- Владислав, на Украине впервые за последние 5 лет обсуждают ряд резонансных дел, где участников АТО называют преступниками. Как ты считаешь, действительно ли на Украине началась кампания по десакрализации праворадикалов и военных?
— Слышать такие обвинения не впервой. В марте 2015 года МВД точно также обвинило участников АТО виновными в убийстве Олеся Бузины. Подозреваемые до сих пор продолжают ездить в суд, просто у них мера пресечения выбрана достаточно свободная.
Дело в том, что слой АТОшников и радикалов сам по себе сильный, активный и достаточно заметный. Он включает в себя многих действительно авторитетных людей. Например, тех, кто занимался сбором и отправкой волонтерской помощи. А, как правило, для сбора помощи большое доверие требуется. Этим людям должны были верить.
Та же самая Маруся Зверобой, которая сейчас проходит по одному из уголовных дел (угрожала убийством президенту. — Прим. ред.), имеет огромное количество подписчиков в Фейсбуке. Они ей постоянно пишут, подбадривают, комментируют. Можно понять, каким образом она выстроила свой собственный тренировочный центр, который действовал несколько лет. То же самое мы видим по огромному количеству персоналий, которые поддерживают друг друга на основе, скорей всего, личных симпатий.
Этот слой сам активен, он способен заставить к себе прислушаться, и власть его в массе своей скорее всего не любит. Это вынужденный альянс для тех и для других. Когда мы сейчас видим позицию МВД, не будем забывать, и на Украине тоже об этом не забывают, что деятельность Авакова на его посту началась с убийства Сашко Билого, человека, который был одним из высших авторитетов движения националистов. Они до сих пор это помнят и периодически напоминают.
Потом была ситуация, когда в том же марте посадили лидера «Белого молота», одного из ключевых подразделений Правого сектора (организация запрещенная в РФ. — Прим. ред.), который вел борьбу на уличных баррикадах, в то время как Ярош просто давал интервью. Этого человека потом отпустили, но здесь вопрос в неэффективности украинского правосудия. Мы же видим, как годами продолжаются расследования многих дел. Это связано скорей всего с тем, что люди неспособны доказать в суде хоть что-либо. Это общая беда правоохранительных органов всего постсоветского пространства, потому что они еще с советского времени утратили большое количество специалистов, которые профессионально занимались сыском и следствием. А новые люди, пришедшие в сыск, наивно полагают, что все можно выбить из людей по ходу дела.
- Ты считаешь, что и в «деле Шеремета» много надуманных обвинений?
— Ситуация с «делом Шеремета» лично у меня вызывает определенный скепсис в отношении того, что уж очень много всего сразу повесили на людей. Несколько лет назад точно так же задержали так называемую банду «Торпед» в Черкассах. Тут же было сказано, что они причастны и к подрывам в синагоге, и к обстрелу венгерского консульства в Луцке из гранатомета. Практически все резонансные случаи за несколько лет повесили на банду по большому счету криминальную.
Есть большие сомнения, что конкретно эти люди стоят за всеми преступлениями, в которых сейчас их обвинили, потому что даже из презентации видно (доклад МВД о расследовании «Дела Шеремета». — Прим. ред.), что многие из этих людей в прослушках спрашивали другое: «А что случилось после убийства Шеремета?»
Многие имели довольно относительное представление об этом. То есть вопросов много. Все ли задержанные были причастны к покушению? Все ли они ответственны за все, что на них сейчас «вешают», и т.д. Или это желание разом «навесить» на них все, что сейчас скопилось, потому что добровольцы стали вызывать большое раздражение власти.
Чем занимался праворадикальный альянс, который сложился в апреле-мае 2014 года? Митингами у МВД с требованием отставки Авакова. Сейчас уже этот альянс стал этим сторонам относительно не нужен. И поскольку добровольцы вновь стали представлять для власти опасность, сейчас их пытаются максимально дискредитировать, сделать неприкасаемыми, поставить в ситуацию, когда их завтра могут снова закрыть по уголовным делам. Еще вчера они не были неприкасаемыми. Вчера власть старалась их не трогать, потому что для нее они не были угрожающим фактором.
- Какова ситуация сегодня среди правых организаций? До выборов президента Украины считалось, что часть из них контролирует Аваков, часть, например, С-14, контролирует СБУ.
— Если брать Национальный корпус, там произошла не очень заметная метаморфоза. Они по сути слили руководителя своей киевской организации, который создавал ее с 2015 года, Сергея Филимонова. В какой-то момент он исчез из медийного поля. А 1 июня этого года появился новый руководитель организации.
Потом была известная поездка в Гонконг, когда выяснилось, что и Филимонов, и Игорь Маляр, известный активист киевского отделения, уже давно не члены Нацкорпуса и никак себя с ним не соотносят. Оказалось, что скорее всего де-факто ушел вместе с ними и первый заместитель руководителя Нацкоруса Назарий Кравченко, потому что он сейчас постоянно отмечается с ними на акциях. У них теперь свое движение под названием «Гонор», есть собственные проекты, что-то вроде образовательной ассамблеи С-14. Только у них это называется «Академия уличного протеста». У них есть свои ютуб-каналы, где они рассказывают про футбольный фанатизм. Но из деятельности Нацкорпуса они полностью выпали. То есть многие активисты, с которыми мы привыкли связывать весь уличный активизм в Киеве, из Нацкорпуса ушли. И ушли по той причине, что у Филимонова до сих пор продолжается суд по событиям 2016 года, когда он ударил по лицу руководителя главного управления Нацполиции Киева Крищенко. И до какого-то момента организация его защищала.
