Основной удар нацеленной на территорию УССР немецкой группы армий «Юг» пришёлся не по Львовскому «выступу», где его ожидали в Генеральном штабе РККА, а севернее — в стык приграничных 5-й и 6-й армий Киевского особого военного округа. Стык этот находился приблизительно там, где сегодня проходит граница Волынской и Львовской областей.
На этом участке за нерушимость рубежей СССР отвечал 90-й Владимиро-Волынский пограничный отряд.
Именно к его командиру — майору Михаилу Степановичу Бычковскому — в ночь с 21 на 22 июня привели немецкого перебежчика — бывшего члена Коммунистической партии Германии Альфреда Лискова, который сообщил, что война начнётся буквально через несколько часов. Границу этот солдат 75-й пехотной дивизии вермахта пересёк чуть севернее города Сокаль на участке 4-й комендатуры погранотряда, начальствовал над которой капитан Иван Варфоломеевич Бершадский.
Севернее Сокаля — это как раз зона ответственности располагавшейся в селе Скоморохи 13-й погранзаставы лейтенанта Лопатина.
Майор сообщил о полученной информации командующему 5-й армии, чьи дивизии дислоцировались за пограничниками, генерал-майору Михаилу Ивановичу Потапову. Тот сведениям немца не доверял, но передал информацию дальше по инстанции, после чего в Москве и состоялось известное экстренное совещание военной верхушки страны, принявшее запоздалую директиву №1 о приведении соединений приграничных округов в боевую готовность.
Большинство попавших под острие вражеского удара подразделений и частей её получить не успело.
Майор Бычковский немцу тоже сначала не поверил и боевую тревогу по своему погранотряду не объявил, приказав начальникам комендатур только усилить охрану госграницы, выставить слухачей и докладывать о подозрительных шумах на территории противника. За ночь только с участка 4-й комендатуры доложили, что слышали работу танковых двигателей, на остальных участках ничего подозрительного отмечено не было.
Лейтенант Лопатин вернулся домой в Скоморохи около трёх часов ночи, когда на востоке уже начинало светлеть. Его семья делила здесь стоявший рядом с заставой деревянный домик с семьёй его зама лейтенанта Погорелова. Жена, Анфиса Алексеевна, ждала мужа с ужином, но он есть не стал, так как после событий последних часов аппетита у него не было.
После проведённой на ногах ночи Лопатин прилёг отдохнуть, но спать в этот день ему не довелось — начался артобстрел. Первой жертвой вражеских снарядов стал дежуривший на вышке пограничник Михаил Ефимович Потягайлов. Крикнув жене хватать двоих сыновей и бежать в укрытие — подвал здания погранзаставы, лейтенант Лопатин поспешил к своим бойцам.
В это время немцы уже пытались переправиться через Западный Буг, их попытки отбивало отделение пограничников, которое несло службу по охране моста. На помощь к нему по приказу Лопатина поспешил лейтенант Погорелов и с ним 15 бойцов.
Когда они приблизились к реке, лейтенант установил, что мост захвачен противником и на нём стоит станковый вражеский пулемёт, который прижал огнём окружённое отделение пограничников.
Лейтенант незаметно подобрался к немецкому пулемётному расчёту, уничтожил его, лёг за пулемёт и дал возможность отделению вырваться из окружения. К мосту подъехало до полуэскадрона противника. Погорелов перевёл огонь на вражеских кавалеристов и рассеял их, уничтожив до 30 немцев, однако и сам погиб.
Тем временем Лопатин пытался связаться с находившимся в Сокале штабом 4-й комендатуры. Но связи не было, и лейтенант отправил для получения дальнейших распоряжений верхом на коне бойца Ивана Перепечкина.
Лейтенант не знал, что к тому времени город уже был захвачен, а штаб разбит огнём поставленных на прямую наводку вражеских орудий. Его обломки убили и ранили около 25 человек. В 5:00 через мост в Сокале переправились 50 танков, а через полчаса ещё 150. Потеряв до 80% личного состава, 4-я комендатура, а также бойцы и командиры находившихся здесь же 4-й резервной и 14-й застав отступили. Перепечкин вскоре вернулся, проехать у него не получилось, повсюду были немцы — застава очутилась во вражеском кольце.
