвинительный акт или реестр как на доказательство наличия рисков нельзя. Говорят, что судом установлено. А как установлено, если за почти 3 года они в судебном заседании вообще ни одного доказательства не исследовали? — возмущается адвокат Владимир Ляпин на выходе из суда.
Он удивляется, зачем суд отправляет письма в СИЗО с вопросами о лечении и питании, если его вполне устраивает неизвестно компетентным ли лицом состряпанная справка о том, что санчасть изолятора делает все, что нужно. Комиссию же врачей, которые определят, адекватно ли лечат Татаринцева в СИЗО, в суд привезти пока нельзя из-за карантина. Держать людей в переполненных камерах во время карантина можно, а врачей привезти — нет.
Жалобы на судей в Высшем совете правосудия тоже не рассматривают — только по окончании процесса, иначе это может выглядеть как давление на суд. А если процесс окончится еще через 5 лет, что при таком поведении прокурора и такой частоте назначения заседаний вполне вероятно?
Что же, пожалуй, впервые в деле Татаринцева помимо зачитывания в 10-й раз одного и того же ходатайства прокурор за все заседание сказал буквально 3-4 предложения. Всю его работу выполнил сам суд.