А С-14 сейчас называется «Суспільство майбутнього», это уже не военизированная организация, которую мы знали два-три года назад. Они занимаются теперь построением некоего гражданского общественного движения, которое даже не позиционирует себя как правое, а позиционирует себя как предельно обтекаемое, гладкое, рукопожатное движение само по себе. И вся активность, которая у них была еще на начало года, ушла в никуда. Произошла полная метаморфоза.
- Праворадикальные организации пытаются встроиться в нынешний либеральный порядок?
— Сильных изменений не произошло, просто уличных драк происходит меньше. Есть организации, которые целиком находятся в праворадикальной нише и не собираются из нее уходить, как «Карпатская Сечь». Есть организации, которые переживают некий политический ребрендинг, переходят в чуть более умеренную нишу, как в свое время было со "Свободой". Когда «Азов» создал свою партию, она стала более умеренной внешне.
Менее радикальная символика, абсолютно патриотические диалоги. Это вполне логично, поскольку, переходя в более крупную нишу, необходимо привлекать более крупный электорат. А он всегда несколько более умеренный. Любая активность требует работы в общественно-социальном поле, а не работы с привычной аудиторией, это вполне логично. Люди не отказываются от своей националистической идеологии. Просто до того момента, пока они находятся в своей среде, она более заметна. Приходя в поле, связанное с выборами, они просто делают акцент на других вещах, которые более интересны обычным избирателям.
Если мы говорим про образовательные инициативы, у С-14 они много лет были. Они их совмещали с уличным активизмом по поимке сепаратистов. У националистов всегда были свои лектории. Тот же самый «Казацкий дом», который был захвачен в 2014 году майдановцами, он уже давно превращен в такой лекторий. Там постоянно проводили лекции азовцы, они проходят и сейчас. Образовательная ассамблея сама по себе чуть поменьше, у нее нет больших помещений, но она действует уже не первый год. То, что «Суспільство майбутнього» пытается сейчас проводить, пока это просто встречи, которые проходят в разных городах и которые со временем, возможно, перерастут в постоянные площадки, как коворкинг, например. Он может быть и частным, и в формате какого-то ведомства. Я был в Агентстве стратегических инициатив — там есть свой коворкинг. Это модный, востребованный формат. Наивно думать, что люди живут в отрыве от реальности, они видят модные тренды, которые появляются вне зависимости от политической ориентации. Та же палатка, которую развернул Нацкорпус на площадке перед Офисом президента Украины, там такие мягкие пуфики, которые могут стоять на каком-нибудь фестивале. Это удобно, и у людей это востребовано. Для этого не нужно проводить смену ориентации. "Айфоном" могут пользоваться люди самых разных взглядов. И праворадикалы, и умеренные центристы. Это неизбежный процесс.
Образовательные инициативы у современных украинских правых какие? Там проходят лекции людей, близких к европейским новым правым. Это консервативный слой лекторов.
- То есть запроса на мощные радикальные силы нет?
— Нет и не было в принципе никогда запроса. И в девяностые годы не было такого запроса, и в ходе Майдана. «Правый сектор» был маленьким меньшинством даже от самообороны Майдана. Просто оно смогло привлечь к себе симпатии огромного количества людей, потому что перешло от слов к действию в отличие от многих других. Даже радикализм «Свободы» казался до того момента несколько отстающим.
Когда происходили захваты административных зданий, «Свобода» пыталась в январе-феврале отмежеваться, потому что люди, общество в целом, были готовы к более радикальным действиям. Но готовность к таким действиям и поддержка этих действий не означает того, что люди сами являются радикалами. В 2010 году, когда в Приморье были так называемые «Приморские партизаны», опросы в Москве показали, что чуть ли не 40% людей поддерживали их действия, хотя сами радикалами даже близко не являлись.
Просто в момент какого-то кризиса, чаще всего это финансовый кризис, который по Украине ударил чуть позже, чем по России, люди в целом раздражены и переносят раздражение на власть и поддержку радикальных организаций. Но сами по себе эти организации не являются популярными. Является популярным некий радикальный запрос. И сами эти организации на уровне 2014 года много не собрали.
То есть избиратель, который был настроен, не сказать, что прямо радикально, но был сильно настроен на смену в стране, он проголосовал за более крупные, системные партии. Поэтому вопреки первому впечатлению массового запроса на правый радикализм не было никогда. Ни в девяностые, ни в нулевые. Даже свободовский успех 2012 года был на фоне того, что партия Ющенко ушла в никуда, и ее электорат остался. "Свобода" за счет того, что она успешно себя позиционировала, смогла этот электорат перехватить на какой-то момент, но потом он от нее ушел. Это был временный успех, это был не ее электорат, и своего электората у "Свободы" не было никогда. Но они были заметны за счет своих активных действий на улице и за счет того внимания, которое они к себе привлекали.
