Каждый, кто еще с детства зачитывался произведениями Николая Гоголя, хорошо знает, что они представляют собой настоящую энциклопедию народного быта украинцев и россиян – причем, первое место здесь, безусловно, занимает описание традиционной кухни. Пацюк и Чичиков, Тарас Бульба, Собакевич, Коробочка и большинство других гоголевских персонажей вовсю пьют и едят – а сам автор описывает их кушанья с искренним вдохновением, который выдает в нем подлинного гурмана и кулинара.
«Замечательной особенностью многих гоголевских сочинений является то, что читатель постоянно держит связь с желудком персонажа, почти реально ощущая, сыт герой в данный момент или голоден. Сюжет насыщения идет рука об руку с сюжетом событийным или даже во многом готовит и предопределяет его», – образно написал об этом философ Леонид Карасев, раскрывая особенности литературного метода Гоголя, который наверняка знал, что путь к душе и сердцу читателя зачастую идет именно через желудок.
Корни интереса к хорошей и разнообразной еде, безусловно, уходят прямиком в украинское детство великого писателя. Хлебосольство патриархального быта описано в повести «Старосветские помещики», написанной Гоголем после посещения родового поместья Васильевка. Прототипами ее героев Пульхерии Ивановны и Афанасия Ивановича Товстогубов – считаются бабка и дед писателя – Татьяна Семеновна (урожденная Лизогуб) и Афанасий Демьянович Гоголь-Яновские. Чета гоголевских героев проводила свои идиллические дни в непрерывном застолье, которое отличалось кулинарным разнообразием: «кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни».
Неудивительно, что украинские повести Гоголя постоянно обыгрывают кулинарную тему. Так, знаменитый черт из повести «Вечера на хуторе близ Диканьки» предстает у него заправским «кухмистером», который «надевши колпак и вставши перед очагом… поджаривал грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу». А еще один представитель нечистой силы – знахарь Пузатый Пацюк – смачно поглощал в пост скоромные вареники со сметаной. «Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать». Все согласятся с тем, что эта знаменитая комическая сцена стала классической как для русской, так и для украинской культуры.
Там же, на страницах первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки», можно прочитать настоящий гимн простой и здоровой народной пище: «Зато уж как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, каких вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесешь сот – дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло так вот и течет по губам, когда начнешь есть… Пили ли вы когда-либо, господа, грушевый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или не случалось ли вам подчас есть путрю с молоком? Боже ты мой, каких на свете нет кушаньев! Станешь есть – объедение, да и полно. Сладость неописанная!».
Украинские селяне готовят у Гоголя обрядовые рождественские блюда, которые использовались в ритуалах зимних колядок. Умение хорошо поесть вообще является для него необходимым качеством настоящего казака. «Он жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал за одним разом почти по целому ведру», — описывает Николай Васильевич этот своеобразный идеал национального рыцаря и героя, который и сегодня является образцом для достаточного количества всегда сытых и пьяных, но никогда не работавших «патриотических активистов».
Но настоящей вершиной гастрономического творчества Гоголя, безусловно, являются знаменитые. «Мертвые души». Писатель и критик Андрей Белый характеризовал это произведение ироническим словом «Жратвиада», справедливо отмечая выдающийся аппетит героев этой поэмы. Достаточно вспомнить, что прибывшему в губернский город Чичикову сходу подают на обед «щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких недель, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярку жареную, огурец соленый и вечно слоеный сладкий пирожок». После чего на страницах произведения буйствует настоящий пир — вплоть до самых его завершающих строк.
Достаточно вспомнить помещицу Коробочку, которая от души угощает заезжего чиновника домашними разносолами: «на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы…лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками… У вас, матушка, блинцы очень вкусны, — сказал Чичиков, принимаясь за принесенное горячее».
А чего стоит образ Собакевича, который является одним из первых гурманов в русской литературе — демонстрируя при этом забавный национально-патриотический уклон. Он тоже со вкусом ест традиционные народные блюда, ругая при этом наученного французом губернаторского повара, который якобы приготовил под видом зайца кота, обвиняет французов в поедании лягушек, а потом набрасывается на немцев — за то, что они изобрели диету, и «лечат людей голодом».
Сам Николай Васильевич Гоголь явно не жаловал такое лечение. Он любил посетовать на проблемы с пищеварением, однако со вкусом ел и прекрасно готовил — угощая своих московских друзей экзотическими блюдами из своей любимой Италии.
«Третьего числа, часа за два до обеда, вдруг прибегает к нам Гоголь (меня не было дома), вытаскивает из карманов макароны, сыр пармезан и даже сливочное масло и просит, чтоб призвали повара и растолковали ему, как сварить макароны… Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, то есть когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны, но многим показались не доварены и слишком посыпаны перцем; но Гоголь находил их очень удачными, ел много и не чувствовал потом никакой тягости, на которую некоторые потом жаловались… Во все время пребывания Гоголя в Москве макароны появлялись у нас довольно часто», — писал об этом Сергей Аксаков в известных мемуарах «История моего знакомства с Гоголем, со включением всей переписки с 1832 по 1852 год».
Фактически — это готовый рецепт классической средиземноморской пасты Maccheroni con parmesan, который, по иронии судьбы, оставил потомкам классик русской и украинской литературы Николай Гоголь — знавший толк и в равиоли, и в варениках со сметаной. А это дает нам повод еще раз, по новому перечитать его любимые книги.
