Ефим Щаденко родился 27 сентября 1885 года в станице Каменской на западной окраине Донбасса. Отец его был сильно пьющим чернорабочим, а мать — подёнщицей. С такими стартовыми позициями шансов забраться на вершину социальной пирамиды немного и в наши дни, а уж в обществе, где еще всё еще существуют сословия и подавно. Если, конечно, в этом обществе чего-то радикально не поменять.
С ранних лет Ефим начал добывать себе пропитание самостоятельно, в церковно-приходской школе он успел проучиться только два года. Однако даже такое «куцее» образование помогло мальчику — его, как грамотного, взял к себе на работу хозяин портняжной мастерской Шапошников. Для 10-летнего мальчика это была большая удача — наличие рабочей профессии давало шанс «выбиться в люди».
Освоив профессию портного, он сменил несколько мастерских, в одной из которых, недовольный условиями труда, он организовал здесь первую в своей жизни забастовку. В результате конфликта с хозяином и поддержавшими его властями, юноше пришлось покинуть родную станицу и спасаться на Кавказе. Следующие несколько лет он жил в Ростове-на-Дону, Пятигорске, Баку.
Юного Ефима подхватил вихрь революционной борьбы. В 1904 году он вступил в объединённую социал-демократическую организацию трудящихся Пятигорска. Вскоре в России началась революция.
Щаденко в это время работал в Баку в портняжной мастерской Тумаева. Он возглавил борьбу мастеровых за улучшение условий труда. В результате хозяину пришлось удовлетворить их требования о 9-часовом рабочем дне, а Ефиму — вновь менять место жительства. Осенью 1906 года он приехал во Владикавказ, организовывать новые подпольные большевистские ячейки среди местных портных и расквартированных в городе солдат Апшеронского полка.
Летом 1907 года Ефим уже в родной станице Каменской. Под его руководством мастеровые сапожных мастерских организовали масштабную забастовку. Однако власти разогнали протестную манифестацию, а её организаторов арестовали. Среди задержанных очутился и Ефим. Его, правда, никто не выдал, и за отсутствием улик полицейские спустя несколько дней отпустили его на свободу.
Самым ярким событием, организованным Щаденко в Каменской, тем не менее стали не забастовки и манифестации, а организация работавшего по принципу артели товарищества портных.
Мастеровые организовали собственное коллективное предприятие, отказавшись работать на хозяев и тем самым доказав, что они могут обойтись без них. Щаденко попал в поле зрения полиции и был вынужден бежать на станцию Кавказская. На следующий год по распоряжению окружного атамана генерала Макеева полиция закрыла товарищество портных Каменской.
В 1910 году Щаденко женился на своей первой жене Елене Максимовне. В этом же году умерли его родители, и семейная пара взяла на воспитание 12-летнего брата Ефима — Георгия и младшую сестрёнку — Дусю.
Однако семейное положение не охладило революционный пыл Щаденко. Он по-прежнему занимался организацией стачек, демонстраций, выпуском листовок. В результате в 1913 году Ефима осудили на два года заключения в крепости. Что стало с его женой — неизвестно.
Начало Первой мировой застало Щаденко в Армавире. Здесь произошёл любопытный инцидент.
По соседству с тюрьмой был расквартирован драгунский кавалерийский дивизион. По каким-то неизвестным причинам кавалеристы в августе 1914 года разогнали тюремную стражу и выпустили заключённых на свободу. Одним из заводил восставших был старший унтер-офицер Семён Михайлович Будённый. В Армавире они с Щаденко познакомились впервые. Как ни странно, власти с драгунами обошлись довольно мягко — их просто отправили на фронт.
Во время событий Февральской революции 1917 года Щаденко оказался в родной станице.
Его авторитет позволил ему в августе стать во главе Каменской организации РСДРП(б). Он занимался организацией профсоюзов, артелей среди рабочих и мастеровых и солдатских комитетов в расквартированном в станице 237-м запасном пехотном полку.
В дни Октябрьской революции Ефим в качестве делегата II-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов оказался в Петрограде. После возвращения в Каменскую он приступил к созданию из шахтёров, рабочих и ремесленников отрядов Красной гвардии.
В немалой мере его усилиями 10 января 1918 года в станице состоялся съезд представителей казачьих полков. Выбранный на нём казачий Военно-революционный комитет во главе с Ф.Г. Подтёлковым и М.В. Кривошлыковым провозгласил на Дону советскую власть.
