За три дня до кончины Олег Попов был на манеже. Ростов-на-Дону, самое начало гастролей. Третьи подряд в этом году: до того — несколько месяцев работы в Санкт-Петербурге и в Саратове. Год работы в России без скидок на возраст — после двадцати пяти лет размолвки со страной. Все случилось, как он пожелал: «Хочется, если честно, уйти из цирка на хорошей ноте, на хорошей гастроли».
Плакать — и можно, и нужно. Прежде всего — по собственному детству, где у всех нас, ныне живущих, был Олег Попов. В каждом советском телевизоре. На каждом манеже бывшей империи и почти везде — за ее пределами. На каждом контейнере Союзгосцирка, маркировавшего гастрольную поклажу профилем в кепке. Без подписи: понятно ведь, чей. Символ не только цирка — страны.
«Клоуна должны узнавать по тени», — наставлял Олег Константинович молодых коллег. Точнее, передавал по наследству: профессиональный совет «солнечный клоун» получил от великого предшественника — Михаила Румянцева, он же Карандаш. «Начинать программу с клоуна не надо: пара номеров должна пройти, пусть публика подождет, пока он наконец-то выйдет. И еще: клоуна должны узнавать по тени. У каждого из нас она своя, ни на кого не похожая. Я это понял, наверное, когда в детстве на фильмы Чарли Чаплина бегал — точно, с тех пор засело где-то».
В его собственном детстве был отец-часовщик, которого «то ли расстреляли в сороковых, то ли тогда же умер в тюряге». Отсюда — подчеркнутая беспартийность и не менее акцентированный отказ от общения с сильными советского мира.
Был автор первого номера Олега Попова, почитаемый им до конца, — Сергей Дмитриевич Романов, попавший в годы войны в плен к итальянцам. Выпускной номер Попова — еще не клоуна, «обычным эксцентриком был» — в конце 40-х объявили космополитическим, а сам молодой артист цирка едва не попал вслед за мастером под запрет на профессию.
«Эксцентрику труднее работать на провисшей проволоке. Ее еще свободной называют, — пояснял Олег Константинович зимой 2016-го. — На натянутой, если будешь падать, есть время зацепиться. Маленький миг, но есть. А свободная выскакивает из-под ног сразу, даже мига нет». Публика, по словам Олега Попова, «больше на свободную похожа — шансов не дает, если сразу по душе не пришелся».
В образе «солнечного клоуна» — с кепкой, тенью и тем самым солнцем в авоське либо в плетеной кошелке, по настроению — падать Олегу Константиновичу более не пришлось никогда. Ни в глазах публики — уже мировой, ни перед вершителями судеб. Тем ярче и драматичнее был разрыв Олега Попова с самой страной — откуда он уехал незадолго до распада СССР, уже пенсионером. «В конце Союза, когда ушел на отдых, спасибо не сказали. И дали три тысячи пенсии, — объяснял он причину отъезда в Германию. — О чем тут можно говорить, о каком возвращении?»
В Германии «солнечный клоун» превратился в «счастливого Ганса», более чем востребованного публикой. Молодая жена Габриэла — спутница последних десятилетий. Домик в немецком городке Эглофштайн — с собственной мастерской, где Олег Попов изготовлял реквизит для своих номеров. «Я с четырнадцати лет был учеником слесаря, — объяснял он. — Уже артистом, придумывая какие-то приспособления, заказывал их поначалу в театральных мастерских, на заводах, еще где-то. И все время делали не то, что я хочу. Скажешь ему "сделай мне вилку кривую" — делают вилку прямую, да еще спрашивают "зачем тебе кривая?". Поэтому сам реквизит мастерю. И уже пока делаю, я с ним репетирую. Он — мой партнер, если я сам его сделал».
В Росгосцирке — преемнике Союзгосцирка — Олег Попов увидел партнера только через четверть века после отъезда. За это время сменилось множество цирковых начальников. И каждый из них прилагал усилия к тому, чтобы «счастливый Ганс» вернулся на Родину. Обещали многое, вплоть до квартиры на Кутузовском проспекте. Однако выступить в России — стране, где «солнечный клоун» не был ни разу — он согласился только в прошлом году. Лето, Сочи, первая международная цирковая премия «Мастер» — куда Олега Попова после нескольких безуспешных попыток залучил Вадим Гаглоев, предпоследний гендиректор циркового главка.
«Они, Росгосцирк нынешний, приехав, сказали мне, что в Сочи будет проходить фестиваль клоунов. Мне же очень интересно посмотреть клоунов, правда?— спрашивал Олег Константинович. — Тем более что меня пригласили вручать им премии. Самая-самая-самая моя болевая точка, поэтому я и поехал. И вручал. И сам получил "Мастера"».
«Мне очень трудно говорить. Я сейчас плачу. Я очень рад, что стою сейчас на русской земле», — произнес он на арене Сочинского цирка с тяжелым «Мастером» в руках. Как оказалось, последняя награда. Номинация — «Легенда». В ногах, около клоунских ботинок — плетеная кошелка, куда Олег Константинович только что в очередной раз приманил солнышко-прожектор.
Через полгода он откроет своей программой Санкт-Петербургский цирк Чинизелли — и останется в Питере на 60 представлений: восемь собственных номеров и тщательно подобранная компания коллег. «Именно поэтому программа не идеальна, — приняв серьезный вид, объяснял Олег Константинович. — В идеальной программе должны быть хорошие номера — и один плохой. Чтобы зритель сумел почувствовать разницу. А еще лучше — два плохих, чтобы зритель чувствовал разницу и во втором отделении. А у меня сейчас плохих нет! Редкая, убойная программа».
Дальше — Саратов, тоже с большими гастролями. А свое последнее «с началом» — так цирковые поздравляют друг друга после премьерного спектакля — он успел услышать в Ростове-на-Дону. Среди отзывов: «Легендарный Олег Попов спустя ровно 40 лет выступил на манеже Ростовского цирка. Непередаваемые ощущения, вместе с лучиком Олег Попов забрал и наши сердца. Настолько трогательной и доброй клоунады я не видел. И я впервые увидел, как в цирк вели не только детей, но и родителей. Спасибо, что в этот пасмурный день Вы подарили нам лучик радости, Олег Константинович».
Скончался «солнечный клоун» в цирковой гостинице, в трех сотнях метров от Ростовского цирка. Отелей не любил, предпочитал жить среди цирковых. Все запланированные представления состоятся — так решили полсотни участников «редкой, убойной программы». Разумеется, теперь уже в память о великом коллеге.
«Мне нравится, когда пишут и хорошо, и плохо, — говорил Олег Попов этой зимой. — Вот ты напишешь, что я полное дерьмо — я буду рад. Потому что я живой, я кого-то волную. А если про меня замолчали — значит, я умер. А умирать — неохота».
Юрий Васильев
