С Маргаритой Зайдлер, ставшей знаменитой на весь Русский мир несколько месяцев тому назад, когда «вся страна узнала», что какая-то православная немка воюет в славянском отряде Игоря Стрелкова, мы договорились встретиться на площади трех вокзалов. В Москву по делам она приехала на несколько недель.
— Я в зеленом платье и с букетом цветов, — сообщила мне свои «приметы» Маргарита по телефону, когда я уже вышел из станции метро «Комсомольская».
Мне было жутко интересно увидеть, как она выглядит «в реале».
Маргарита показалась мне довольно-таки милой. Несмотря на почти монашескую жизнь, она была одета со вкусом и, как мне кажется, в обновки. Действительно, длинное зеленое платье, вязанная, «в дырочках» белая кофта, белые туфли без каблуков и большая белая дамская сумка. Длинные светлые волосы. На лице нет никаких признаков косметики, а на пальцах — маникюра. Сережек и колец она не носит. Походка спортивная, быстрая.
— Сейчас после Славянска привыкаю опять ходить в платье. Я, как православная женщина, всегда хожу в платье. Когда приехали в Славянск, то надо было носить военную форму, штаны. Привыкала. Теперь вот привыкаю к платью.
Кажется, что мир ее совершенно не интересует, что она далеко от него, если не какие-то маленькие детали, благодаря которым ты понимаешь, что в Маргарите религия выжгла еще не все привязанности к светским вещам. Например, это видно по ее отношению к цветам.
— Эти розы мне подарили в… (далее название СМИ, в котором побывала до встречи со мной Маргарита, но название которого я не запомнил), — поясняет Маргарита. Её лицо периодически утопает в розах. Ей очень нравится вдыхать их аромат. Православие в ней еще не убило женщину. Не убило обычного светского человека.
Маргарита очень мягкая, спокойная, доброжелательная. Симпатичное лицо. Немки, как мы все с вами знаем, обычно не красивы, а вот Маргарита симпатичная.
Если ты предлагаешь помочь понести ее сумку, с охотой соглашается. Никакой дистанции между собой и собеседником она не устанавливает.
Улыбается. Но когда ты начинаешь ее фотографировать, улыбка исчезает с ее лица. Видно, что она не хочет фотографироваться улыбающейся. На фото она хочет выглядеть серьезно. Сейчас идет война. Видимо, нельзя.
Она хорошо говорит по-русски. С характерным немецким акцентом. Немецкое «р». Этот акцент добавляет ей шарма.
— Русский язык я изучала еще в школе в ГДР. Я сама из Виттенберга. Это федеральная земля Саксония-Анхальт. Его в школе нам преподавали плохо. Русский я уже выучила, когда стала жить здесь.
Еще я заметил, что Маргарита крестит пищу перед тем, как ее съесть. Раньше я замечал такую особенность только у моей коллеги, Алёны Березовской.
Еще одна особенность, которая бросается в разговоре с Маргаритой Зайдлер, это периодическое упоминание ею своего «шефа», если так можно выразиться, Игоря Друзя, которого она называет «Игор Михайлёвич Друз». Это мой, кстати, старый знакомый из Киева. Православный деятель. Ультраконсервативный, ультраправославный, скажу я вам, товарищ, но вполне, по большому счету, нормальный человек. Ничего истерического или чересчур уж фанатичного в нем нет. Кстати, и в Маргарите тоже ничего такого фанатичного не заметил. Для этого она слишком мягкая. Я не знаю точно, но, видимо, после того, как она в свое время перебралась в Киев, то постоянно держалась Друзя, ставшего ее старшим товарищем. Вместе они во время Евромайдана помогали «Беркуту», вместе уехали в Крым, где познакомились со Стрелковым, вместе приехали к Стрелкову в Славянск, где Друзь стал советником последнего.
В Маргарите чувствуется какая-то грусть, какая-то тихая боль. Я не верю в то, что можно просто так «уйти в религию». Для этого нужен очень серьезный повод. Очень. И чувствуется, что такой повод у Маргариты был. Чувствуется, что она фактически порвала со светским миром, с головой погрузившись в православие. Я догадываюсь о причине, почему это произошло, но в силу деликатности, не захотел расспрашивать об этом Маргариту.