Однако летом в результате организованного генералом Красновым переворота и наступления немцев красногвардейцам Каменской пришлось отступать на восток, в Царицын. Щаденко остался в Донецком округе. Он спешно организовывал из крестьян партизанские отряды, однако против лучше вооружённых и организованных казаков и белогвардейских подразделений у них не было никаких шансов. В результате, насчитывавший несколько тысяч штыков и сабель отряд Щаденко сначала прорвался к станице Морозовской, а затем ушёл к Царицыну.
Здесь отряды Донецкого и Морозовского округов и части 3-й и 5-й Украинских армий объединились в группу Климента Ворошилова.
В Царицыне Ефим Афанасьевич вновь встретился со своим старым знакомым Будённым, головокружительная военная карьера которого только начинала свой стремительный бег, и познакомился со Сталиным. События этих месяцев фактически определили всю его последующую жизнь.
После успешных Царицынских боёв Щаденко пошёл на повышение, зимой 1919-го его назначили членом Реввоенсовета (РВС) Украинского фронта.
Немцы уходили с Украины, и вслед за их войсками на запад двинулись советские войска.
Ефим Афанасьевич сдружился с командующим 1-й Украинской Советской стрелковой дивизии Николаем Щорсом. Сам Щаденко потом вспоминал: «С Щорсом я был связан особой, исключительной, несмотря на разность положения и возраста, дружбой. Мы как-то быстро перешли с ним на дружеское «ты»… Многие свои радости и горести он нёс ко мне».
Однако в августе Щорс погиб, и Щаденко вновь оказался возле Будённого и Ворошилова. Вместе с ними он участвовал в создании легендарной 1-й Конной армии, вместе с ними оказался замешан в неоднозначном деле комкора Думенко.
Думенко не любил комиссаров и периодически грозился изгнать из своих частей коммунистов. Вскоре назначенный к нему начальником связи некий Кравцов сообщил, что в среде «думенковцев» появилась тайная организация, члены которой уничтожают в корпусе активных коммунистов, а их трупы топят в проруби. Среди конников ходят упорные слухи, что Думенко собирается увести корпус к белым, и только ждёт подходящего момента.
Щаденко и Ворошилов старались навести Будённого на мысль, что действительно похоже на то, что Думенко готовит предательство. В результате весной 1920 года его арестовали, обвинив в подготовке мятежа и убийстве комиссара. Командующий Кавказским фронтом Михаил Тухачевский и член РВС Серго Орджоникидзе просили ревтрибунал воздержаться от сурового приговора, но после показаний Будённого, Ворошилова и Щаденко Думенко всё-таки расстреляли.
Не меньшее влияние чем революция и гражданская война на дальнейшую жизнь Думенко оказали романтические чувства. Сильное впечатление на него произвели отношения с женой — пламенной революционеркой Фрумой Ростовой — его погибшего товарища Николая Щорса. Они стали примером для Щаденко. Ему тоже хотелось найти себе разделяющую его веру в победу Мировой революции боевую подругу.
Свою любовь Щаденко встретил в 1-й Конной Щаденко — заведующую художественно-агитационным отделом армии Марию Александровну Денисову. Она была разведена, её муж эмигрировал в Англию, от первого брака осталась дочь Алиса. Ефима Афанасьевича это не остановило, он с головой погрузился в любовную страсть. Из военных походов он не забывал отправлять молодой красивой жене страстные письма, писал стихи.
Гражданская война закончилась. Щаденко решил продолжать военную карьеру, а Денисова же хотела реализовать себя в искусстве.
В 1927 году она завершила обучение в Московских высших государственных художественно-технических мастерских. Супруга Щаденко выбрала для себя профессию скульптора. Однако ваяние — довольно затратный вид искусства. Денисовой постоянно требовались деньги на материалы. И вот тут Щаденко столкнулся с тем, что он не может полностью финансово обеспечить все желания своей амбициозной жены.
Эта ситуация привела к серьёзному семейному конфликту.
Дело в том, что дальнейшей карьере Ефима Афанасьевича стали мешать болезни и последствия ранений. Он перенёс несколько операций, ему удалили почку. Советское руководство даже пошло на то, чтобы оплатить ему лечение в Германии, но выздоровление шло очень медленно, и в этот период Щаденко получал не полный командирский оклад, а урезанный.
Чтобы соответствовать своей жене, которую он очень любил и постоянно ревновал, Ефим Афанасьевич много читал, разбирался в живописи. Он один из первых рассмотрел «певца» Первой Конной художника Митрофана Грекова и всячески его поддерживал и консультировал. Щаденко был сторонником соцреализма и требовал полного следования ему и от жены. И Денисова рисовала портреты легендарного краскома Гражданской войны Оки Городовикова, самого Щаденко, других командиров, но денег на её «хотелки» по-прежнему не хватало.
Конфликт достиг апогея в 1928-29 годах.
