Два эксперта издания Украина.ру, Ростислав Ищенко и Якуб Корейба, вступили в заочный спор на тему о роли лимитрофов, то есть государств, находящихся между политическими тяжеловесами, такими, как США, ЕС и Россия. Хотя мы знаем, что в споре не рождается истина, мы считаем возможным предоставить каждой из сторон право голоса. В интервью "Корейба: Отстранение Лукашенко от власти было бы предательством польских интересов" польский политолог высказал ряд положений, с некоторыми из которых не согласился Ищенко в статье "Конкуренция лимитрофов".
Публикуем ответ Корейбы Ростиславу Ищенко.
Радость лимитрофа
Польша не похожа на Францию так же, как Ростислав Ищенко не похож на Леонардо ди Каприо. Вроде бы это очевидные факты но, оказывается, всё равно возникает желание с ними поспорить.
Полезно посмотреть на себя глазами врага — это открывает новые горизонты и приучает к реализму, как в личном, так и в национальном измерении. Поэтому я искренне порадовался появлению полемического с моим интервью текста авторства господина Ищенко. Порадовался и тут же загрустил, потому что нашел в нём много раз отогретую котлету из давно неактуальных исторических стереотипов и культурных предрассудков под кисловатым соусом из личных обид и национальных комплексов. Воистину грустно, когда серьёзный политолог начинает верить в пропаганду для домохозяек. Но и этот вызов приму, раз у Ищенко для меня ничего другого нет.
В своём тексте автор не спорит с моим пониманием логики политических процессов в регионе и не отвергает ни один из приведенных аргументов — более того, подчеркивает, что автор «неглуп» и «в главном он прав». Характеристикой удовлетворен и не стал бы спорить, но тут же появляются обвинения в «демонстративном презрении», «наглых требованиях» и неумении делать ничего, кроме «русофобских скачков».
То есть критика — что польской политики, что моего анализа — касается не содержания а стиля. Что же, ни я, ни моя страна — не сто долларов, чтобы всем нравиться. А наши дети и авторы учебников по истории судить нас будут за результаты, а не за стиль. И тем не менее, несколько аргументов в поддержку представленных мной в интервью соображений о том, что ничего плохого в судьбе лимитрофа нет.
Первый — аксиологический. Быть лимитрофом — это ни хорошо, ни плохо, это просто факт жизни, с которым нужно считаться населению и властям определённого количества стран в мире. Один скажет, что не повезло, потому что опасно, другой скажет, что повезло, потому что интересно. Но никто не будет всерьёз утверждать, что место государства на карте мира имеет какое-либо значение с точки зрения морально-этических качеств проводимой им политики.
Тот факт, что мы назовем Беларусь или Польшу лимитрофом, имеет банально дескриптивный, а не эмоционально нормативный характер: это констатация факта, а не попытка оскорбления или заявка на изменение действительности. В мировой политике есть государства с крайне разными (и к этому динамично меняющимися) характеристиками. И я лично не считаю ни одно из них универсальным эталоном. От того, что граждане Швейцарии живут в маленьком и беззащитном государстве, их жизнь не меняется к худшему. Так же, как и Ищенко не станет умнее, красивее и интереснее от того, что живёт в великой державе, даже если предположить, что я на момент, теоретически, могу согласиться на его критерии «великости».
Второй — стратегический. Если данная структура континента существует (причём на протяжении более 30 лет), то сам этот факт доказывает, что она имеет смысл для большинства участников международной системы в регионе. И уж точно для тех держав, которые определяют его контуры и делят между собой зоны влияния. Совершенно очевидно, что Польша не имеет самостоятельного потенциала защитить себя от уничтожения и тем более навязывать собственную архитектуру регионального порядка. А раз она сама и этот порядок существуют, то это результат интересов более влиятельных субъектов.
Если Германия и Россия не ликвидировали не только Польшу, но ни одно (после Югославии) из лимитрофных государств (включая Украину, хотя технические возможности и политический момент для этого были), значит, считают нынешний порядок оптимальным. Шакал, крыса или гиена — не только божьи существа, но и абсолютно необходимый элемент экосистемы. Попробуйте убрать одного из них — получите экологическую катастрофу.
Уберите Польшу — получите катастрофу геополитическую. Она существует на карте Европы не потому, что она хорошая, а потому, что нужная. Так же, как и остальные государства-элементы буферного пояса. Мы к этому раскладу пришли через войны, кризисы и противостояние, и никто не будет рисковать стратегической стабильностью ради экспериментов лишенных варианта выхода. Это понимают рациональные стратеги в Кремле, поэтому в отношении деликатной конструкции санитарного кордона ведут себя предельно осторожно, полностью в логике рационального участника системы.
