Естественно, и «Юг» был заведомо агитационным расходным материалом в борьбе двух стихий Гражданской войны.
«И все заверте…»
Козырным тузом газеты стал известный всей России «король смеха» — писатель Аркадий Аверченко, создатель и многолетний редактор знаменитого «Сатирикона». Об этом немедленно узнал весь город. Как же — приезжая знаменитость ведь родилась и до 16 лет росла в городе героической, тогда еще единственной, Обороны.
В наши дни иногда можно слышать вопрос, почему, дескать, в Севастополе до сей поры нет памятника знаменитому севастопольцу? Действительно, странно. Положим, понятно, почему не могло быть такого памятника при советской власти. Автору книги фельетонов «Дюжина ножей в спину революции», будь он хоть триста раз севастопольцем, не светила «всенародная любовь».
В то жестокое время в полуголодном Крыму остаться без заработка означало верную смерть от истощения. Аверченко отправился ходоком по начальству, добрался до самого Врангеля, и выпуск газеты возобновили. Под расширенным названием «Юг России». В общем, как писал герой одного из самых популярных аверченковских рассказов, «и все заверте…».
Из города детства осенью 1920 года Аркадий Аверченко отправился в изгнание. Россию увидеть ему было уже не суждено. Умер в Праге в 1925 году. Вспоминал ли он город, в котором появился на свет? По косвенным обмолвкам в некоторых рассказах эмигрантской поры, кажется, да. Но воспоминаний таких — истинные крохи. Тоже трудно объяснимый факт.
Любил отчизну он, но странною любовью
Аркадий Аверченко родился в семье севастопольского купца 2-й гильдии Тимофея Аверченко 15 марта 1880 года. Надо учитывать это обстоятельство, чтобы понять, почему и в биографии писателя, и в его рассказах тема малой родины столь бледна. После героической Первой обороны Севастополь был поврежден практически весь. Конечно, не так, как во Вторую оборону, но тоже весьма и весьма значительно. До 1870 года России запрещено было иметь крепости и флот на Черном море. А нет флота — нет Севастополя.
В восьмидесятые годы девятнадцатого века империя решила сделать Севастополь обычным южным городом, торговым и портовым. Именно тогда здесь, похоже, появился полноценный рынок, где у Аверченко-старшего была лавка. Правда, этот торгово-урбанистический период севастопольской истории был по-военному краток. Чуя приближение военных невзгод, флотские настояли на том, чтобы Севастополь закрыли для свободного посещения. Стало быть, и торговля понесла убытки, и на нужды города денег стало отпускаться меньше. И без того неприглядный, напоминающий казарму на краю голой пустыни у моря, Севастополь остановился в градостроительном развитии.
Жила семья Аверченко недалеко — на улице с романтическим названием Ремесленная, расположившейся на склоне большого Одесского оврага. Улицы давно нет, на ее месте теперь большой парк и улица Одесская. Кто захочет пройтись, так сказать, по аверченковским местам, может спуститься с центральной Большой Морской на Одесскую, побродить по парку, подивиться тому обстоятельству, что вместо памятника Аверченко тут стоит вездесущий в советские времена «Ленин маленький с кудрявой головой», и попробовать представить себе маленького Аркадия Аверченко в этих же местах.
Хотя, конечно, Севастополя, в котором прошло детство писателя, давным-давно не существует стараниями гитлеровских солдат Манштейна, приложивших максимум усилий, чтобы приехавший в Крым на Ялтинскую конференцию президент США Рузвельт был до глубины души потрясен тем, что в городе уцелело всего 3 процента зданий. В 1944-1955 годах Севастополь был коренным образом перестроен и по большей части выстроен заново. Поэтому ни мы сегодня не можем представить Севастополь Аверченко иначе как по фотографиям, ни он не нашел бы знакомых домов и многих улиц.
Он вернулся в свой город, знакомый до слез
Аверченко убежал от большевиков из Петрограда в родной город ранней весной девятнадцатого. Видел занятие города красными, продержавшимися у власти в Крыму 72 дня. Был свидетелем нарастания вала беженцев из материковой России, вступления на полуостров армии Деникина. В эпоху этого своего «сидения» Аркадий Тимофеевич, поселившийся в гостинице на Нахимовском проспекте, ходил проведывать мать Сусанну Павловну в родительском домике (отец к тому времени скончался), выдал замуж одну из четырех сестер. Примечательно, что избранником ее был красный комиссар, с коим она при приближении белых и исчезла из Севастополя. Вряд ли это обстоятельство могло понравиться бывшему редактору «Сатирикона», резко отрицательно относившемуся к большевистскому перевороту.
Ни судьбы, ни погоста он не мог выбирать
Свою журналистскую чашу он испил до дна. Остроумные листовки авторства Аркадия Аверченко белые аэропланы еще сбрасывали на наступающие войска Красной Армии, а он уже готовился к эвакуации. 13 ноября 1920 года писатель стоял на борту парохода, отчалившего не то от Графской пристани, не то от причальной стенки морского порта, и смотрел, как мимо него уходит в прошлое, практически в небытие, его родной город. За спиной осталась Южная бухта и доки Адмиралтейства, справа мелькнула пирамида с крестом Свято-Никольского храма на Братском кладбище, за ним ангары школы морской авиации, казематы Михайловской батареи, Константиновского равелина. Слева осталась родная Артбухта и обрывы мыса Хрустальный, с которых сигали в воду в детстве он и его друзья.
Вот пароход вышел в открытое море, и только купола двух Владимирских соборов Севастополя — на Адмиральской горке, и в Херсонесе — все еще глядели ему в спину.
Донбасский счетовод, харьковский издатель, петербургский писатель, севастопольский журналист. Все эти ипостаси были у Аверченко теперь в прошлом. Тот, кто знаком с его творчеством, с невыразимо объемным старорусским языком, тот поймет, что вне России ему не было жизни. Может, оттого и прожил так мало на чужбине. Мне трудно представить Аркадия Аверченко, острослова, философа и любителя жизни в грязных эмигрантских забегаловках.
