Украинский язык - тоже жертва языковой политики

Украинские националисты очень точно определили цель, которую необходимо поразить, чтобы убрать с пути главное препятствие. Язык — это не только средство общения и познания мира, в больших культурах он является своего рода ценностной матрицей, в которой закреплены как основы миропонимания, так и миллионы специфических смысловых оттенков, складывающихся в такую картину мира, которая открыта только носителю данной языковой традиции. Русский является именно такой матрицей. И поставленная задача не имеет никакого отношения к стремлению обеспечить доминирующие позиции украинского в обществе. Главный удар наносится по системе ценностных координат для того, чтобы в отдаленной перспективе очистить мировосприятие украинца от элементов некогда родной ему и абсолютно понятной идентичности.

На очереди в Раде лежит еще один законопроект. Он предлагает способы борьбы с русским миром и дает различные дефиниции этого понятия. Речь не о языковых практиках, а об искоренении всего русского. Украинский же мыслится не как средство для выражения национального самосознания, а как инструмент слома русской ценностной и культурной матрицы.

За русским языком стоят как минимум святоотеческая традиция и связанные с нею подвиги веры,  колоссальный опыт государственного строительства, русское искусство во всем многообразии его блистательных форм и многогранности духовной проповеди, право, наука, философия и много чего еще. Он вобрал в себя энергию жизни многих поколений, он помнит о героизме предков, о предательствах и изменах, победах русского оружия и поражениях на поле битвы, достижениях отечественной мысли и технологических неудачах. Примерив на себя русский язык, человек невольно проникается ясностью его глубоко христианских по своему существу смыслов. И нейтрализовать колоссальное влияния, оказываемое языком на весь строй человеческих мыслей и чувств, невозможно.

Произнося такие слова как «любовь», «сочувствие», «помощь», счастье», «война», «родина» мы большей части будем вкладывать в них то же самое, что и немцы, французы или англичане. Но в каких-то отдельных моментах значения этих базовых понятий будут разниться просто потому, что в их истории происходили какие-то события, добавившие словам какие-то смысловые оттенки — горечи, разочарования или, наоборот, восторга. Этот люфт в смыслах легко уловить по словарям. Иногда синонимический набор, предлагаемый для перевода, кажется нам очень странным.

Украинский язык должен стать ломом, которым станут крушить ценностную матрицу и надо сказать, что приспособить его для этой роли будет не очень сложно. А русский так и вообще не годился на роль силового инструмента, поскольку из него принципиально неизвлекаема его культурная основа. Будучи народным диалектом русского, украинский имел свою не то, чтобы узкую, но специфическую сферу применения. Диалект не претендует на высоты в науке или теологии, это, прежде всего, сугубо функциональное средство общения. Но, набираясь опыта и ресурсов, становясь все более гибким, он способен обрести выразительность, достаточную для того, чтобы создать прекрасные образцы фольклора и народной поэзии. Собственно, в народной песне украинский язык и состоялся. Но не в литературе, хотя литературных произведений написано много, поскольку из средства общения он так и не сумел переместиться в сферу понятий, терминологии, сложных обобщений. Тропы, то есть образы — сколько угодно, но не мудрствование, не складывание сложных теорий, не область абстрактного знания.

Предметом украинского была и остается эмоциональная жизнь человека, его способность любить радоваться, горевать, переживать измену, проживать невзгоды и ловить краткие моменты счастья. Он не стал языком с собственной ценностной матрицей, поскольку ему она и не было особенно нужна. Являясь подотделом русского, он до поры до времени прекрасно себя чувствовал в рамках общей культурной традиции, прекрасно осознавая свою фольклорную природу.

Когда же националисты придали ему статус отдельного языка, выяснилось, что в силу свой слабости, недособранности украинский вполне можно перенастроить, вложив в него и новые смыслы, и новую нравственную парадигму. Если речь идет о том, что необходимо убедить украинцев в том, что они и русские — это два разных народа, то необходимо так поменять язык, чтобы ощущение дистанции стало органичным и естественным. В украинском в силу его неполной субстанциональности легко конструировать ложную мифологию, чем, собственно, националисты и занимаются с середины 19-го столетия.

Признание Бандеры и Шухевича народными героями — это в значительной мере и про язык, поскольку смысл, закрепленный в русском за словом «герой» не допускает использования его для обозначения данных персонажей. Таких смысловых сдвигов множество и все они направлены на формирование другой, враждебной всему русскому идентичности. Так что война с русским языком — это отнюдь не борьба за украинский. В этом конфликте украинскому уготована сугубо инструментальная роль — служить орудием, с помощью которого нужно будет искоренить на Украине все, что связано с Россией, ее историей и культурой. Таким образом, украинский язык тоже оказался жертвой — его натравили на ближайшего родственника, не обращая внимания на то, что его родовые свойства прямо противоположны тем, которые ему насильственно имплантированы. От рождения он был мягким, певучим, иногда горестным, иногда тоскующим, но всегда сочувствующим.

Сейчас же его принуждают быть убийцей.