— Вы коренной севастополец?
— Да
— А в «Ночных волках» с какого примерно года?
— С 2009.
— Сколько байкеров в севастопольском клубе «Ночные волки»?
— В районе тридцати.
— Во время Русской весны в Севастополе в восстании принимали участие только севастопольские «волки» или были еще ваши коллеги из Москвы и из других городов России?
— В первые дни были только севастопольские. Другие «волки» участвовали в событиях в Симферополе, Ялте и других городах, но они действовали по своему плану.
— Вы специально собрались в Севастополе в те дни?
— Нет, никто не собирался. Мы собрались гораздо раньше — еще в 2009 году. Расклеивали по Севастополю наклейки «Крым пора вернуть», «Порт приписки — Севастополь, Россия». Если американцы работали на разъединение, то мы работали на объединение братских стран, и на то, чтобы Россия возродилась, как великая держава. Мы вообще считаем, что наша родина — СССР.
— В чем непосредственно заключалось ваше участие в тех событиях?
— Мы участвовали с первого дня. Все началось с митинга 23 февраля. Я тогда со сцены сказал, что мы не подчиняемся киевской власти, и что Севастополь не позволит творить бесчинства и беспредел в нашем славном родном городе. С этого момента мы поняли, что обратного пути нет. Начали устанавливать блокпосты вокруг Севастополя и на въезде в Крым. Все эти блокпосты установили «Ночные волки». Нам в этом помогли строители.
— Вы у них блоки покупали?
— Нет, никто ничего не покупал.
— Я видел, как вы на мини-тракторе устанавливали тут, на территории вашего байкерского клуба, сцену. Я так понимаю, что с техникой вы справляетесь. Вы тогда что, сами за рычагами кранов сидели?
— Нет-нет. Хотя я могу ездить на всем, что передвигается. Возвращаясь к блокпостам, скажу, что тогда это был сдерживающий фактор. Нам тогда украинские националисты угрожали «поездами дружбы». Нам надо было сдержать молодчиков-радикалов.
— Они приезжали сюда?
— Да, отдельными группками. Но это были неорганизованные группки.
— Били их?
— (смеется) Всякое бывало. Мы еще в ноябре 2013 года, когда в Киеве начался Евромайдан, приступили к охране Севастопольской городской государственной администрации. Тогда ее возглавлял Яцуба. Над нами, помню, еще тогда и подсмеивались. Мол, мы охраняем «трусы Яцубы». Ни черта подобного. Мы охраняли важные объекты: вокзалы, например. Это необходимо было, чтобы не случилось вторжение в здания.
— Откуда столь много молодой энергии было в те дни в севастопольцах?
— Крым и Севастополь — это разные вещи. Это разные субъекты Федерации, но это и разные менталитеты. В Севастополе более 1400 памятников архитектуры, город вынес на себе 4 войны. Каждая пядь Севастополя полита кровью. Грубо говоря, город стоит на костях. Вот в этом разница.
Сначала мы свою «молодую энергию» потратили на создание сети блокпостов, которыми я руководил. Мы создали свою связь.
— А как связь создали?
— Семь-восемь мобильных телефонов, которые замыкались только на один. Они звонили только между собой и только одному главному — мне. Больше с них никуда позвонить было нельзя. Выяснить, что это были за телефоны, невозможно было ни одной спецслужбе. Чтобы вычислить, надо было выяснить хоть один номер, а это было невозможно.
Для нас, «Ночных волков», одна длинная ночь растянулась на 2-3 недели. Мое передвижение по блокпостам — это была смена 3-4 машин, чтобы никто не понимал, где я, и когда буду, куда выеду, и что будет происходить.
— А СБУ вам как-то противодействовала?
— Да, мне через 15 минут после митинга позвонили и сказали, что «на 15 лет ты уже наговорил».
— А вы что ответили?
— Сказал: ищите.
— Украинские военные в Севастополе пытались противодействовать Русской весне?
— Безусловно. Причем, еще задолго до 2014 года они противодействовали русскому движению тут. Украина постоянно проводила ротацию в армейских подразделениях, расположенных в Севастополе. На всех руководящих постах во всех воинских подразделениях были люди с Западной Украины. Это была целая программа переселения сюда западенцев, чтобы тут изменять пророссийскую ориентацию города.
— В событиях в Бельбеке вы лично участвовали?
— Первый переговорщик, который был туда отправлен, был я.
— С кем вели переговоры?
— С Мамчуром. Тогда они уже промаршировали. Ему был приказ из Киева, чтобы он организовал какую-либо провокацию. После этого он должен был получить новое воинское звание.
Командир воинской части №А4515 полковник Юлий Мамчур (на первом плане) на аэродроме воинской части в Бельбеке (март 2014 года)
Я сказал Мамчуру все то, что должен был тогда сказать. После этого вроде бы напряжение спало.
Мы тогда знали, что происходило в украинских воинских частях. Командирам часто угрожала украинская военная прокуратура уголовными делами, а военнослужащие из Западной Украины угрожали им бунтом.
