Но уже через несколько дней националистам пришлось оставить украинскую столицу перед лицом наступающей армии большевиков.
Рабочий бунт против националистов был стихийным и происходил против воли большевиков. Память об этих людях предельно демонизирована. Монументы участвовавшим в боях рабочим разрушены или регулярно оскверняются вандалами, а названные в честь восставших улицы Киева переименованы все до одной. Жителей Киева и его пролетарских предместий — Демиевки, Куреневки, Шулявки — представляют агентами иностранных агрессоров и оккупантов, а их убийцы глорифицируются на официальном уровне.
Между тем, восстание против Центральной Рады интересно потому, что оно во многом носило стихийный, народный характер и началось под давлением снизу. Расхожее представление о том, что его начали киевские большевики — желая помочь наступающим из Харькова и Конотопа красным войскам — не соответствует хорошо известным и задокументированным историческим фактам.
Об этом свидетельствуют воспоминания Евгении Бош — она фактически возглавляла первое социалистическое правительство Украины и занимает в наши дни видное место в официозном пантеоне «врагов Украины». По ее словам, местный комитет большевистской партии не только не стремился раздуть мятеж в тылу у Центральной Рады, но даже предостерегал от этого выступления, которое было обречено на провал в силу реального соотношения сил между рабочими дружинами и боевыми частями украинских националистов.
«Числа 6 января прибыл из Киева в Народный Секретариат член киевского Комитета большевиков с сообщением, что «рабочие массы требуют вооруженного выступления против Центральной Рады. Комитет сдерживать массы больше не в силах, и восстание может вылиться в стихийный протест и неорганизованное выступление. Хотя часть войск Центральной Рады заявила, что против рабочих не выступит, но без поддержки извне трудно рассчитывать на победу, так как рабочие вооружены плохо… На заседании Народного Секретариата было решено… предложить киевлянам не выступать, ввиду громадного скопления петлюровских частей в Киеве, до того момента, пока не подойдут советские войска к границам Киева», — пишет об этом Бош.
Киевские рабочие в буквальном смысле слова толкали своих политических лидеров к выступлению против националистов. При этом, помимо большевиков, в рабочей среде имели большое влияние представители украинских и российских эсеров, еврейского Бунда и даже активисты польской социалистической «левицы», которые зачастую выступали с более радикальных позиций.
Причиной этого кипящего недовольства стал националистический террор, который развернули в Киеве расквартированные здесь подразделения, подконтрольные Центральной Раде — которая, фактически, вела себя по отношению к рабочим массам как чужая оккупационная власть.
«Ц. Рада ведет, как она выражается, беспощадную борьбу с большевизмом, — для достижения цели она разоружила Киевский арсенал, политехнические мастерские, завод Ауто, Варшавскую судостроительную верфь и др.; под словом «разоружение» нужно понимать полнейший разгром указанных заводов: под предлогом поисков оружия снимались кожаные пассы с моторов, разламывались ящики столов и в конторах и проч. По улицам и квартирам брали товарищей и избивали до полусмерти, а избив, бросали в «Лукьяновку». Около 40 чел. исключительно рабочих томятся и сейчас на больничных койках Лукьяновской тюрьмы…
Все воинские части, которые поддерживают Ц. Раду, получают особый порцион водки; когда же нужен особый подвиг со стороны этих героев, порцион увеличивается вдвое — озверелые люди под влиянием алкоголя творят ужасы, не поддающиеся описанию, как это имело место в Киевской центральной хлебопекарне. Пекаря в знак протеста против насилий объявили через свой профессиональный союз однодневную забастовку. Вечером группа гайдамаков ворвалась в пекарню, где в это время происходила замеска хлеба, и с криком: «А, вы бастовать, морить нас голодом!» — открыла пальбу. Убили 4-х тов. пекарей и изрешетили всю пекарню пулями», — рассказывало письмо, которое тайно передали в те дни из Киева в Харьков.
«Лукьяновская тюрьма и военная тюрьма «Косой Капонир» переполнены были изувеченными киевскими пролетариями. В ночь на 25 декабря в квартиру тов. Леонида Пятакова, — члена Киевского комитета большевиков и члена ЦИК — ворвался отряд гайдамаков под предводительством офицера, стащили его с кровати в одном белье и, зверски избивая, увели неизвестно куда. А через 2 недели труп тов. Леонида нашли под мостом с простреленной раной в области сердца, с вырезанными во всю длину тела полосами, выколотыми глазами и исполосованного сабельными ударами», — рассказывает об этом сама Бош.
