Внешняя сторона выглядит так. В ходе объявленной Горбачевым перестройки был сменен многолетний (с 1960 по 1962 и с 1964 по 1986) первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Динмухамед Кунаев. Процедура прошла в старом аппаратном порядке. Сначала Кунаев подал в политбюро заявление об уходе на пенсию, затем 16 декабря пленум ЦК Компартии республики, длившийся всего 18 минут снял его с должности и поставил на его место Геннадия Колбина, работавшего до этого первым секретарем Ульяновского обкома партии. Впрочем, до Ульяновска он 8 лет (1975-1983) работал вторым секретарем ЦК Компартии Грузии. Возглавлял же тогда грузинскую компартию Эдуард Шевардандазе, ставший при Горбачеве, министром иностранных дел и ближайшим соратником генсека. Именно это обстоятельство видимо и стало причиной возвышения Колбина.
Вскоре после этого назначения в центре Алма-Аты произошли массовые выступления казахской молодежи, которая требовала, чтобы республику возглавил казах или выходец из республики. Выступления были подавлены милицией и внутренними войсками.
Покушение на порядок вещей или возвращение старой традиции?
И тогда, и сейчас самое распространенное мнение сводится к тому — назначь Горбачев местного, то ничего бы не было. Это конечно верно. Но делал ли тогдашний генсек нечто из ряда вон выходящее. И да, и нет. Все зависит от того, что делать точкой отсчета.
Если брать в целом СССР, то лишь в закавказских и прибалтийских республиках местные парторганизации возглавляли только представители титульных наций. В прочем, назначение варягов, как правило, до этого работавших в России, было не редкостью. Особенно в довоенное время. После войны эта практика сокращалась, но еще в 1955 году парторганизацию Казахстана возглавил Брежнев, после него ей руководили также выходцы из РСФСР Яковлев и Беляев, которые до этого в Казахстане не работали.
Нельзя говорить, что все присланные из России руководители свысока смотрели на казахов, напротив, в 1954 году Пантелеймон Пономаренко заступился за историка Бекмаханова, репрессированного при его преемнике Шаяхметове.
Лишь после замены Беляева на Кунаева в 1960-м варяги больше не назначались руководить ни одной республикой. То есть фактически в СССР, несмотря на многие централистские тенденции, во времена Брежнева, произошла определенная федерализация партии.
Для Горбачева назначение Колбина было просто отказом от традиций той эпохи, которую как раз тогда стали именовать «периодом застоя». Такая перетасовка кадров, популярная при Сталине, имела и рациональное зерно. Пришлые руководители не имели местных клановых связей. Другое дело, так ли уж нужно было бороться с этими связями и укреплять руководство Казахстана таким способом?
Мемуаристы, в том числе имеющие основания недолюбливать Кунаева, например его предшественник Исмаил Юсупов, сходятся на том, что руководитель республики не был ангелом, но не был и коррупционером. Да и при Горбачеве не было публичных попыток создать некое «казахское дело» по типу «узбекского».
Но конечно назначение Колбина противоречило давно установившемуся порядку вещей. А еще брежневские времена давали примеры, что покушение на такой порядок опасно. Так, в 1978 году произошли массовые выступления грузинской молодежи и интеллигенции, возмущенных тем, что из проекта новой конституции союзной республики изъяли норму о государственном статусе грузинского языка. Власть тогда быстро пошла на попятную.
Малоизвестный протест в будущей столице
Но то, что не получилось в Грузии, спокойно удалось в 1978 при принятии новых конституций Армении и Азербайджана (а нигде, кроме Закавказья в прежних, сталинских конституциях не было положения о государственном статусе местных языков).
Казахстан же по общему пониманию — не Грузия и не Закавказье. Доля титульной нации в населении заметно меньше, а о казахских диссидентах ничего не известно. Однако в июне 1979 году массовые протесты населения в тогдашнем Целинограде (сейчас это столица Казахстана — Астана) предотвратили создание в этом регионе республики Немецкой автономной области. Причем у историков бытует мнение, что митингующих негласно поддержал Кунаев и другие руководители республики, которые автономии не хотели.
