С точки зрения интересов государства Польский поход Красной армии был делом однозначно необходимым и разумных альтернатив не имел. Дело шло к большой войне, и все это прекрасно понимали. Насущный для советского государства вопрос состоял в том, чтобы оттягивать войну как можно дольше и не воевать на два фронта.
К сентябрю 1939 года, если кто подзабыл, уже случилась война в Испании, где СССР и Германия впервые попробовали друг друга на излом. Уже случились аннексия Австрии и «мюнхенский сговор», когда радостно-возбужденные поляки поделили с немцами Чехословакию с согласия Великобритании и Франции. А потом вдруг удивились, когда Германия потребовала вернуть ей вольный город Данциг, по недоразумению ставший Гданьском.
Министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп пытался убедить «союзников», что в случае успехов Германии в противостоянии с СССР они смогут получить часть Украины в качестве компенсации. Но поляки нервничали, и поэтому в марте 1939 года премьер-министр Невилл Чемберлен выступил в британском парламенте, заявив о поддержке польского государства и готовности оказать ему военную помощь. Как раз после того, когда Германия в наглой форме вынудила Литву передать ей Мемельский край вместе с Клайпедой — под дружное молчание Европы.
А СССР с весны по осень 1939 года бился на Халхин-Голе. Поход на Западную Украину, Белоруссию и Литву начался всего через два дня после подписания мирного соглашения с Японией. Если бы не начался, то новая граница Германии проходила бы в 240 километрах от Киева. А так отодвинулась примерно на такое же расстояние на запад в соответствии с секретным приложением к пакту Молотова-Риббентропа, на котором настояла советская сторона. Которая, строго говоря, в данной ситуации оккупантом по отношению к Польше не являлась. Судьба этой страны была уже решена. А сама она, наоборот, являлась оккупантом по отношению к УНР и ЗУНР, слитой стараниями Симона Петлюры.
Таким образом, формула «освободительный поход» была вполне корректной с украинской точки зрения. Если же она у вас не украинская — извините.
Что касается секретного приложения, то в нем содержится следующая формулировка: «в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана».
Переустройство, как мы уже заметили, состоялось. А гаранты польской независимости, британцы и французы, вообще к Советскому Союзу в данной связи претензий не имели, поскольку обещали защищать Польшу только от немцев.
В ноте правительства СССР чрезвычайному и полномочному послу Польши Вацлаву Гжибовскому 17 сентября 1939 года, говорилось, что, поскольку «польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства», а «Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни», межгосударственные договора автоматически прекратили свое действие.
«Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам. Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными. Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии», — отмечалось в документе.
А личному составу РККА внушалось, что польские помещики и капиталисты подавили революционное движение в этих областях, заковав народы «в цепи кабалы и угнетения». Поэтому красноармеец вступает на эти земли не как завоеватель, а как освободитель.
Как высказался ОУНовец Иван Кривуцкий, написавший книгу о событиях в Закерзонье, «республика украинская, а все, кто прибыл и начал устанавливать новые порядки, разговаривают по-русски».
Очевидно, что в глазах западных украинцев Красная армия, представители власти и органов госбезопасности выглядели чужаками. В разных источниках отмечается неряшливый внешний вид пришельцев (хотя как могли выглядеть солдаты, вышедшие из боев?), плохое состояние лошадей и техники, грубость и развязные манеры офицеров, нежелание вникать в местные сельские порядки. Особенным шоком стало отрицание каких-либо идей, связанных с независимостью.
«Когда наши пришли из Восточной Украины, «освободители», их встречали в селе. Прихали всадники, в шапках, обмотки были на ногах, я хорошо помню, все село вышло с хлебом-солью, цветы, сало яйца, молоко, огурцы — кто что смог найти. Русские пришли, наши освободители. И повесил кто-то на липу флаг сине-желтый. Ну, а начальство выпило, добре поело — каждому же приятно покушать, — и говорит, а ту тряпку уберите. Ему говорят, которую тряпку? Это наш украинский флаг!» — с негодованием вспоминал бывший житель Жидачевского района Львовской области (а в момент беседы — старый киевлянин) Степан Бабий.