Просто интересуюсь у нее, как она пришла к православию.
- Маргарита, вы ведь родом из знаменитого города, из города Лютера, из которого началось распространение протестантизма по всей Европе. Как вы пришли к православию?
— Протестантизм и католицизм в Германии находятся в плачевном состоянии. Особенно католицизм. Многие немцы выходят из этих церквей. Просто в церквях уже стали «венчать» однополые браки. Стали распространяться либеральные взгляды, что мужчина может жить с мужчиной, женщина с женщиной. Получила распространение ювенальная юстиция. Родителям уже нельзя воспитывать детей, как они того сами хотят. Даже за то, что кто-то из родителей шлепнул ребенка по попке, его могут у них отобрать и отдать на воспитание в однополые семьи. Детям навязывают с детства мысль, что они сами могут выбрать себе пол. Это сатанинский подход. Получила распространение и эвтаназия. В Голландии уже больным детям можно решать, жить им дальше или нет. Эвтаназия — это двойной грех. Грех убийства и грех самоубийства. Дошло до того, что Швеция и Норвегия хотят легализовать педофилию.
- Ваши родители были верующими?
— Мои родители были крещены в лютеранстве и даже венчались в лютеранской церкви. Папа себя позиционировал как атеист. Он разочаровался в лютеранстве. Мама же до сих пор остается лютеранкой. Я ее пытаюсь убедить перейти в православие, но пока безуспешно. Надеюсь на милость Божью, что это когда-нибудь произойдет.
Меня же в детстве не крестили. Помню, когда я была маленькая, то думала о Боге. У меня было ощущение, что Бог есть. Я спрашивала маму, есть ли Бог. Мама отвечала, что есть. И больше ничего об этом не говорила. Она не ходила в свой лютеранский храм. Верила сама по себе.
- А как вы пришли к православию?
— Я же занималась экстремальными видами спорта, начиная со сноубординга, искала в этих занятиях смысл жизни, но, естественно, не нашла. После всех этих занятий оставалось какое-то опустошение, какая-то пустота. Я думала, но какой-то ведь высший смысл жизни должен же быть, что будет с душой после смерти. Все эти мысли мучили душу.
Восемь лет я прожила в Баварии, в живописном городке у подножия Альп. Я работала медсестрой в травматологии, в реанимации, водителем скорой помощи и спасателем.
Я ходила там в католический храм, отсидела службу, но вышла оттуда неутешной. Я чувствовала, что там что-то не то. Решила больше туда не ходить. Я вспомнила, что мама у меня лютеранка. Начала искать протестантский храм, пошла туда. Но они еще больше были отдалены от Бога. Я не чувствовала там присутствие живого Бога. Я просто решила сидеть дома и своими словами молиться Богу.
Потом я поехала в отпуск в Турцию и общалась там с православными украинцами, которые живут в Мюнхене.
Я им пожаловалась на то, что не могу найти утешение ни в католической, ни в лютеранской церквях. Они стали мне рассказывать о православии. Я попросила их повести меня в их храм. Они стали меня отговаривать, говоря, что я там ничего не пойму, потому что там служба на церковно-славянском языке, что во время службы надо стоять, что надо соблюдать пост. Но я все равно пришла. Когда во время службы все стали на колени, то я осталась стоять одна. Мне это показалось неудобным, что я только одна стою, поэтому и сама опустилась на колени. В этот момент что-то со мной произошло, и я почувствовала, что Бог в этой церкви есть.
-А что произошло дальше?
— Я стала посещать эту церковь, просила батюшку меня окрестить. Но пришлось ждать целый год. Потом я предприняла паломническую поездку по Святой Руси. Побывала в Сергиевом Посаде, в Александро-Невской Лавре… Я даже сподобилась в 2001 году познакомиться с великим старцем, протоиереем Николаем Гурьяновым, который благословил меня уехать из Европы ради спасения души. Я после этого вернулась в Германию, но не нашла там места. Я резко ощутила разницу между тем, что есть в Германии и что есть на Святой Руси.
