Так уж вышло, что Лев Самуилович активно издавался именно в столице Донбасса, а не в питерских издательствах и журналах. Почему так, изданию Украина.ру рассказал его ученик Александр Евглевский, руководитель археологической научно-исследовательской группы Донецкого национального университета.
— Александр Викторович, многие книги Льва Клейна выходили в Донецке. Почему именно там, а не в Питере или в Москве?
— Донецкий национальный университет в период с 2009 по 2014 г. издал семь его книг, которые вышли в такой последовательности: "Новая Археология (критический анализ теоретического направления в археологии Запада", "Перевернутый мир", "Формула Монтелиуса", "Археологическое исследование: Методика кабинетной работы археолога" 1 м 2-ая книги, "Трудно быть Клейном: Автобиография в монологах и диалогах" и "Теоретический словарь археологии".
История издания его книг при содействии Донецкого национального университета следующая. На заре моего знакомства со Львом Самуиловичем он обратил внимание на хороший уровень научных сборников статей, подготавливаемые нашей археологической научно-исследовательской группой, функционирующей при Донецком национальном университете, точнее, на дизайн, качество полиграфии, корректуру и подход к делу, и, как результат, попросил: «Если есть такая возможность, издать мою книгу «Новая Археология», посвященную теоретической археологии Запада, то буду вам очень признателен».
Я согласился помочь, и мы быстро нашли общий язык относительно нюансов этого проекта. Я взял на себя все оргвопросы, включая финансирование типографских услуг, и убедил сотрудников моей группы помочь самому выдающемуся, на мой взгляд, археологу всех времен и народов.
Одной из главных причин моего желания помочь Клейну была наша быстро созревшая дружба, хотя мы с ним были совершенно разными людьми буквально во всем. Я учился на его книгах, но, к сожалению, мне никогда не приходилось слушать его лекции, мы лишь многократно беседовали вечерами у него дома на кухне.
Должен отметить, что просьба Льва Самуиловича была связана не только с нашей дружбой и качественным изданием сборников статей, но и с тем обстоятельством, что я понимал, как ему было трудно продвигать свои труды по теоретической археологии к читателю. Мягко говоря, теоретическая археология не очень приветствовалась в постсоветском пространстве.
Кроме того, его драматичная биография и кривотолки создавали ему не очень лицеприятный имидж, а потому ему отказывали ведущие научные журналы в приеме статей. А коммерческие издательства брали в печать только те его книги, название которых обещали хорошую прибыль.
Трудно было рассчитывать и на университетские издания, не только и не столько по причине вечной нехватки денег на большие тиражи с хорошей полиграфией, сколько потому, что не находилось людей, готовых пожертвовать немалые государственные и собственные средства на человека, выбивавшегося из общей системы.
Он ведь был удивительно независимым человеком, умеющим поставить себя. Недаром же и в тюрьме, куда он попал в начале 80-х годов совершенно незаслуженно, к нему относились с удивительным уважением. Я знаю лишь одного российского археолога — Ковалева — его ученика из Санкт-Петербурга, который издал ему кое-что и помогал ему очень многим по жизни. Но заранее прошу прощения, если я по незнанию кого-то не упомянул.
— Кажется, последняя книга Клейна печаталась в донецкой типографии чуть ли не во время обстрелов города украинской артиллерией.
— Во время самых жутких обстрелов украинской артиллерией Донецка во второй половине 2014 года я действительно вычитывал гранки его двух книг у себя дома, который находится в двух-трех километрах от бывшего донецкого аэропорта.
Осколки снарядов неоднократно залетали в мою квартиру. Однажды один из них пролетел в нескольких сантиметрах от меня. Попади в меня — и, может быть, не было бы издания его книг "Теоретический словарь археологии" и второго исправленного и дополненного издания "Трудно быть Клейном" — автобиографии в монологах и диалогах.