Тогда страсти разрядил первый секретарь Целиноградского обкома Николай Морозов: он вышел к протестующим, объявил открытие
митинга, посвященного подписанию договора ОСВ-2 в Вене и хлебоуборке в области. Выждав момент, когда наступил спад активности демонстрантов, перешел к вопросу о немецкой автономии, заявив, что она отменена.
Но ясно, что первый секретарь мог так себя вести только при поддержке руководства республики, а власть могла отыграть назад прежнее решение, потому что оно не перешло в публичную плоскость, а существовало на уровне постановления политбюро ЦК КПСС, которое в прессу не попало, как и все решения этого органа. А назначение Колбина в 1986 году было сразу объявлено по радио и ТВ, поэтому отступать Горбачев не мог и не хотел. Это обозначило бы явную слабость власти в самом начале задуманных перемен, и в советской истории не было прецедентов таких отступлений при кадровых решениях.
Три решающих дня
Первые манифестации в Алма-Ате имели место еще 16 декабря. Но поистине массовыми они стали на следующий день, когда вышли газеты с портретами нового первого секретаря.
Эти события так описывают в Казахстане нынешние школьные учебники истории. «В духе вековых традиций был решен вопрос управления Казахстаном, но в этот раз игнорирование национальных интересов республики встретило открытое, решительное сопротивление. Его проявлением стало выступление казахской молодежи в Алма-Ате. Утром 17 декабря на площади у здания ЦК партии (тогда она носила имя Брежнева — ред.) собрались сотни людей, чтобы выразить свой протест против откровенного попрания элементарных гражданских прав, затем число демонстрантов достигло нескольких тысяч. Демонстрация была подавлена силой, с применением саперных лопат, служебных собак, брандспойтов».
Мемуары представителей союзных правоохранительных органов рисуют другую картину: митингующих разгоняли за попытку захватить здание ЦК и погромы. Вот что, например, писал тогдашний первый зампред КГБ Филипп Бобков: «Все лозунги и плакаты призывали к отставке Колбина, требовали избрать вместо него казаха, при этом назывались конкретные кандидаты. Перед собравшимися выступило несколько руководителей республики (среди них был и тогдашний премьер Нурсултан Назарбаев — ред.), пытаясь уговорить их разойтись, но все было безрезультатно».
Кстати, во многих источниках утверждается, что Кунаева уговаривали также выступить, но он отказался, и именно это стало едва ли не главной причиной трагедии. Сам же бывший казахский лидер в мемуарах утверждает, что он как раз выступить хотел, но ему это сделать не дали и фактически он пребывал под домашним арестом.
Дальнейшие события Бобков описывает так: «Обстановка накалялась с каждым часом, появились ораторы, склонившие на свою сторону студентов, наиболее экстремистски настроенные начали призывать к штурму здания ЦК. В целях недопущения беспорядков к площади приказали подтянуть внутренние войска, а само здание ЦК охраняли курсанты пограничного училища. У солдат не было огнестрельного оружия.
Уговоры не увенчались успехом, зато дали результат призывы подстрекателей. Собравшиеся на площади с громкими криками бросились на штурм здания ЦК, пытаясь опрокинуть шеренги солдат, милиции и пограничников. Завязалась драка. В ход пошли колья, арматура, камни, солдаты вынуждены были применить ремни и дубинки. Разбушевавшиеся хулиганы подожгли несколько автомашин, разгромили витрины двух магазинов неподалеку от площади. Число погромщиков множилось. Попытки усмирить толпу оказались безрезультатными. Появились раненные с обеих сторон, и был зверски убит дружинник — работник местного телевидения. Я видел потом кадры видеозаписи, и меня поразила жестокость возбужденной толпы».
О жестокости, но уже в отношении протестующих говорит другая сторона. Например, поэт Мухтар Шаханов, который через несколько лет возглавлял комиссию по расследованию событий в парламенте еще советского Казахстана:
«Задержанных вывезли за 30-40 километров за город: девушек подряд изнасиловали, а ребят поголовно избили — до потери ими сознания. А девушек, чтобы они потом не смогли рожать, посадили на снег и не позволяли вставать».
