-Почему, по-вашему, Василец и Тимонин получили такой жестокий приговор?
— Этот приговор не просто жесток. Он абсурден в своей жестокости, потому что есть несоизмеримо большие преступления, если, конечно, считать преступлением то, в чем обвиняют Васильца и Тимонина, типа мародерства и насилия в зоне АТО. За последние преступникам дают меньшие сроки, чем ребятам, которые никого не убили и никого не ограбили. При этом тех преступников из АТО столько не мурыжили в СИЗО, как этих журналистов.
Мне кажется, власть, как и в случае со мной, хочет вот таким беспредельно жестоким приговором запугать нас, адекватных журналистов, которые пока не боятся критиковать Петра Порошенко и подавать разные точки зрения. Так что я уверен, что власть намеренно вынесла такой жестокий приговор.
Она говорит всем нам: смотрите, они доигрались — не будьте следующими. После этого у журналиста включается режим самоцензуры. Он сразу вспоминает Тимонина и Васильца в клетке.
-27 сентября вы выступили в Брюсселе в стенах Европарламента на круглом столе, посвященном политическим репрессиям и ограничению свободы слова на Украине. Если вам было бы известно о приговоре Васильцу и Тимонину, вынесенному сутки спустя — 28 сентября, то чтобы вы сказали парламентариям? Вообще вы собираетесь как-то донести до них эту ситуацию?
— В своем выступлении я говорил о Тимонине и Васильце еще до приговора. Говорил и о Василии Муравицком. Вы понимаете, Европарламент по поводу этих репрессий просто в очередной раз выразит «свою глубокую озабоченность». Мы даже стебались над этим — «озаботился своей глубокой озабоченностью».
Еще раз, никто кроме нас, украинских журналистов, не справится с этой проблемой. Мы сами ее должны решить. Я требую расследования деятельности Петра Порошенко за репрессии против журналистов и за узурпацию власти. Мы должны стимулировать этой петицией украинских парламентариев, чтобы они в Раде создали инициативную группу по расследованию преступлений Порошенко против свободы слова.
Я считаю, что тот журналист, который не опубликует новость о преступлении власти против журналистов Васильца и Тимонина, он больше не имеет морального права называть себя журналистом. Он будет не журналист, он будет «журнашлюхой», «журнализдом» и «пиарщиком укрсучвласти».
Наше право на оценочное суждение, в том числе и по отношению к власти, идет и от Конституции и от Бога. А власть, посадившая Васильца и Тимонина, наплевала на Конституцию. Борьба за свободу слова в Украине — это Рубикон. Или ты промолчишь и будешь чувствовать себя подлецом, или заявишь протест, но после этого власть включит тебя в черных список, в бан-лист Минстеця: тебя уже не будут приглашать на всякого рода мероприятия, и ты станешь изгоем.
Но власть, в конце концов, преследуя журналистов, сама превратится в изгоя. Ей просто надо в этом деле помочь, зашатав ее. Мы должны ей показать, что не пошли по сценарию, который она нам написала, и что мы не испугались беспредельно жестокого приговора. Мы будем отвоевывать наше право на свободу слова.
-А вы сами не боитесь, что власть, так жестоко обошедшаяся с Васильцом и Тимониным, точно так же может жестоко поступить и с вами: и вы получите подобный суровый приговор в связи с пересмотром вашего дела?
— Да. Все к этому и идет. Мне даже депутаты Европарламента пишут по мессенджеру: Руслан, не возвращайся в Украину — тебя там ждет арест либо показательное убийство по аналогии с Бузиной, либо искалечат. Я их поблагодарил, но ответил отказом: пусть власть и ее наймиты убегают, а я возвращаюсь в Украину. На своей странице в ФБ я предупредил всех, в том числе и СБУ, что возвращаюсь.
Ни на йоту не чувствую себя неправым. Все время был искренним даже тогда, когда заблуждался, но в данной ситуации я не заблуждался. Я выступал против гражданской войны, первым назвав ее гражданской. Записал видеообращение, из-за которого я отсидел в СИЗО 524 дня. Тогда власть меня выбрала как сакральную жертву. Типа того, что вот видите, Коцаба ходит борзый такой, ничего не боится, а мы сейчас проверим. Проверили, а мне не страшно.
Мы мужчины, поэтому должны отвечать за свои слова. И вы знаете, что за свои слова я заплатил большую цену. И что, я буду теперь каких-то не очень умных оперов и следаков, которые даже не могут сфальсифицировать уголовное дело, бояться? Не дождутся.
