В результате они искренне веруют, что Запад будет вечно содержать Украину в качестве антироссийского плацдарма, сколько бы это ни стоило и невзирая на нулевую эффективность украинской власти, что наличие админресурса обеспечивает победу на выборах, невзирая на отсутствие рейтинга, что Россия обязательно развалится под гнётом санкций, а Украина постоянно усиливается. Одновременно объективная реальность демонстрирует им полное отсутствие финансовой, политической, дипломатической и военной поддержки Запада в последние полтора года, отсутствие у действующего президента не только легитимных, но и нелегитимных способов удержать власть, постепенный, неспешный, но неизбежный переход России ко всё более жёстким методам вразумления зарвавшегося соседа.
В результате всё государство живёт в какой-то раздвоенной шизофренической реальности. Особенно хорошо это видно по президенту Порошенко, который знает, что с точки зрения интересов личной безопасности власть ему терять нельзя, что переизбраться не только на минимально честных выборах, но даже в ходе любого процесса, который хотя бы отдалённо напоминает выборы, он не может, что попытка удержания власти силой либо, в случае провала, приведёт к немедленному его силовому же свержению, либо, в случае успеха, лишь продлит его личную агонию как главы государства на короткое время.
Он также знает, что спасти его лично и режим его личной власти может Запад (если захочет). Знает, что Запад не хочет этого на официальном уровне, а те западные политики и партии, которые согласны были бы ему помочь, либо уже потеряли власть, либо вскоре её потеряют и ничего не могут, да и не хотят, ему гарантировать, фактически используя агонию режима Порошенко для решения своих личных мелких проблем и противодействия своим политическим противникам на родине.
Он всё это знает, но тем не менее пытается действовать в предвыборной парадигме. Организовываются штабы, они отрабатывают стратегию привлечения электората, ориентируют замкнутую на президента вертикаль власти, а также политически ангажированную часть общества на то, что выборы пройдут в срок и относительно (в украинском понимании) честно. Общественность и бюрократический аппарат, понимая, что у Порошенко нет ни единого шанса победить на выборах и видя, что он на выборы идёт, начинают делать ставки на потенциального альтернативного победителя. В последний момент, когда реализовывать силовой вариант уже становится почти поздно, Порошенко внезапно пытается ввести военное положение и перенести (а не отменить) выборы. Оппозиция достаточно удачно блокирует перенесение выборов, но отказаться от голосования за военное положение в принципе не может — и Рада вводит его в усечённом состоянии. Порошенко обещает, что военное положение не помешает провести выборы, — и тут же начинает серию провокаций, которые объективно ведут к развязыванию гражданской войны на всей территории, подконтрольной ныне киевскому режиму.
Как видим, он мечется между крайностями, но постепенно метания ведут его к установлению диктатуры и отказу от выборов. И даже страх потерять в таком случае легитимность в глазах Запада тускнеет перед страхом потерять в ином случае жизнь. Но интересно, что и оппозиция не протестует против диктатуры. Она выступает против личной диктатуры Порошенко. При этом каждый оппозиционный клан совсем не против установления личной диктатуры своего ставленника.
Это лучший — наиболее надёжный показатель слабости государственной власти. Неважно, устанавливают диктатуру либералы, монархисты, коммунисты или националисты. Они идут по этому пути и у них получается лишь в том случае, если предельно ослабевший государственный аппарат не в состоянии больше удерживать контроль над страной стандартными демократическими методами.
То есть Запад, требуя от Украины легитимировать власть в формате стандартной демократической процедуры — на выборах, выступает с позиции формально правильной, но нереалистичной. Неважно, пройдут выборы или не пройдут. Неважно даже, кто окажется у власти. Важно, что сохранить контроль над Украиной система может только перейдя к террористической диктатуре, при абсолютном безразличии к фамилии главы государства.
Так как на Украине легализованы исключительно радикально националистические, вплоть до открыто нацистских, боевики, то по характеру своему диктатура должна быть радикально националистической. Это значит, что политики, представляющие интересы олигархических кланов, практически сразу после установления террористической диктатуры становятся не нужны. Они утрачивают исполняемую ими сегодня функцию «человеческого лица» режима, не приобретая никакой новой, но при этом претендуя на ведущую роль в распределении национального богатства. То есть становятся обременением. В этих условиях у Авакова, Билецкого или Парубия больше шансов к концу 2019 год быть реальным (или номинальным) главой украинского государства, чем у Порошенко, Тимошенко или Бойко.
В то же время олигархические кланы, имеющие прочные позиции в регионах (особенно в юго-восточных и в Закарпатье, где радикалов не любят) способны удержать контроль над своими вотчинами, превратив их в заявленные или принятые по умолчанию «народные республики». В этом плане позиции олигархата, не желающего терять в пользу радикалов доходы, и населения юго-востока Украины, которое ненавидит нацистов по идеологическим причинам, совпадают.
Зададимся вопросом: может ли Запад что-то сделать с этой гремучей смесью? Нет. Даже если радикалам удастся подавить сопротивление олигархата на местах и сохранить единство страны. Даже если Запад по каким-то причинами решит легитимировать террористическую, радикально-националистическую диктатуру и признает её. Украина утратила способность к производству — к созданию нового ресурса. Потребление же старого, произведённого ещё при советской власти, ограничено его наличным объёмом. Этот объём исчерпан, и государству остаётся лишь жить за счёт внешнего финансирования. Финансирование террористической диктатуры Западом контрпродуктивно с точки зрения интересов Запада.
Во-первых, это слишком дорого стоит. Во-вторых, идейные нацисты плохо управляемы и, как показывает опыт Польши и Венгрии, готовы кусать кормящую руку. В-третьих, слишком велики репутационные потери. В-четвёртых, и это главное, бессмысленно платить режиму за то, что он сделает бесплатно, поскольку единственное, на что он способен, — развязать войну с Россией.
Единственный, хотя очень маленький шанс для Порошенко сохранить власть и уцелеть — проявить инициативу и сыграть на опережение. То есть развязать войну с Россией раньше, чем к власти на волне террора прорвутся открытые нацисты. Сейчас, при грамотной организации провокации, Киев ещё может развязать военный конфликт так, чтобы втянуть в него как минимум часть Запада. В таком случае есть шанс на то, что, стремясь уйти от сползания в Третью мировую, Запад и Россия быстро договорятся и стабилизируют какую-то часть бывшей Украины в виде буферного государства. Урезанную территорию с урезанным населением будет значительно дешевле содержать, и здесь уже можно надеяться на западную помощь. В случае же быстрой победы России и полного разгрома украинской государственности есть возможность пожизненно работать президентом в изгнании, что в случае Порошенко даже предпочтительно.
Однако, пока украинские президент, элита и государство мечутся в шизофреническом бреду раздвоенного сознания между идеей выборов и осознанием необходимости диктатуры, опция «война с Россией» становится для них всё менее достижима, а значит, террористическую диктатуру придётся строить на базе внутреннего гражданского конфликта.