Тогда я ни разу не спустился в подвал, поскольку верил своему отцу, который говорил, что от судьбы не уйдешь, да и "не успеешь ты, сынок, сделать своему учителю его книгу, если будешь прятаться".
— Бывал ли Клейн в Донецке?
— Лев Самуилович никогда не был в Донецке, все без исключения наши встречи происходили в Питере, то ли у него на квартире, то ли на конференциях, точнее, в кулуарах после его выступлений. После чего мы ехали к нему домой.
— Как вы с ним познакомились? Как сотрудничали?
— А познакомился я с с ним в 2002 году на конференции в Питере, проходившей в Доме ученых. Тогда я ему предложил написать статью в научный сборник "Структурно-семиотические исследования в археологии", издаваемый в Донецком национальном университете. Я был автором этого проекта.
Ну а далее наша дружба шла как нечто само собой разумеющееся. Чего только стоит переписка по электронной почте, пожалуй, зашкалившая за 2 тысячи писем. Можно по ним целый том воспоминаний издать.
Были и ожесточенные споры на политические темы, от которых я со временем всячески старался увильнуть. Это было, пожалуй, единственное направление в наших отношениях, где я категорически не соглашался с ним, и, как я думаю, он проиграл эту дискуссию.
Однако это был такой человек, который никогда не признает своей ошибки в подобного рода принципиальных дискуссиях. Всегда найдет способ увести, так сказать, в случайную объективность своих просчетов, но ни в коем случае не признавая их закономерности.
Зато в археологическом направлении он готов был признать свою ошибку, но старался подать ее как "недоработку по конкретному вопросу". В дискуссиях он всегда умудрялся найти что-то полезное для своих историко-культурологических размышлений, переходящих в его книги, потому что в каждом собеседнике он видел немалый источник информации и идей. Это талант.
— Расскажите о ваших научных беседах.
— В гостях у него я был в каждый свой приезд в Санкт-Петербург, причем не просто проведывая его и обсуждая издание написанных им новых книг. Меня тянуло к нему какой-то таинственной силой, я впитывал каждое его слово по теоретической археологии, но как же трудно, а иногда и невозможно было это реализовать на практике.
Много говорили о перспективах научной жизни на периферии, но особенно много он мне рассказывал о наиболее значимых фигурах в археологии, об их реальном вкладе в науку. Позже эти его наблюдения вылились в двухтомник "История российской археологии". Сколько разочарований в корифеях прошлого мне пришлось пережить, в первую очередь в тех, с кем я в молодые годы контактировал.
Львиная доля нашего общения уходила на обсуждение текстов его книг, не содержательной стороны, где я, как правило, слабо находился в теме (мы занимались совершенно разными направлениями в археологии), а по структуре, дизайну и кое-что по стилю изложения.
Но писал он прекрасно, легким, доступным языком, с большим количеством аллегорий, даже если речь шла о сугубо теоретических вопросах археологии. Использовал поэзию, яркие выражения на иностранных языках, нередко применял и такие фразы, которые граничили с обсценной лексикой. Удивительно, но его текстовые построения от всего этого, казалось бы, хаоса не страдали ни в культурном, ни в содержательном планах. Литературный язык у него был от Бога.
— Как объяснить обычному читателю масштаб фигуры Клейна в исторической науке?
— Обычному читателю вряд ли надо объяснять масштаб фигуры Клейна, но вся мировая археология знает, кто такой Клейн, он дальше пространства и времени, с ним можно было не соглашаться по научным концепциям, можно было и не любить, но не уважать его было нельзя, потому что он гений.
Он писал не для тех, кто не понимает или заранее не будет согласен с его идеями. Он писал для людей, которые настроены идти дальше, не собираясь останавливаться на краеведческом, вещевом или коммерческом уровне археологии. Лев Самуилович Клейн — это фигура недосягаемой величины, мощнейшая научная глыба, пик Эверест. Это мое субъективное мнение, и оно, как я видел, было верным. Он колоссален не в исторической науке, как вы спрашиваете, а в археологической, потому что Клейн не считал археологию исторической наукой и даже гуманитарной, с чем я полностью согласен.