Бойцы Лопатина отбили четыре вражеские попытки форсировать Западный Буг. На пятый раз немцы переправились через реку южнее и севернее моста и окружили оборонявших его пограничников. После ожесточённого боя уже в конце дня в темноте на заставу приполз тяжело раненный в ногу и шею единственный выживший — красноармеец Давыдов. Он рассказал, что в общей сложности мост удалось удерживать только полчаса.
Оставшиеся пограничники закрепились в заранее отрытой траншее, блокгаузах, ДзОТах и здании бывшего польского фольварка, который занимал штаб заставы. Здесь же в подвале собрались семьи комсостава. Женщины оставили своих детей с бабушкой — матерью Лопатина, а сами поднялись наверх и занялись перевязкой раненных бойцов. Повсюду гремела канонада, и стало ясно, что случилась не провокация, как все на это надеялись в самом начале, — началась война.
Вечером состоялось партийное собрание заставы. Её парторг — Дмитрий Максяков — после войны вспоминал:
«…Мы не избирали президиума, не вели протокола. Начальник заставы Лопатин обрисовал обстановку:
— Положение наше трудное. Фашисты окружили заставу плотным кольцом. Помощи в ближайшие часы ждать неоткуда…
Затем выступил Гласов. Он говорил спокойно, но с какой-то особой проникновенностью:
— … Будем… драться до последнего патрона, до последней капли крови, так же геройски, как сражалась группа Погорелова. Если потребуется, умрем, но не отступим».
Ночью Лопатин отправил начальника заставы по политической части политрука Павла Ивановича Гласова и ещё шестерых бойцов в Сокаль. В пути этот небольшой отряд столкнулся с немецким взводом пехоты и полностью погиб.
Враг не ожидал такого упорного сопротивления пограничников, и поэтому заставу сначала не блокировал — перед немецкими соединениями стояла совсем другая задача, как можно скорее продвинуться на восток, чтобы не дать отступить войскам Киевского особого военного округа за Днепр и разгромить их на его правом берегу.
Конечно, заставу Лопатина враги пытались взять, её постоянно обстреливали, но на организацию плотной осады времени и сил не тратили. Убедившись, что пограничники не сдаются, каждое новое немецкое подразделение отправлялось дальше.
Лопатин этим пользовался. Пограничники 24 июня даже смогли выложить на ближайшем Карбовском лугу опознавательные знаки, обозначив таким образом взлётную полосу. Они надеялись, что о заставе вскоре вспомнят, пришлют самолёты и вывезут хотя бы женщин и детей. Но никто не прилетал…
Связные от командования 4-й комендатуры с приказом об отходе тоже не появлялись. Они и не могли появиться — остатки личного состава комендатуры и двух находившихся в Сокале застав вместе со 124-й стрелковой дивизией очутились в «котле». Ко всему прочему 24 июня непосредственный командир Лопатина, капитан Бершадский, был ранен в ногу и получил тяжёлую контузию.
Не зная этого, лейтенант на четвёртый день войны отправил на разведку заместителя политрука Галченкова и сержанта Герасимова — оба не вернулись. Только годы спустя выяснилось, что Герасимов тогда попал в плен, где хлебнул горя полной мерой, а Галченков на заставу не пробился и в результате долгих скитаний очутился у партизан.
На седьмые сутки какой-то немецкий офицер кричал пограничникам в рупор: «Сдавайтесь, вам никто не поможет! Наши войска взяли Минск!» Но они этому не верили (хотя про Минск немец не врал) и сдаваться не собирались.
А держаться становилось всё труднее — многие бойцы к тому времени были уже убиты или ранены. Тем не менее все, кто мог держать оружие, находились в траншеях, блокгаузах или в здании заставы.
На девятый день, видимо, не получив от своих предшественников информацию, что советские пограничники ещё держатся, к зданию заставы подъехали две вражеские машины и мотоциклисты. Бойцы лейтенанта Лопатина закидали их гранатами и перебили, одного офицера взяли в плен, захватили рацию.
С её помощью пограничники попытались связаться со своими, но у них ничего из этой затеи не вышло — слишком далеко отошли наши войска, — к 30 июня немцы успели захватить Ровно, Львов, Луцк, рвались к Житомиру и Тернополю.
Взбешённые гибелью своих офицеров, немцы открыли по зданию заставы ураганный огонь, на десятый день в живых оставалось всего восемь бойцов. Жена Лопатина уговаривала мужа уйти в лес, но он ей ответил: «Я заставу не оставлю, буду стоять насмерть, а ты и другие женщины должны спасать детей».
