Возможно, его имя не так популярно и раскручено, как у некоторых поп-звёзд от литературы. Хотя, подозреваю, в своё время звучная фамилия доставляла немало раздражения своему хозяину по причине бесконечных шуток-цитат, вроде «у нас в руках был сам Жорж Милославский» (к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»). Более изощрённые друзья могли припомнить и классический роман М. Загоскина «Юрий Милославский или Русские в 1612 году». Иные просто удивлялись, зачем талантливый юноша взял себе столь вычурный псевдоним.
На самом деле, имя и фамилия самые настоящие, доставшиеся от родителей — вовсе даже не бояр, но обычных харьковских интеллигентов. Харьков — родной город Юрия Георгиевича, заложил фундамент его литературного, творческого начала. Одна из самых известных фотографий эпохи шестидесятых: юные Эдуард Лимонов, Юрий Милославский и Вагрич Бахчанян — фактически, мальчишки — в харьковском дворике. Тяжело в них узреть будущих грандов русской словесности и знаменитого художника.
Юрий эмигрировал довольно молодым человеком, ещё в 1973 году. Теперь на вопрос «почему», отвечает быстро и не раздумывая — «по дурости». Однако именно в эмиграции он стал писателем: сразу после своей первой книги прозы «Укреплённые города» был замечен литературной критикой, переведён на различные языки, вошел в дружеский круг общения Иосифа Бродского.
В 1998 году ведущий британский критик-литературовед Джон Бейли писал в The New York Review of Books: «Если русская проза XIX века вышла из гоголевской "Шинели", то вся новейшая русская проза вышла из Милославского». Мне представляется это лестным преувеличением; более точным определением является отмеченный литературоведом Константином Кузьминским в статье «Три гласа вопиющих» унисон трёх разочарованных голосов своего поколения — В. Ерофеева, Э. Лимонова и Ю. Милославского.
На Родину Юрий Милославский — как и многие литераторы русской эмиграции — вернулся сначала книгами, а потом уж приехал и лично. И настойчиво подчёркивает, что он писатель именно русский: «"Русскоязычных" писателей не существует, и давайте покончим с этим сразу и по возможности — навсегда. Нет. Писатель весь существует в языке, как и вообще словесность. Писатель ею только "пользуется". Так что я писатель русский. Если это кому-либо не нравится, придется "ему" с данным фактом примириться».
Он громогласен, вальяжен, роскошен — как и положено мэтру: Почетный член Айовского университета в США, член Американского пэн-клуба, окончивший докторантуру Мичиганского университета литературовед, телеведущий и преподаватель церковных учебных заведений. Ему, давно проживающему на Западе, очевидна ошибочность обезьянничания отечественных модернизаторов.
«Русский мир — это иное именование (титул, если хотите) Русской Цивилизации. Еще Шпенглер во втором томе "Заката Европы" рассматривает Россию как особый культурно-исторический мир, — рассказывает Юрий Георгиевич в одном из интервью, — Поэтому цивилизация европейского Запада (а в последние два века — и Северная Америка) вполне естественно и, так сказать, законно воспринимает русское как чуждое, "не свое"… Осознание этого необходимо как для выстраивания отчетливой политики внешней, так и для "укрепления тылов" в политике внутренней. Мы сами должны как можно скорее избавиться от опасных иллюзий, и тем самым способствовать, чтобы такие же иллюзии не овладели нашими соседями».
Именно такой подход определяет его отношение и к событиям на Украине, которые вызывают его резкое неприятие и критику. Помню, незадолго до переворота зимы 2014 года, мы долго гуляли по вечерним улицам нашего Харькова (Милославский как раз гостил на Родине) и он обращал внимание на комичную нелепость потуг модернизаторов в вышиванках, говорил о необходимости всячески высмеивать дремучее невежество закомплексованных недотёп. Смех, уверен он, есть великое оружие.
Сам он, когда ему весело, смеётся щедро, от души. «Земеля!» — кричит так, что слышно, кажется, за три с половиной километра. Земеля — это «земляк», но интонационно с более товарищеским оттенком (Юрий Георгиевич великий литературный стилист — у него не бывает мелочей). Он бодр, он чудовищно энергичен, он помнит и любит свой родной Харьков, верит в его путеводную звезду. И он — глубоко верующий человек — знает, что такое настоящая Путеводная Звезда.