Мы установили на том же Бельбеке машину, на которой передвигались представители прокуратуры. Мы установили за ней наблюдение, а потом осуществили штурм прокуратуры. Работники этого не ожидали и стали прятаться даже под столы. Мы их оттуда вытаскивали. Во дворе здания, в котором они сидели, было огромное пепелище диаметром метра полтора. Они успели какие-то бумаги посжигать.
По тем бумагам, которые они не успели сжечь, мы установили, что против военнослужащих было заведено около 40 уголовных дел — против украинских военнослужащих.
— Когда приехали на переговоры с Мамчуром, каким он вам тогда показался?
— Он тогда был крайне напуган. Он не понимал, что делать. Никаких приказов он не получал. Тем более аэропорт был заблокирован в первые же дни.
Когда мне была поставлена задача его заблокировать, ничего другого, как выставить на взлетную полосу гражданские автомобили в шахматном порядке, мне в голову не пришло. Это было необходимо, чтобы не дать возможности военному борту из Киева сесть в Бельбеке. Эти машины мы завели через виноградники.
Мамчур был даже не напуган, а растерян. Он не понимал, какая у него поддержка из Киева. Он не понимал, что ему делать.
Единственное, что он понимал, что оружие доставать нельзя, и он его не доставал.
— А все-таки о чем вы тогда с Мамчуром говорили?
— Он согласился со мной, с тем, что я ему тогда говорил, но вот о чем мы говорили, я не имею права сейчас говорить.
— А военные украинские суда захватывали?
— Да, «Славутич». Нам поступил приказ: в течение получаса подготовиться, подъехать на определенную пристань, где мы погрузились на небольшой катерок, который вывез нас в бухту. Там мы пересели на буксир. И буксир взял на абордаж «Славутич», который стоял на якорях на удалении от пирса.
Когда мы подошли к судну, там была включена сразу система пожаротушения. Нас поливали водой. А это был конец февраля, начало марта. В течение 2 минут мы были мокрыми. Нас было всего 19 человек. Из них 12-13 — «Ночные волки», а остальные — из самообороны.
Мы спрыгнули с буксира на «Славутич». Началось наше движение в сторону рубки. Все было задраено, не один люк, ни одна дверь не открывались. Мы начали загибать медные трубы, чтобы вода из них шла за борт, а не поливала нас.
Мой товарищ, Назар, он у нас сейчас начальник службы безопасности, двадцатикилограммовой кувалдой с третьего удара разбил насквозь бронированное стекло.
Потом мы очистили края от стекла, после чего я первый проник в рубку. Через несколько секунд я понял, что меня там уже ждали: украинцы распылили газ. Глаза и дыхание сковало сразу. Единственное, что у меня получилось, это развернуться на ощупь и вытянуть руки, чтобы меня вытащили назад.
Вся эта операция заняла около 2,5 часов.
Экипаж насчитывал 137 человек. На борту в этот момент было 90 человек, а нас — всего 19. Большая часть не собиралась сдаваться. Была драка уже во внутренних кубриках. Дрались трубами. Один из наших пострадал.
Но мы все равно взяли корабль. Все украинские гюйсы сняли и подняли флаг Российской Федерации.
Я не могу сказать, что на «Славутиче» не были готовы к нашему приходу, все были готовы. Были заряжены два крупнокалиберных пулемета. Ленты введены в ствол. Оставалось только открыть огонь. Мы их разряжали потом с моим товарищем Виктором Потаповым. Витя откручивал пульт дистанционного управления пушками, а я в тот момент выкидывал ленту из обоймы и забивал арматуру.
— Они не открыли огонь, потому что понимали безвыходность?
— Скорее всего, да. Слава Богу, что у нас, в Севастополе, никто не погиб.
Кстати, отсюда, из Севастополя, вещало несколько подпольных телеканалов. Были моменты, когда во время обыска «корреспондентов» мы находили в сумочках украинские военные шевроны всех военных подразделений, которые на тот момент находились в Крыму.
Берете любого человека, пришиваете к камуфляжу шеврон, и он вам все, что хотите, рассказывает. Это были провокационные съемки.
Когда все началось, мы были с Алексеем Михайловичем Чалым. Первые несколько дней его охраняли.
— А Меняйло в те дни помните?
— Сергея Ивановича я увидел ночью то ли 26, то ли 27, а, может, и 25 февраля, точно не помню. Ночью я его увидел в штабе флота. Я там был на определенном совещании. Там его встретил, и он нам помогал с доставкой и распределением кубанских казаков. Мы помимо всего занимались логистикой доставки в Севастополь, на Перекоп, на Чонгар.
Блокпосты были сдерживающим тогда фактором, они нужны были на дня три-четыре. Никто просто не ожидал, что такое количество местного населения подтянется. После этого «Ночные волки» блокпосты оставили и стали заниматься конкретными задачами, выполнение которых привело в итоге Русскую весну в Севастополе к победе.
Беседовал Александр Чаленко
