Впрочем, вначале о том, с чем я согласен, хоть и по причинам, далёким от тех, которые вдохновляли автора. Итак о ненависти, вернее о её деструктивности.
Во-первых, как известно, до того, как стать частью советского народа, русские в России определялись исключительно по принципу вероисповедания. Православный, значит русский. Проблем с этим почти не было, поскольку православными на Руси испокон веков были все жившие в её пределах славяне (католики-поляки присоединены только в XIX веке и то на правах личной унии — всероссийский император являлся одновременно польским королём). Крещёные мусульмане и евреи, обращенные представители малых народов севера, а также перешедшие в православие протестанты составляли малую часть общества и быстро русифицировались, уже во втором поколении будучи русее самых, что ни на есть коренных (прямо от рюриковых варягов) русских.
Маленькая проблема была с грузинами, которые были православными и при этом явно не русскими. Но грузины жили на Кавказе, у них была отдельная церковь, их было очень мало в масштабах империи. К тому же объединяли общие враги, общая традиция хлебосольства и только традиция маленького национального чванства, породившая поговорку: «В Грузии все — князья», — вызывала лёгкую незлобливую иронию, как в отношении слишком эмоционального родственника.
Советского народа нет с 1992 года. Мы возвращаемся к истокам. В православие вернулась даже значительная часть коммунистов. Поэтому русский-православный, вновь становится актуальным для современной России. А православие учит нас: «Мне отмщение и аз воздам». То есть, Господь, как высший судия, требует от верующих не посягать на его право окончательного вердикта, пытаясь до конца спасти каждого, пусть и самого заблудшего человека, закоренелого грешника. Вера, объединяющая нас в русский народ, запрещает нам ненавидеть.
С этой точки зрения, безусловно никакой ненависти к украинским националистам быть не может.
Во-вторых, не может быть ненависти к украинским националистам у русских, родившихся и выросших гражданами Российской Федерации. Может быть ироничная жалость, может быть презрение, может быть даже благодарность. Но откуда взяться чувству ненависти, если украинские националисты сделали для возрождения России, едва ли не больше, чем сами русские?
Ведь это именно украинские националисты не смогли в идеальных тепличных условиях вырастить из доставшегося им в наследство потенциала УССР мощную украинскую державу. А возможность такая была — создать политическую нацию из крымчан, дончан, харьковчан, киевлян, одесситов и галичан, куда, как проще, чем из чукчей, камчадалов, якутов, чеченцев, карелов, коми, русских, мордвы, удмуртов, татар, башкир, осетин и прочих, включая десятки дагестанских национальностей. Экономика УССР была сопоставима по объёму с экономикой РСФСР, а по технологичности и инновационности далеко её опережала. Армия была даже более многочисленной и вооружённой наиболее современными (на тот момент) вооружениями. Научный потенциал несколько уступал, но в некоторых областях был эксклюзивным. К тому же страна была значительно более компактная, с развитой транспортной инфраструктурой и высоким транзитным потенциалом.
Всё упиралось только в создание политической нации, из которой за 50-100 лет вырос бы и новый этнос, очень похожий на русских, но не русский, а конкурентный по отношению к русским. Украина — естественный конкурент России и ничем иным быть не может.
Умный, но акцентуированный на своей ненависти к России поляк (с американским гражданством) Бжезинский утверждал, что Россия без Украины не империя. Это не правда. Россия стала империей уже при Иване III, когда до включения в её состав отдельных частей Украины оставалось 150-300 (а Галиции 450) лет. Это Литва (Великое княжество Литовское) и Польша (Речь Посполитая), как только включали в свой состав Украину, начинали претендовать на статус универсальной восточнославянской империи, а теряя её становились обычными маргинальными лимитрофами.
Создание же политической нации требовало всего лишь сохранения русского языка в качестве одного из двух государственных и признания русских одним из государствообразующих народов Украины. И всё. Через два-три поколения на Украине жил бы уже иной этнос и даже украинский русский язык отличался бы от русского русского (в условиях сепаратного развития языки постепенно расходятся). Грамотное же использование экономического потенциала, геополитического положения и противоречий между Россией и США/ЕС давало возможность не только сохранить и приумножить экономический потенциал, но даже в ЕС и в НАТО войти на своих условиях, как минимум не худших, чем были у Польши.
Чтобы понять каков в этом отношении был потенциал Украины, достаточно посмотреть на то, как Запад бросается облизывать Лукашенко, стоит тому сделать какое-нибудь примирительное заявление. А ведь в 1992 году Белоруссия была от Украины по своим возможностям далека так же, как современная Литва от Германии. Сейчас всё наоборот.