Дело в том, что на Денисову обратил своё внимание Владимир Маяковский. Он сделал её героиней своей поэмы «Облако в штанах». Мария Александровна стала периодически просить у поэта деньги на покупку материалов для своих скульптур. Лиля Брик вспоминала, что «она часто просила у него деньги, как он говорил, с оттенком шантажа».
Щаденко категорически возражал против влезания в долги. В какой-то момент Денисова в знак протеста ушла из дома, жила в общежитии для безработных, Ефиму Афанасьевичу стоило больших усилий уговорить её вернуться обратно. Однако лад в семье восстановился ненадолго — в декабре 1929-го Денисова ушла снова. Тогда Щаденко выдвинул ей ультиматум: или они живут в пределах их скромного семейного бюджета, или разводятся… и женщина уступила.
Вскоре, однако, карьера Щаденко наладилась.
Болезни наконец немного отступили от него, и он стал помощником начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе по политчасти. Денежное содержание Ефима Афанасьевича значительно выросло, и Денисова смогла полностью отдаться своей страсти — скульптуре. В 1932 году она закончила скульптурный портрет Сталина.
Между тем маховик советской истории неуклонно двигался к роковому 37-му. Начался Большой террор. В этот момент, спустя два десятка лет, судьба вновь привела Щаденко на Украину.
После ареста Тухачевского и его сообщников Щаденко в составе группы верных Сталину красных командиров прислали в Киевский особый военный округ. Здесь он занялся чистками командного состава от предателей и «ненадёжного элемента».
Сам Щаденко не приговаривал к расстрелам, но его ходатайства по увольнению некоторых командиров из армии стали зачастую причиной их последующих арестов и гибели. Жене в этот период времени он писал из Киева:
«…Работы так много, что я раньше 2-3 часов ночи не выбираюсь из штаба. Вредительская сволочь целыми годами гадила, и нам надо в недели, максимум в месяц — два, не только ликвидировать все последствия вредительства, но и быстро двигаться дальше. Трусливые негодяи, не замеченные в благодушном беспечии пребывавшими «стражами», пробрались на высокие посты, разложили стражу, напоили ядом сомнения казавшихся зоркими часовых и замышляли небывалое злодеяние».
Долго, однако, заниматься чистками Щаденко не дали.
Уже в ноябре 37-го его назначили заместителем наркома обороны. На этом же посту он встретил и начало Великой Отечественной войны и оставался на нём до окончания мая 1943 года. После этого Ефим Афанасьевич был членом военного совета ряда советских фронтов, но здоровье вновь напомнило ему о себе, и перед самым окончанием войны его освободили от всех постов. Фактически 58-летнего больного генерал-полковника отправили на пенсию.
В это время его постигла семейная трагедия — 10 декабря 1944 года в Москве из окна их квартиры выбросилась его жена Мария Александровна.
Ещё в дни дружбы с Маяковским она как-то призналась ему в письме: «…Бросить занятия скульптурой, творчество для меня равносильно смерти!» В годы эвакуации в Куйбышеве она чем-то тяжело заболела, какой-то болезнью, которая сделало для неё творчество невозможным. Не выдержав душевных мук, она покончила с собой.
Дальнейшая жизнь Щаденко стала пустой и бессмысленной: приёмная дочь Алиса эмигрировала в Англию, куда увезла и внучку; с удочерённой когда-то давно сестрой Дусей и племянником — её сыном — отставной генерал разругался из-за их мещанского отношения к жизни, а также потребительского отношения к нему самому.
Он ненамного пережил жену, скончался 6 сентября 1951 года. Перед смертью характер его сильно испортился. Главный военный прокурор Н.П. Афанасьев вспоминал:
«К чванству и кичливости прибавилась какая-то патологическая жадность и скопидомство. Проживая на собственной даче под Москвой (Баковка), он, оставшись один (жена умерла, детей не было), торговал овощами и копил деньги. Заболев, он повёз в Кремлёвскую больницу свои подушки, одеяла и матрац. Когда он умер, в матраце оказались деньги — свыше ста шестидесяти тысяч рублей. На них он умер. Знаю это потому, что о происшествии пришлось составлять акт и посылать для этого в больницу военного прокурора».
Таковы усмешки истории — пламенного революционера, не жалевшего жизни и свободы ради счастья других людей, быт и жизненные неурядицы сломали, превратив в дряхлого и душой, и телом скопидома.
Сталкиваясь с такими историями, поневоле задумываешься, а стоила ли кровавая мясорубка Гражданской войны такого ожесточения, если она в конце концов закончилась вот этим. Вряд ли на этот вопрос есть однозначный ответ.
