По 23% высказались за «предоставление этим территориям статуса автономии в составе Украины» и «за продолжение военных действий до полного восстановления украинской власти на всем Донбассе», и, наконец, 6 % за «отделение этих территорий от Украины». Прочие не определились. Такие цифры стабильны. В предыдущих 12 опросах того же «Рейтинга» начиная с 2017 года (из них два, помимо нынешнего, было уже после президентских выборов) замораживание неизбежно лидировало, набирая от 30% до 38%. Другие варианты тоже имели почти такой же результат как сегодня.
В общем, как и Троцкий в Бресте в 1918, украинцы поддерживают вариант «ни мира, ни войны», только с большим акцентом на отсутствие боевых действий. Но реалистичен ли этот сценарий? Согласно опросу, он предполагает три вещи из которых одна не связана с двумя другими и в общем-то реализована. Так, признание территорий оккупированными не обязательно предполагает замораживание конфликта. Такой вариант появился в опросниках «Рейтинга» давно, еще до принятия закона о реинтеграции Донбасса. Но с начала 2018-го по украинскому законодательству неподконтрольные Киеву территории уже считаются оккупированными. Война продолжается. Но формулировка вопроса осталась неизменной, а при ней респонденту должно казаться, что признания «оккупации» нет.
Ну а главное, понятие замороженного конфликта предполагает совершенно разные реалии. Например, в Приднестровье, заморозка не мешает не просто человеческим контактам, но и участию приднестровских команд в Национальном дивизионе чемпионата Молдавии (их там 2 из 8) и легальной, с точки зрения Кишинева, внешнеэкономической деятельности предприятий ПМР и т.п. Согласны ли были бы с таким вариантом украинские сторонники замораживания? Впрочем, территория Приднестровья официально не считается оккупированной.
Грузия же признала оккупированными Абхазию и Южную Осетию. Но заморозку там гарантирует не это обстоятельство, а неизбежность вмешательства России в случае конфликта. Ведь она признаёт эти две территории суверенными государствами и имеет с ними договоренности о военной помощи. И думаю, если б в анкете «Рейтинга» говорилось, что заморозка предполагает российское признание ДНР и ЛНР, сторонников у нее было б явно меньше.
Наконец, есть Нагорный Карабах, где конфликт вроде как был заморожен соглашением о прекращении огня от 9 мая 1994 года. Но это лишь из российского и украинского далёка представляется, что там качественно спокойнее, чем в Донбассе. А если посмотреть на статистику потерь, которая наиболее подробно дана в англоязычной Википедии, то окажется, что в соотношении к численности населения, они никак не меньше, чем на Украине в последние годы. Так, с 2010 по 2016 год (за более позднее время данные не приводятся), Азербайджан, где населения почти в 4 раза меньше, нежели на Украине, потерял в боях более 256 военнослужащих. Армения же потеряла 214. Но там даже с учетом НКР населения в 12 раз меньше, чем на Украине.
Кстати, в первые полтора десятилетия после перемирия потерь с обеих сторон было поменьше. То есть опыт Карабаха как раз показывает, что, во-первых, долговременное замораживание конфликта не означает непременной тенденции к его угасанию, во-вторых, что замораживание — это понятие очень относительное. Конечно, раз потери в Донбассе сейчас соответствуют потерям в Карабахе, значит можно и этот конфликт считать замороженным. И действительно, интенсивность боев гораздо меньше, чем в 2014 — начале 2015-го. Однако и политики, и общество, и социологи на Украине называют нынешнее положение дел войной, а не замороженным конфликтом. И думаю, они в целом правы.