Украинские националисты из-за своей шароварщины, местечковости, откровенного трайбализма и погружённости в мир мифов и этнографических раритетов, все возможности по созданию на базе Украины второго русского государства, которое неизбежно (волею политической и экономической конкуренции) стало бы антирусским, профукали. При этом они так агрессивно покрикивали в адрес России и так призывали Запад к крестовому походу на Кремль, что в конце концов заставили русский народ и российские элиты, почувствовав смертельную опасность, сплотиться и в кратчайшие сроки вернуть России статус сверхдержавы. Если бы не тупая откровенность украинских националистов, с утра до вечера грезивших о развале и оккупации России, осторожный Запад мог бы на пару-тройку лет дольше убеждать Москву в своей договороспособности. А в наших условиях 2-3 года могли стать критичными.
В-третьих, ненависть предполагает ликвидацию объекта ненависти. Это слишком сильное чувство, чтобы долго с ним жить. Оно разрушает организм (как отдельной личности, так и целого государства). Любого врага наиболее выгодно сделать другом — совокупный ресурс не просто вырастает вдвое, ещё и кумулятивный эффект начинает работать. Если с дружбой не складывается, то его надо попытаться нейтрализовать. Может быть дополнительных ресурсов это не принесёт, но и ресурсных затрат не будет. Наконец, если уж с врагом совсем плохо и его-таки приходится уничтожать, это лучше делать без гнева и пристрастия и ни в коем случае не надо ему заранее рассказывать, как вы его ненавидите.
Если бы в Крыму и Донбассе, Харькове и Одессе не знали бы заранее, как мечтают украинские националисты сделать эти территории «украинскими или безлюдными», то, скорее всего, киевский режим не столкнулся бы с таким жёстким сопротивлением, которое не везде удалось подавить. Ведь не ушёл же Крым в Россию, когда власть захватил Ющенко (хоть он произвёл два государственных переворота: в 2004/5 и в 2007 годах). Люди как обычно надеялись бы на лучшее, пока не оказались в концлагере. А там уж поздно было бы. Но нацисты кричали о своей ненависти и о своих планах на всех площадях и перекрёстках. А потом страшно удивлялись за что их так не любят и почему-то встречают с оружием в руках.
В конечном итоге, в-четвёртых, благодаря острой интеллектуальной недостаточности украинских националистов безнадёжно навсегда скомпрометирована идея умеренного, цивилизованного, конструктивного, европейского украинского национализма, реализация которой была для России опаснее всех коварных планов США, поскольку должна была питаться соками России, не вызывать у России опасений и, в критический момент, нанести удар в спину. Отныне украинский национализм для всех (даже для поляков) имеет один страшный бандеровский оскал, стоит по колена в крови и требует от всех поклонения своему бандеровскому молоху иначе грозится покусать.
В этом месте мы переходим к конструктивному.
Десятилетиями мы говорили нашим западным друзьям и партнёрам, что, выкармливая и выращивая бандеровщину, они создают Голема, который, попытавшись укусить Россию и обломав зубы, бросится на них. Они не верили. А он бросился. Украина всерьёз рассуждает о возможной войне с Венгрией за Закарпатье. Украина наращивает напряжённость в отношениях с Польшей, где к украинцам уже относятся едва ли не хуже, чем к немцам в 1945 году. Украина обвиняет Германию в предательстве украинско-европейских интересов и довела дело до того, что немцы, французы и поляки, создававшие, пестовавшие и защищавшие нынешнюю украинскую власть, спят и видят, чтобы кто-нибудь их от этой власти и от этой Украины избавил. И этим кем-нибудь, с их точки зрения, должна стать Россия. Даже США, в президентскую избирательную кампанию которых Киев нагло вмешивался, открыто поддерживая Хиллари Клинтон, пытаются избавиться от этого токсичного актива, опять-таки всучив его России. При этом Трамп как рачительный хозяин хочет за это ещё и «компенсацию» от Москвы получить.
Запад уже понял, что Украина — большое обременение, но ещё не готов к совместной работе по ликвидации этого обременения. И все эти «люди с прекрасными лицами», которые «ни в чём не виноваты», ибо «просто попали под воздействие западной пропаганды», сегодня становятся нашими ситуативными союзниками. Они каждый день и час самим своим существованием, своей активной публицистической и общественно-политической деятельностью, в ходе своих контактов с западными коллегами убеждают наших друзей и партнёров, что у них нет другого выхода, кроме как убеждать Россию в необходимости коллективных действий, направленных на ликвидацию бандеровщины. Не соглашаться предоставить России свободу рук на Украине в обмен на какие-то коврижки в других местах, а просить Россию спасти их от творения их же рук.
Когда до Запада дойдёт, что не ему заплатят за Украину, а он должен будет заплатить за то, что ему помогут от неё избавиться, когда Запад будет готов на любые условия, тогда можно будет и проблему обсудить и алгоритм её решения выработать. Взаимовыгодный алгоритм для всех, кроме украинских националистов разумеется.