Милиция, внутренние войска и курсанты взяли площадь Брежнева под контроль, вытеснив оттуда демонстрантов, но и в ночь на 18 декабря и течение того дня они неоднократно пытались снова прорваться туда. То есть протесты угрожали стать многодневными, как и киевский Майдан.
Принципиальная разница между тогдашними алма-атинскими и недавними киевскими протестующими была лишь в том, что казахи были уверены — республикой может хорошо руководить только местный, тогда как идея евроинтеграции за которую стояли на Майдане, стала такой популярной из-за убежденности в том, что любая украинская власть будет коррумпированной, и только под жестким европейским надзором сможет сделать что-то хорошее.
О том, как были 30 лет назад решительно настроены в Москве, говорят такие цифры и факты. В течение 16-19 декабря на подступах к Алма-Ате была создана оперативная группировка общей численностью более 50 тысяч военнослужащих из состава частей Среднеазиатского, Московского, Ленинградского, других военных округов. Актауская бухта и подходы к ней были блокированы кораблями и катерами Каспийской военной флотилии.
Между тем в большинстве крупных городов Казахстана не было сколь-нибудь заметных протестов. В Алма-Ате же с ними совладали к концу 18 декабря и без армии. Бобков вспоминал: «Первейшая задача комиссии из Москвы — установить спокойствие в городе, а это мог сделать только сам народ. Поэтому мы настаивали на том, чтобы народные дружины вышли на улицы. А руководители республики возлагали все надежды на помощь армии».
Однако как признает тот же мемуарист, от дружинников также было больше вреда, чем пользы: «К концу дня — это было 17 или даже 18 декабря — удалось вывести на улицы дружины, которые состояли, в основном, из русских, а это еще больше обострило ситуацию: русские выступали против казахов».
По словам Бобкова, планировалось просто припугнуть протестующих, показав военную мощь, но всё в итоге решил другой фактор: «Решили продемонстрировать как бы подготовку вооруженных сил, показать, что армия способна пресечь беспорядки. Заседание нашей группы, которая решала этот вопрос, проходило не в здании ЦК, а в штабе, на площади. Мы принимали решение открыто и точно назначили время, когда солдаты приступят к делу.
Обо всем доложили в ЦК КПСС Разумовскому и просили его переговорить с Кунаевым, чтобы он вмешался и, пользуясь своим авторитетом, призвал жителей Алма-Аты к прекращению беспорядков. Вскоре нам сообщили, что Горбачев, якобы, говорил с Кунаевым на эту тему. Мы назначили наши армейские операции на 18 часов. Затем, посоветовавшись, решили отложить их еще на час. Именно тогда и состоялся разговор Горбачева с Кунаевым. Прошел час. Мы решили подождать еще полчаса.
К нашему удивлению, за эти полчаса ни на одной из прилегающих к площади улиц, не говоря уже о самой центральной площади, демонстрантов не оказалось. Кто дал команду уйти и прекратить беспорядки? Ответить на этот вопрос так никто и не смог, да и теперь вряд ли кто-нибудь сможет. Во всяком случае, стало очевидно, направлялись все выступления откуда-то из другого места и кое-кто из руководителей республики имел к ним причастность».
Но тогдашний глава КГБ Казахской СССР Виктор Мирошник отрицает версию об управлении протестами. В интервью, датированном 1990-м, он утверждал: «более тонкая и длительная задача: разобраться, что произошло — организованное выступление или стихия? Стихия тоже выдвигает лидеров. Выявлением лидеров мы и занимались… Намеки на националистическую организацию подтверждения не получили. Было допрошено более 600 человек, но никто не заявил, что его кто-то подталкивал, подстрекал. Это подтверждено и процессуально».
Итоги в цифрах
Всего, согласно Бобкову, в дни беспорядков погибли 3 человека, из них только один протестующий. Прочие итоги событий в цифрах, согласно нынешним казахстанским учебникам, выглядят так: «Число задержанных составляло около 8,5 тыс. человек….99 человек было осуждено, из них 2 — к высшей мере наказания, 83 человека — к лишению свободы от 1,5 до 15 лет. Из высших учебных заведений было исключено 264 студента, 12 ректоров вузов освобождены от занимаемой должности. Из рядов КПСС было исключено 52 человека, из членов ВЛКСМ — 787 человек. 1200 человек были уволены из Министерства внутренних дел, 309 — из министерств здравоохранения и транспорта» (в данном случае видимо речь идет не о самих министерствах, а о подведомственных им структурах — ред).