Я очень скучала по России, меня тянуло назад. Потом поехала на территорию Малороссии и посетила Киево-Печерскую Лавру.
Посетила также и Почаевскую Лавру, где познакомилась с великим старцем, с архимандритом Димитрием Шевкеником, почившем в 2005 году. Я тогда была намерена поступить в мединститут, чтобы стать хирургом. Он мне говорил, смотри, если ты поступаешь в мединститут, чтобы стать хирургом, то ты к нам больше не приезжаешь. Останешься там. Выбирай сама. И я выбрала. Поселилась в монастырь по благословению старца. Это был Богоявленский женский монастырь, недалеко от Почаевской Лавры. Жила там несколько лет по милости Божией. Была в итоге вынуждена покинуть монастырь по своим причинам. Потом жила в Киеве два года. Работала в организации «Народный Собор» личной помощницей Игоря Михайловича Друзя, председателя этой организации. На моих глазах произошли все эти события. Я видела, как начинался Евромайдан…
Маргарита Зайдлер рассказала мне интересную подробность о том, что Игорь Друзь за несколько лет до Евромайдана чувствовал, что на Украине начнется гражданская война. Поэтому сказал Маргарите, что к ней надо готовиться. В итоге она начала учиться стрелять, закончила курсы телохранителей. Хотела еще и закончить курсы снайперов, но не хватило времени.
После того, как я услышал это от Маргариты, она мне почему-то стала представляться Пересветом и Ослаблей в юбке.
Когда начался Евромайдан, Маргарита со своими товарищами поддерживала «Беркут». Они покупали им огнетушители и теплые вещи. Молились за них.
После февральского переворота им с Друзем было опасно оставаться в Киеве. Их офис вообще находился в центре столицы. Пришлось уехать и вступить в ряды самообороны Крыма. После того, как началось русское восстание в Донбассе, Маргарита Зайдлер и Игорь Друзь уехали в середине июня в Славянск к Стрелкову.
— Игорь Михайлович не хотел меня сначала брать, так как война не женское дело. Я даже получила благословение отправиться в Донбасс. В Славянске я сначала думала быть медсестрой, но меня поставили заниматься информационной войной. Мы жили в самых простых условиях. Приходилось спать и во влажных подвалах из-за бомбежек. Не было воды, хоть и электричество еще было. Но меня это не трогало. Я видела разрушенные украинской артиллерией дома. Помню убитую пожилую женщину, лежащую возле дома. Против кого воюет украинская армия? Против женщин, детей, бабушек. Они что, террористы?
Мы защищали Новороссию и православную веру от фашистов и западных оккупантов.
- А со Стрелковым общаться приходилось?
— Он очень занятой человек. Он в Славянске принимал командиров до двух, до трех часов ночи. Я считала, что просто не имела права его отвлекать.
- А как уходили из Славянска?
— Уход был неожиданным, мы до самого последнего момента не знали об этом. Узнали только за час до отхода. Я ехала в «Ниве». Все время молилась. Со мной была икона Казанской Божьей матери, которую я выкупила из «плена» в немецком антикварном магазине. Она всегда со мной. Когда ехали, над колонной украинцы стали запускать запускать осветительные ракеты. Мы думаем: ну, все сейчас начнется обстрел. Полагались только на милость Божью.
Спрашиваю у Маргариты, может, она нашла себе жениха среди ополченцев. Говорит, что нет. Это не ее путь. Она не оставляет мыслей стать монахиней. Хочет отмолить свой род, в котором были и атеисты, и фашисты.
Еще она хочет получить российское гражданство, так как в Германию возвращаться не хочет, да и вообще туда ей путь закрыт. В Германии она террористка, хотя ей так и не довелось взять автомат в руки.
Сейчас Маргарита живет в Москве, живет так же, в спартанских условиях, спит на обычной раскладушке в офисе, очень хочет опять проехать по святым местам Святой Руси, но надо ехать в Новороссию, потому что там еще идет война.