Кто не согласен, пусть прочтут хотя бы его статью "Рассечь кентавра", опубликованную в журнале "Вопросы история естествознания и техники", не говоря уже о книгах. Я озвучу главный тезис всего его научного наследия: археология — это самостоятельная источниковедческая прикладная наука. Она ближе всего по своей сути и методам к криминалистике и к аналитической химии.
Феномен советской археологии, о котором неоднократно писал Клейн, — это когда, образно говоря, лопатой и мотыгой, без какой-либо специальной теоретической подготовки нередко достигались высокие результаты. Но если бы теоретическая подготовка была на должном уровне, Россия была бы не только мощнейшей космической державой, но и еще сильнее бы упрочила свои ведущие позиции в мировой археологии.
— В сети опубликована переписка Клейна с киевским археологом Виталием Отрощенко, который стоит на националистических позициях. Клейн писал ему, что «Майдану сочувствовал, но и Донецку и Крыму тоже — если люди хотят говорить по-русски, пусть говорят». Эта позиция Клейна явно не понравилась Отрощенко. Вы обсуждали с Клейном войну в Донбассе? Если да, то что он говорил по этому поводу? Кстати, а вы со своими коллегами, украинскими археологами, обсуждали ситуацию в Донбассе?
— Я в целом знаком с сутью этой переписки и вообще с их позицией по данному вопросу. Мне Клейн писал об этом неоднократно. Клейн сочувствовал не Донецку и Крыму, а жителям этих регионов, которые, мягко говоря, по-разному прочувствовали известные события. Люди имеют право не только говорить на родных языках и петь свои песни, но имеют также право на жизнь, а у них это все отбирали.
Из украинских археологов я обсуждал войну лишь с одним (не буду называть его имя), причем иногда очень ожесточенно, но никогда у нас не было взаимных оскорблений, не говоря уже о том, чтобы бить друг другу морду. В конце спора мы каждый раз желали друг другу здоровья и мирного неба. Народ Украины и Донбасса не враги, рано или поздно мы будем мирно сосуществовать, а от ошибок и жестких эмоций никто не застрахован.
— Мне рассказывали, что после начала боевых действий в Донбассе питерские археологи собирали деньги для донецких коллег, которые оказались в тяжелой материальной ситуации. Это правда?
— Да, это правда. Нам помогали не только питерские коллеги, хотя лично я списки не видел. В 2014-2015 гг. был период, когда археологи Донецка, да и не только археологи, не получали зарплаты около 8 месяцев, в прифронтовых районах месяцами не было воды, отопления, света и телефонной связи, не хватало продуктов и даже питьевой воды. Так что деньги, собранные археологами-россиянами, были более чем кстати. Пользуясь случаем, наша археологическая группа Донецкого национального университета еще раз благодарит всех, кто пожертвовал свои средства, кто сколько смог, но особую благодарность мы выражаем астраханскому археологу Дмитрию Викторовичу Васильеву, который был одним из инициаторов этой благотворительной акции. Он наш большой друг, и, кстати, земляк.
— Планируется ли в Донецке издание научного наследия Клейна?
— Вряд ли, учитывая, какая ныне обстановка на Донбассе, здесь хотя бы на собственные тезисы нашлись бы деньги. Но раньше у меня была мысль издать собрание сочинений Клейна. Эту мысль я ему озвучил во время одного из моих приездов в Питер, хотя понимал, что это почти невозможно.
Надо ведь было поддержать его дух. Работа эта требует колоссальных усилий, тут нужен мощный грант, но даже под него трудно будет собрать единомышленников. Впрочем, сейчас писателей с каждым днем становится все больше, чем читателей и редакторов. А надо бы издать, ведь наследие Клейна — это археологическая энциклопедия мирового масштаба.