Убийство популярного на киевских заводах оратора Пятакова стало последней каплей, которая подтолкнуло рабочих к началу восстания — несмотря на предостережения со стороны местного комитета большевиков, которым пришлось плыть по течению не зависящих от их воли событий. При этом выступление рабочих активно поддерживало большинство киевлян — во многом потому, что их настроила против себя погромная политика националистического правительства. На стороне повстанцев участвовали женщины и даже дети — что зафиксировано в целом ряде документальных свидетельств.
«Вообще, было заметно, что значительная часть большевиков состоит из мальчишек, подростков. Они выполняли заметную работу в арсенале, носили еду, бегали на разведку. Мальчишки от 10 до 16 лет спускались с Печерска к Днепру, шли берегом до Кукушкиных дач, вскарабкивались в Царский сад, а оттуда рассыпались по Садовой, Александровской (современная улица Грушевского), Институтской, Левашевской (современная улица Шелковичная), Екатериновской (современная Липская), высматривая, где и какие украинские силы и какое у них оружие и снаряжением. Украинские патрули мало обращали на них внимания, а тем временем они причиняли много вреда. На третий день восстания, когда солдатские ряды бунтовщиков поредели, мальчишки сами взялись за оружие. Немало их было на Владимирской горке, на Подоле и Печерске. Стрельба их особого вреда не приносила, но увеличивала бунт. На каждый пушечный взрыв мальчишки отвечали выстрелами в воздух. Оказывается, что много женщин также несли шпионскую и разведывательную службу. После ареста арсенальских преступников женщины в воскресенье ходили по Печерску и агитировали против украинских войск», — подробно рассказывала об этом сто лет назад, в январе 1918 года националистическая газета «Нова Рада».
Борьба киевских подростков даже нашла своеобразное отражение в киевском городском фольклоре, оставив свой след в куплетах знаменитой «Песни про Подол»:
В эти двери сотни пуль
Всадил петлюровский патруль,
Рассердясь на бабушку мою,
Но мой дед — он хавер* тот,
Он поставил пулемет
И теперь петлюровцы в аду.
(*Хавер — «товарищ» (идиш) — А.М.)
За этим строчками стоят реальные, и очень трагические события — поскольку бои в районе Подола были самыми ожесточенными за все время восстания. Местные рабочие дружины попытались захватить главную квартиру Центральной Рады, расположенную на Владимирской улице. Однако затем они были выдавлены и окружены на склонах подольских холмов.
«Подольские красногвардейцы внесли наиболее яркую страницу в истории большевистского восстания в Киеве, — подтверждает это современный патриотический историк Ярослав Тинченко. — Практически все 250 бойцов, которые вступили в бой в первый день восстания, погибли».
Ожесточение киевских рабочих было так велико, что они до последнего отказывались капитулировать перед войсками Петлюры — хотя на этом настаивали представители большевистской организации.
«На 5-й-6-й день восстания, когда войска Центральной Рады, не щадя патронов и снарядов, стали выбивать рабочих из всех занятых позиций, и Центральная Рада предложила штабу Ревкома сдаться на условиях, что никакие репрессии восставшим не угрожают, Ревком принял постановление предложить революционным массам сдать оружие. Но когда члены главного штаба, т.т. Стогний, Крейсберг и Дора Идкина пришли с решением Ревкома в железнодорожные мастерские, то их приняли за провокаторов и хотели тут же расстрелять. И только после долгих переговоров согласились заключить их под арест до выяснения в Ревкоме. После переговоров с Ревкомом товарищи были освобождены, но большинство восставших рабочих отказалось подчиниться решению Ревкома» — пишет об этом Бош.
Конечно, все эти факты противоречат расхожим представлениям о Январском восстании — которое якобы было поднято большевистскими агентами по указке Москвы, чтобы воткнуть нож в спину националистическому правительству. Напротив — поднявшиеся на бунт рабочие проявили в те дни высокую гражданскую сознательность. Они были готовы с оружием в руках биться за свое будущее — причем делали это по собственному желанию, отчетливо понимая, ради чего идут в бой. Чего нельзя сказать о горстке юнкеров, которые были брошены националистическим правительством на станцию Круты — и стали сейчас героями патриотической государственной мифологии.
И можно не сомневаться, что память об этих людях займет достойное место в истории будущей демократической Украины.