Донбасский конфликт имеет сходный инструмент заморозки с карабахским. Это посвященные прекращению огня положения Минских соглашений. Причем они смотрятся выгоднее в сравнении с соглашением о бессрочном перемирии в Карабахе, так как более детализированы, в частности устанавливают линии отвода тяжелых вооружений. Однако мы видим, что эта детализация не остановила ежедневных обстрелов. Поэтому с моей точки зрения заморозка конфликта Донбасса нереальна без либо политического урегулирования, предполагающего особый статус, либо уравнения статуса ДНР и ЛНР с Абхазией и Южной Осетией. И думаю, включение в опрос «Рейтинга» варианта с заморозкой конфликта сродни включению например такого варианта: «прекращение огня, замораживание конфликта посредством разведение враждующих сторон миротворческим контингентом нейтральных инопланетян». Объективно нереальны оба.
Разумеется, можно возразить, что украинское общество в инопланетян не верит. Следовательно, в соцопросах надо обойтись без них, но раз в том же обществе бытует мнение, что заморозка без урегулирования возможна, то почему б не позондировать, сколько у нее сторонников? Чисто для изучения общественного мнения.
Но социология почти всегда — это не просто изучение общественного мнения, это и его формирование, вольное или невольное. И сама публикация этого опроса «Рейтинга» толкает немалое число политиков или экспертов к размышлениям о том, как бы конфликт заморозить.
Однако интересно, что получилось в начале мая этого года, когда в опросе «Рейтинга», точнее в исследовании проведенном им совместно с центром «Социальный мониторинг», формулировки вопросов немного изменились. Тогда самым предпочтительным (39,9%) оказался вариант «предоставление этим территориям особого статуса», который предполагает автономию в составе Украины». На втором месте было «официальное признание того, что эти территории в ближайшие годы не могут быть возвращены Украине и их изоляция» — 18,5%. Сторонников «продолжения боевых действий, направленных на восстановление полного контроля Украины над этими территориями военным путем» оказалось 17,3%.
Прочие не определились. Среди определившихся респондентов вариант с автономией набирал абсолютное большинство, а на Востоке, Юге в Донбассе и даже в Киеве его поддержало свыше 50% и от общего числа опрошенных.
Выходит, для превращения автономии в самый предпочтительный для общества вариант урегулирования потребовалась малость — лишь чуть переформулировать вариант срединный, не предполагающий ни автономии, ни войны. Ведь, в сущности, в обоих исследованиях этот вариант предполагает одно и то же состояние дел, только описанное разными словами. Однако понятие «прекращение боевых действий» легко вызовет у нормальных людей позитивную реакцию, а понятие «замораживание» выглядит нейтральным. Что же касается признания «невозможности вернуть» Донбасс, то оно по сути идентично признанию его оккупированным», но слово «невозможность» не вызывает позитивных эмоций. В общем, в одном случае так называемое замораживание подано чуть красивей, чем в другом. И результат налицо.
А в майском исследовании двух соцслужб был и вопрос, поставленный ребром: «Поддержали бы Вы решение о предоставлении автономии в составе Украины неподконтрольным территориям Донецкой и Луганской областей для прекращения боевых действий и мирного урегулирования конфликта в Донбассе?» То есть автономия подана как условие мира, что, собственно, и соответствует Минским соглашениям. И оказалось, что в этом случае 48,9% опрошенных поддержали бы такое решение, а 33,5% (почти в 1,5 раза меньше) не поддержали.
Таким образом перед вступлением в должность (опрос был обнародован за 4 дня до инаугурации) Зеленский получал мощный аргумент в пользу того, что украинцы не просто хотят мира, но и готовы к тому, что Порошенко и его пропаганда подавали как непозволительные уступки. Но шестой президент этим аргументом не воспользовался.
Социология же не стала далее помогать мирному процессу. Объективно — результаты майского исследования «Рейтинга» и «Социального мониторинга» должны были бы подтолкнуть и к изменению формулировок вопросов и к попыткам выяснить, как отношение жителей Украины к проблеме зависит от небольшой разницы в этих формулировках.
Но такого не произошло. По крайней мере, судя по тем исследованиям, которые обнародованы. Однако много опросов делается по заказам политиков и не публикуется. И, может, в распоряжении Зеленского есть социология, которая ясно говорит, что украинцы готовы на автономию Донбасса как гарантию мира? Только президент не решается воспользоваться этими данными.