Дальнейшее установление советских порядков, организация колхозов, привлечение населения на военные фортификационные работы, запрет греко-католической церкви, репрессии в отношении разного рода активистов, перебои с товарами первой необходимости быстро настроили западных украинцев против новой власти.
Они уже с вожделением и надеждой смотрели на другой, немецкий берег Сяна, где «люди, чисто одетые, свободно прогуливаются по своей набережной, дети над самой водой играют в песке, и ни одного немца в мундире не видно». Они ждали скорой войны как очередного освобождения.
Нужно ли их понять и посочувствовать?
До сентября 1939 года украинское население в Польше имело минимум гражданских прав. Межвоенный период — это «пацификация» непокорных сел, в том числе с участием добровольческих формирований «strzelcow», активная полонизация, наказание особо рьяных противников режима отправкой в концлагерь в Березе Картузской.
Бывшие легионеры Юзефа Пилсудского имели приоритетное право на покупку земли на «кресах» по сниженным ценам и с выплатой на 54 года. Украинцам покупать землю было запрещено — так утверждают летописцы освободительного движения, а не доверять им у нас никаких оснований нет. Они же сообщают, что в сентябре 1939 года, не дожидаясь «своих», на немецкую сторону потянулись колонны помещиков, городских богачей и домовладельцев, зажиточных крестьян, интеллигенции и состоятельных евреев. Последние, правда, уже через год потянулись назад.
Оставшаяся беднота, которой нечего было терять, кроме своего подсобного хозяйства, получила относительно широкие гражданские права, возможность жить в городах, социальные лифты, доступ к образованию и любой карьере — в рамках далеко не самой лучшей в мире системы с далеко не самыми лучшими, скажем честно, руководителями на местах. Говорившими, естественно, по-русски, поскольку этот язык был одновременно и государственным, и языком международного общения в огромной стране.
Безусловно, западным украинцам было отчего стать недовольными — с ними в данной ситуации никто не посоветовался, жизнь обустраивали против их представлений о прекрасном, а быт, в который поляки не лезли, подвергся грубому вмешательству и перестройке. В послевоенные годы, с уничтожением националистического подполья, они и вовсе погрузились в советское государство без оглядки, на долгие годы затаив обиду и желание как-то отомстить.
Тем не менее, немецкое «освобождение» тоже никому не понравилось.
И в итоге события 1939-40 годов, а затем возвращение Украины в виде советской власти, стало определяющим в судьбе западных регионов, которые сами, будем честны, своей судьбой не управляли. Их исторический выбор был прост — либо раствориться в западных соседях, либо остаться частью национальной республики. Выбирали, конечно, опять другие, но насилие обернулось благом. В 1991 году было получено то, чего никогда не могли бы дать ни маленькие тоталитарные вожди западноукраинского национализма, ни немцы, ни поляки. Собственное государство.
А по прошествии 28 лет независимости оказалось, что предъявлять какие-либо претензии «оккупантам» по поводу неправильной организации жизни нет никаких оснований. Затаенные исторические обиды вылились лишь только в попытки переделать прошлое так, чтобы оно выглядело более героическим и симпатичным, а «враги» в нем — как можно непригляднее. Взялись и за соседей из центральных и восточных регионов, втискивая их в установленные жесткие рамки идеологии и заложив тем самым линию разлома культурной войны.
Получившие в результате «ошибки товарища Сталина» всю полноту власти Галичина, Волынь и Буковина не показали, как нужно строить процветающее, комфортное и демократическое государство. Но снова недовольны кем-то, кто не разделяет видения прекрасного. Так что можно считать это их естественным состоянием и не ожидать, что важный юбилей Украинской Республики будет отмечен как полагается.