Извините, Ростислав, но для Путина система как ценность важнее Вашей тоски по советскому величию.
Третий аргумент — экономический. Никто не доказал, что жить в великой державе лучше, чем в стране средней или маленькой. Наоборот — история показывает, что чрезмерная количественная (например территориальная) экспансия очень часто имеет прямые негативные последствия для качества жизни её населения. Люди в Польше это понимают, поэтому никогда не проголосуют за политиков с повесткой, похожей на способ мышления Ищенко.
Единственная стратегическая цель польского государства на протяжении жизни нашего поколения — это догнать (и по возможности перегнать) средний по Евросоюзу уровень дохода на душу населения. Этой цели подчинены все остальные, в том числе геополитические приоритеты, что исключает реализацию каких-либо супернациональных проектов. Тот факт, что по импорту и экспорту мы вышли на пятое место в торговом балансе Германии (давно обогнав в этом списке Россию, несмотря на отсутствие нефти и газа), гораздо более предмет для гордости, чем потенциальное приобретение сантиметра украинской или белорусской земли.
Возможно, мы стали скучно-расчётливыми и лишились геополитического колорита. Но в принципе это удел всех богатых.
Четвертый — культурный. Ростислав квалифицирует польскую политику, исходя из неактуальных данных и ложных предпосылок: это классический пример проекции собственного коллективного психологического состояния на других. Мы думаем не как вы, у нас другая система ценностей, другие критерии и ориентиры, нас радует совсем не то, что вас.
Возможно, он это не знает и говорит глупости. Возможно, знает и сознательно врет, но точно отрицает факт, что критерии оценки качества государственности в Польше изменились, — они отличаются не только от современных российских, но также и от польских 80-летней и тем более 200-летней давности (в своем анализе Ищенко ссылается на опыт 1939 года и XVIII века, как будто в истории Польши существуют только эти два периода).
Дело в том, что вслед за остальной Европой поляки с опозданием, но зато решительно и окончательно отбросили романтическое восприятие мировой политики, став твёрдыми прагматиками. В оценке работы государства важны неоспоримые материальные факты, касающиеся "здесь и сейчас", а не абстрактные декларации о героическом прошлом и светлом будущем. Нам нужно государство, которое строит дороги, школы и больницы и позволяет хорошо жить. Такое государство у нас есть, и ни одна политическая партия или группа населения не видит необходимости кардинально менять внешнее векторы его деятельности.
Лично я не готов жертвовать поездкой в Альпы на лыжи ради того, чтобы обо мне хорошо подумал Жак Ширак. И тем более Ростислав Ищенко.
В одном Ищенко прав. Я действительно «надеюсь на лучшее, выделяя Польшу среди остальных лимитрофов». Более того — не надеюсь, а знаю, потому что вижу результаты польской политики, проводимой польской элитой, которую Ростислав иронично берёт в кавычки, доказывая, что «от них ничего не зависит».
Дело в том, что зависит. Как минимум продолжительность и качество жизни граждан, которые с каждым годом стремительно поднимаются, что отражается не только в статистике (которую нота бене хорошо бы освежить — много изменилось со времён, когда поляки приезжали на советские рынки, и аргумент «я помню» не принимается), но и в повседневной жизни практически всех граждан. А раз так, значит, государство реализует основную функцию внешней политики — модифицировать международную среду таким образом, чтобы она в максимально достижимых рамках работала на благосостояние людей внутри страны. Чтобы брать оттуда максимум, вкладывая минимум.
Очевидно, что у государств, находящихся между двумя державами и тем более блоками государств, существуют определенные ограничения. Но геополитические рамки не отменяют полноту выбора во всех остальных вопросах, куда более интересных с точки зрения жизни граждан, чем абстрактное величие: в рамках лимитрофного положения можно быть как Словенией, так и Молдовой, как Польшей, так и Украиной.
Лучше бороться за то, что достижимо, чем непродуктивно тратить энергию на изменение рамок, заданных силами, находящимися вне нашего контроля. Тем более если это очень неплохие, возможно, лучшее в истории рамки. Никто из нас не сможет удлинить свои ноги и руки, но ничто не мешает нам наращивать их мускулатуру.
Жизнь становится комфортной, если полюбить самого себя такими, как мы есть. Польше нужно быть лучшей версией Польши, а не вице-Францией или недо-Россией. Реалистично нравиться самому себе гораздо продуктивнее, чем пытаться выиграть исторические сравнения или выполнить футуристические воображения. И тем более удовлетворить вкус токсичного соседа.
Впрочем, не уверен, что лимитрофный Корейба менее интересен, чем великодержавный Ищенко.