Ночью пограничники вывели с заставы семьи комсостава и вынесли тяжелораненных (их оставили в доме жены счетовода местного колхоза, которая жила в соседнем селе). Попрощавшись с женой и наказав ей сберечь сыновей, лейтенант вернулся на заставу — он не имел права оставлять её без приказа.
В те дни без разрешения вышестоящего командования советские пограничники не оставили ни одной из своих 435 располагавшихся на западной границе застав.
Женщины и дети поползли вдоль берега по холодной скользкой от вечерней росы траве, но незамеченными им остаться не удалось — немцы были повсюду. Семьи пограничников схватили, женщин били, издевались, требовали, чтобы те пошли к Лопатину и сказали, что сопротивление бесполезно. Женщины отказались выполнить это требование. Их снова били, потом куда-то повезли, как вскоре выяснилось, к другим задержанным беженцам — концлагеря оккупанты ещё организовать не успели.
На новом месте никто не знал, откуда взялись эти новоприбывшие гражданские, и им удалось сбежать. Укрыли их потом жители села Скоморохи.
Тем временем лейтенант и оставшиеся с ним бойцы продолжали свою героическую оборону. Во время обстрелов они спускались в подвал, когда они затихали, возвращались к бойницам. Снаряды превратили два надземных этажа в груды битого кирпича, который теперь, словно подушкой, защищал от обстрелов полуподземный цоколь строения. Над обломками постоянно реял красный флаг заставы. Житель села Скоморохи Петро Баштык потом вспоминал:
«Мы все дывились на той червоный флаг. Флаг е, а стрельбы нэма!.. Ну, думаем, загинули вси прыкордоныки. А як тильки фашисты сунуться — враз вогонь!»
Точку в обороне заставы поставили вражеские сапёры.
2 июля, на 11-й день войны, они заминировали развалины 13-й погранзаставы и подорвали их, после чего зашли внутрь и добили контуженных взрывом пограничников. Их потом похоронил в траншее житель ближнего к заставе дома Иван Васильевич Онищенко.
Долгое время о судьбе заставы Лопатина ничего не знали, считали, что она погибла в первые несколько дней. Когда оккупированные территории освободили, местное население и немногие выжившие бойцы 13-й заставы рассказали о судьбе погибших пограничников и их командиров.
В 1957 году Алексею Васильевичу Лопатину посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
Его именем была названа бывшая 13-я застава, которая стала 2-й погранзаставой 2-го погранотряда Украинского (затем Юго-Западного) погранокруга. Лопатин был навечно зачислен в списки части, в его честь назвали колхоз в Скоморохах и улицу в городе Львове.
Возле бывшей заставы в единственном уцелевшем с 1941 года доме открыли музей, бессменным директором которого стала жена героя. В день она проводила в среднем по несколько экскурсий — в Скоморохи приезжали люди не только со всего Союза, но и из-за рубежа. Здесь возвели посвящённый пограничникам монумент. Сыновья лейтенанта Лопатина пошли по стопам отца, окончили суворовское училище и тоже оба стали пограничниками.
С распадом СССР всё резко изменилось.
Сначала развалился и исчез колхоз, потом улицу Лопатина во Львове переименовали — она стала улицей Сичинского. В 1995 году умерла Анфиса Алексеевна, музей закрылся, заставу перенесли в другое место. Часть экспозиции с собой забрали украинские пограничники, у них ещё пока стараются беречь свою историю, какой бы она ни была. Другая часть экспонатов, скорее всего, пропала. Латунные украшения с могил и монумента украли «охотники» за цветными металлами, в бывшем здании музея какое-то время существовало увеселительное заведение, но потом оно вроде бы закрылось.
К чести жителей села Скоморохи нужно отметить, что по состоянию на 2011 год местные школьники продолжали сохранять монумент и могилы пограничников в порядке. Судя по всему, там и сегодня живут люди, с уважением относящиеся к памяти пограничников 13-й заставы и вообще всех сложивших свои головы в Великой Отечественной войне бойцов.
К сожалению, так можно сказать далеко не обо всех современных украинцах, которым власть и националистически настроенные маргиналы усиленно навязывают совсем других «героев».