С этой точки зрения действительно, не надо загонять в угол бросившуюся на западных покровителей крысу украинского нацизма, лупя её в хвост и в гриву палкой с Востока. Иначе потом опять окажется, что это мы «нарушители конвенции», «оккупанты», «душители свободы», «угроза международному миру».
В Сирии мы помогли Асаду выиграть гражданскую войну и сейчас выступаем миротворцами, посредниками, создающими для одних возможность покаяться, а другим дающими возможность простить (не всегда и не всех), не опасаясь пагубных последствий своего мягкосердечия. В гражданской войне народ делится на две части и ведёт борьбу на уничтожение. Если примирение не наступает, то либо возникает два народа, либо исчезает весь народ. Как правило потери (не только и даже не столько человеческие, сколько материальные, моральные, политические, структурные) оказываются слишком велики, чтобы государство могло устоять, даже если победители уничтожили всех побеждённых.
Спасти народ или хотя бы остатки людей, некогда составлявших народ, может только неангажированный посредник, которому доверяют обе стороны (пусть доверие одной из них и вынуждено безвыходной ситуацией). В начале украинского кризиса таким «честным маклером», готовым рассудить не только противостоящие на Украине стороны, но даже Украину с Россией, был Запад. Сейчас у России появилась возможность стать третейским судьёй, восстанавливающим справедливость как на Украине, так и в её взаимоотношениях с Западом.
Это ровно та позиция, которую веками стремились занимать и удачно использовали в своих интересах англосаксы. И мы на собственном опыте могли убедиться насколько она практична и выгодна. Естественно любые эмоции, особенно такая сильная эмоция, как ненависть, не способствуют конструктивной, прагматичной работе.
Последняя часть данного комментария посвящена необходимому.
Думаю, что не ошибусь, если скажу, что когда Андрей Манчук писал свою статью, то обращался он не к обывателям Вологды или Тутаева, которые если и вспоминают периодически об Украине, то всё реже и реже, поскольку новости оттуда приелись, а их актуальность давно перебивается более свежими и острыми событиями глобальной политики. Они и так никого не ненавидят, разве что удивляются глупости и непрактичности абстрактных бандеровцев. Речь шла об искоренении ненависти, как естественном и необходимом условии окончания гражданской войны. То есть ненависти антифашистов к украинским нацистам, в том числе и к тем, которые не убивали детей в Донбассе и не жгли «Беркут» на майдане (хоть и скакали на нём). К тем, кто создавал идеологию режима, теоретически обосновывал его право на убийство несогласных, кто писал статьи и снимал телепередачи, призывающие к убийствам инакомыслящих.
В этом отношении статья не более, чем прекраснодушный призыв к цаплям не есть лягушек, ибо лягушки не виноваты в том, что они такими родились.
На Западной Украине, в самом, что ни на есть бандеровском логове, до 2014 года существовали антибандеровские сёла (думаю, что и сейчас существуют). И антифашистов там тоже было (да и осталось) немало. Хоть теперь их, конечно, гораздо меньше, чем было. Эти люди, или их предки пострадали от бандеровцев в 40-е — 50-е годы. И они их ненавидели сильнее, чем до 2014 года их ненавидел Крым или Донбасс.
В русскоязычных регионах Украины существовала ненависть к абстрактной бандеровщине, как к явлению. Так мы ненавидим германский нацизм, который принёс смерть в каждую нашу семью, но нормально относимся к современным немцам. А вот враги бандеровщины на Западной Украине ненавидели конкретных людей, которые убивали их родных, ненавидели их потомков, которые не покаялись за грехи отцов и дедов, но восприняли их идеи, как свои и только ждали своего часа. Эта ненависть длилась десятилетиями, как итальянская вендетта, приводя к спорадическим эксцессам в самые благополучные годы советской власти.
Сейчас то же самое произошло со всей Украиной. Разрушена жизнь десятков миллионов людей. Кого-то убили, кто-то потерял работу, кто-то отправился в политическую эмиграцию, кто-то вынужден покинуть страну по экономическим мотивам, кто-то живёт в ежедневном страхе за свою жизнь и жизнь родных. Всплывшая с самого дна общества маргинальная мерзость, мечтающая только сытно есть и мягко спать, ничего не делая, учит нормальных людей жить. Булгаковский Шариков — демонстрация самой мягкой и безобидной формы дискомфорта, который ощущает нормальный человек, сталкиваясь с ликующим от вседозволенности отребьем.