Эти цифры говорят, что большинство задержанных не понесли никакого наказания. Особенно если учесть, что цифра в 1200 уволенных из МВД вряд ли имеет отношение к самим протестующим, очевидно это скорей всего это результат последующих чисток в милиции в порядке борьбы с казахским национализмом и местничеством.
В целом масштаб репрессий был поменьше, чем после аналогичных событий в брежневские времена. Так в 1972 году, когда в Каунасе после самосожжения Ромаса Каланты прошла политическая демонстрация, был осужден каждый 50-й из задержанных, а в данном случае каждый 86-й. А ведь каунасские события не сопровождались массовыми беспорядками. Осуждали в Казахстане по уголовным статьям, а не за антисоветчину. Так, Кайрат Рыскулбеков получил высшую меру наказания за убийство дружинника, в котором он в итоге не признал себя виновным. Затем расстрел заменили 20-летним заключением, но вскоре Рыскулбеков погиб в тюрьме при загадочных обстоятельствах. Уже в первый год независимости Казахстана он был реабилитирован посмертно, а в 1997 году президент Назарбаев присвоил ему звание Народного героя страны. О том, за что был приговорен к расстрелу еще один человек, найти не удалось. Следовательно, в пантеон казахстанских героев он не вошел.
А насколько оправданным было осуждение Рыскулбекова? В приговоре говорится, что при его «активном участи…были сожжены 9 машин, повреждены ещё 152, ранены 326 милиционеров и 196 военнослужащих; он нанёс ущерб государству на сумму 302 644 рубля». Однако такие цифры объективно применимы лишь к зачинщикам и организаторам беспорядков. Но их-то, как видно выше и не выявили.
Рождение мифа
Если же рассматривать итоги событий в контексте их влияния на историю СССР и Казахстана, то манифестации в Алма-Ате сейчас выглядят одной из вех распада СССР. Однако никакой цепной реакции за ними не последовало (как, например, за декларацией о суверенитете России в 1990-м начался парад суверенитетов), следующий национальный конфликт в СССР, карабахский произошел лишь через год и имел другие причины.
Сейчас кажется, что благодаря алма-атинским событиям советское руководство могло бы лучше понять, какими опасностями сопровождается перестройка. Но наоборот — через 40 дней после них состоялся январский пленум ЦК КПСС, с которого и начался курс на приоритет политических реформ над экономическими, и именно этот курс стал, на мой взгляд, причиной скорого конца Союза.
Что же касается Казахстана, то эти события не подтолкнули центробежные процессы. Республиканское руководство до декабря 1991 полностью поддерживало Горбачева в программе реформирования СССР и ничего подобного алма-атинским протестам в республике больше не происходило.
Но сейчас алма-атинский декабрь (по-казахски Желтоксан) считается одним из ключевых героических событий национальной истории. Эти события изображены на одном из 10 барельефов огромного монумента Независимости, открытого в Алма-Ате в 1996-м на бывшей площади Брежнева (ныне площадь Республики). Через 10 лет президент Назарбаев открыл рядом с этой площадью отдельный памятник в честь этих событий — монумент «Заря независимости».
Улица Мира в Алма-Атe давно стала улицей Желтоксан. Одноимённые улицы появились также в Астане, Шымкенте, Таразе, Кызылорде, Талдыкоргане, Туркестане, Экибастузе. Отмечу что все это города республики с казахским большинством населения.
Ну а раз эти события стали мифом, мы вряд ли когда-нибудь поймем, кто стоял за ними или хотя бы за их прекращением. Прав Мирошник с версией о стихийном протесте, или Бобков, говоривший о тайных механизмах управления протестующими. А ведь понимание анатомии Алма-Атинского Майдана было бы отнюдь не лишним в эпоху цветных революций.