Сейчас гражданская война на Украине локализована в Донбассе. Но она рвётся на просторы всей страны. Борьба элитных группировок в Киеве уже достигла того предела, когда власть не отдают без крови. Даже, если Порошенко не найдёт достаточной поддержки для того, чтобы попытаться силой удержать власть и его удастся свалить относительно мирно, вряд ли его судьба вдохновит преемника. Любой, кто придёт после Порошенко попадёт в тот же замкнутый круг, из которого уже нет выхода. Любой столкнётся с той же ненавистью элитных групп и населения, только раньше, ибо уже не будет западных кредитов, позволяющих микшировать внутренние противоречия, а внутренний резерв прочности системы исчерпан. Приход гражданской войны в Киев и Днепропетровск, Винницу и Львов, её возвращение в Харьков и Одессу — вопрос времени, а не принципа.
Пока накопившаяся ненависть не найдёт выхода, пока она не прольётся кровью, пока не утолят свою жажду мести или не погибнут в боях неспособные простить и не желающие каяться, гражданская война не может закончиться.
И внешнее вторжение здесь не поможет. Внешние силы могут помочь стабилизировать готовую к стабилизации страну, но они не способны прекратить не исчерпавший себя гражданский конфликт. Наоборот, становясь между сторонами они вызывают ненависть и одной, и другой, ибо мешают им вцепиться друг другу в горло.
Как было сказано выше, России и Западу ещё только предстоит договориться о том, как совместными усилиями наводить на Украине порядок, кто и что от этого получит, кто и сколько за это заплатит. Это значит, что стабилизирующие внешние силы окажутся на территории Украины с очень большим опозданием.
Регулярные государства, регулярные армии, регулярные полицейские формирования не мстят. Они судят или создают условия для проведения национальных судебных процессов. Но, как мы видели по Сирии, посредники-миротворцы приходят только туда, где одна из сторон конфликта готова сдаться, но боится мести и желает гарантий от внешней силы. Пока стороны не насытились кровью, пока кто-то один не оказался в безвыходной ситуации посредникам делать нечего. А людям, которых нацисты лишили родных и близких, лишили смысла жизни, бесполезно рассказывать о прощении и примирении и о пагубности мести. Получив возможность мстить, они будут мстить. А возможность у них появится как только разные группировки киевского режима вцепятся друг в друга и не смогут больше единым фронтом выступать против антифашистов.
Так что призыв отринуть ненависть, понять и простить можно только поддержать, как весьма моральный и даже прагматичный. Но надо понимать, что в абсолютном виде он не реализуем. Врага прощают (не всегда и не всех) когда он кается. Чтобы враг осознал глубину своих ошибок и преступлений он должен потерпеть поражение, победители не рефлексируют. Победа же одерживается на поле боя, где даже солдаты регулярных армий в пылу борьбы, ожесточаясь от потерь забывают о венских и женевских конвенциях и большинство за это не судят. В гражданской же войне, где друг другу противостоят вооружённые граждане, разрушенной страны, вообще никакие нормы международного права не действуют.
Осудить за нарушение Конституции, за войну с собственным народом, за обстрелы мирных городов можно украинских военных, представителей спецслужб, сотрудников МВД, политиков. А вооружившихся для самозащиты граждан разрушенного государства осудить невозможно. Они действовали в условиях форс-мажора и у них не было возможности выполнять требования международного законодательства о нормах и правилах ведения войны.
Мы в ответе за тех, кого приручили. Европа считала, что приручила украинских нацистов. Европа ошиблась. Европа не знает, что с ними делать, но не желает сама принимать участие в их мягкой утилизации, обеспечив передачу ими власти адекватным политикам и их эвакуацию хоть в Польшу, хоть в Канаду. Бежать им некуда и править они больше не могут, они съели украинское государство и оно, будучи съеденным, уже не может обеспечить им защиту. Но и сдать власть бескровно, захватив её в результате кровавого переворота они тоже не могут. Значит их утилизация пройдёт в жёстком формате, поскольку в обществе накопилось слишком много ненависти, чтобы можно было просто извиниться и сделать вид, что ничего не было.
При этом под раздачу попадут и «люди с прекрасными лицами», которые выступали «за всё хорошее и против всего плохого». Не все, но попадут. Так всегда бывает. Какого-нибудь артиллериста, который подносил снаряды, разрушавшие города и убивавшие людей в Донбассе в лицо никто не знает. Если он не будет слишком распространяться о своих «подвигах», то никто к нему и претензий не предъявит. А вот журналистов, оправдывавших нацизм, волонтёров, собиравших деньги на помощь карателям, активистов социальных сетей, ведших пропагандистскую войну знают многие. И некоторым просто не повезёт.
А так, конечно, кому в Москве или во Владивостоке, в Мурманске или в Сочи надо портить себе кровь ненавистью к украинским националистам? Они нам Крым подарили и это не последний их подарок.
