В «Днях Турбиных» таких персонажей действительно нет, но ведь и роман о театре, а не о постановке конкретной пьесы. Большая часть собственно театральных моментов в романе действительно касается «Дней Турбиных». Но вот именно эта сцена (кстати, происходящая не в театре, а дома у Максудова) касается совсем другой пьесы, которая, правда, шла параллельно, но в другом театре.
Работу над пьесой «Зойкина квартира» Булгаков начал в сентябре 1925 года (в это время работа над «Днями Турбиных» ещё продолжалась) по заказу 3-й студии МХАТ, которая в 1926 году стала Театром им. Евгения Вахтангова.
Сочинить для них комедию предложили сами вахтанговцы. У 3-й студии была та же проблема, что у всего МХАТа в целом — катастрофический дефицит современных пьес, которые не стыдно было бы поставить на сцене. При этом вахатнговцы, очевидно, ориентировались на творческое чутьё Константина Станиславского, который принял в работу пьесу Булгакова, несмотря на её проблематичное название.
Собственно, Булгаков не так чтобы очень рвался что-то сделать для 3-й студии. Позже он писал: «Это не я написал "Зойкину квартиру", это Куза (один из ведущих актёров театра Вахтангова Василий Куза, скорее всего, знакомый Булгакову ещё по Киеву, где он играл в театре Соловцова. — Авт.) обмакнул меня в чернильницу и мною написал "Зойкину квартиру"».
Вероятно, драматурга попросили не создавать молодому коллективу политических проблем, и пьеса действительно получилась «облегчённой» — детективно-бытовой в духе социальных реалий НЭПа, почти без политической составляющей. Действительно очень смешная, особенно принимая во внимание актёрские таланты исполнявших главные роли Рубена Симонова и Цецилии Мансуровой.
Сюжет пьесы в общем-то незатейлив — квартировладелица Зоя Пельц создаёт под видом пошивочной мастерской публичный дом. Ну а доблестная советская милиция (у Булгакова всюду подчёркнуто положительное отношение к правоохранительным органам) её разоблачает.
Оно, конечно, всё выглядит просто, но Булгаков ухитрился поместить в небольшое по объёму произведение огромное количество важных социальных тем, близких ему самому. Именно по широте тематики «Зойкина квартира» оставила далеко позади другие пьесы Булгакова, включая даже «Дни Турбиных» и «Кабалу святош».
Весьма поверхностно укажем некоторые из этих тем.
Во-первых, это сам статус Зои Пельц как владелицы квартиры, которая избежала уплотнения (в первоначальной версии она арендовала квартиру и испытывала трудности с её оплатой). Да-да — тот самый «квартирный вопрос», который затронут почти во всех произведениях Булгакова московского периода.
Чтобы сохранить жильё, Пельц совершает самые разные манёвры — от банальных взяток управдому Аллилуйе (фамилия у него такая) и прописывания в качестве отдельных жильцов прислуги Манюшки и совсем какой-то «мифической личности» из провинции, заканчивая созданием той самой пошивочной мастерской.
Во-вторых, это на личном опыте знакомая Булгакову тема наркомании — любовник Пельц Павел Обольянинов — наркоман, которого Зоя Денисовна пытается спасти, но, в конце концов, не спасает.
В-третьих, это проблема китайской диаспоры, актуальной для тогдашней Москвы чуть в меньшей степени, чем для современной Москвы актуальна проблема диаспоры среднеазиатской.
Вежливые, улыбчивые китайцы выполняли массу полезной работы — обстирывают и обглаживают всё хозяйство Пельц, а заодно снабжают наркотиками Обольянинова, и, в конце концов, китаец Херувим убивает нэпмана Гуся прямо в Зойкиной квартире. Чем подставляет, понятно, и саму хозяйку, и домработницу Манюшку, с которой бежит после преступления.
В-четвёртых, это проблема выезда за рубеж, куда так долго и безуспешно рвался Булгаков.
Зоя Пельц хочет уехать, чтобы не жить в СССР и чтобы организовать правильное лечение Обольянинова. Но у неё нет денег. И заработать нужную сумму честным путём — хотя бы за счёт пошивочной мастерской — практически нереально.
Правда, куда более сложный вопрос с разрешением на выезд за рубеж Зое как-то решить удалось. В отличие от Булгакова.
В-пятых, тема проституции, которой вообще как бы в СССР не было, но она всё же была. Во всяком случае во времена НЭПа.
Пельц удаётся укомплектовать свой дом женщинами с низким уровнем социальной ответственности, включая упомянутую Манюшку, и даже соблазнить любовницу Гуся Аллу Вадимовну (она тоже хочет в Париж!).
В-шестых, это проблема коррупции, которая проявляется не только в специфических отношениях Пельц и Аллилуи, но и в шикарной жизни Гуся.
Несмотря на политическую безобидность, широта поднимаемых социальных проблем несколько подвела театр. Цензура неоднократно вмешивалась, превращая, например, нэпмана Гуся-Хрустального в директора треста тугоплавких металлов Гуся-Ремонтного (кстати, социальная критика в результате усилилась даже).
Самые сильные изменения, впрочем, касались концовки пьесы. В первоначальном варианте милиция приходила в пустую квартиру, где обреталась только «мифическая личность», случайно на день заехавшая в Москву, что, понятно, создавало дополнительный комический оттенок. В конечном варианте большую часть участников оргии (без масок и QR-кодов!) берут на месте, а Херувима и Манюшку — в подъезде или при посадке на поезд.
Премьера спектакля состоялась 10 апреля 1926 года (премьера «Дней Турбиных» — 5 октября), и он с большим успехом шёл до самого начала 1928 года, когда его снял новый глава Главреперткома (Репертуарная комиссия — главный орган цензуры в театре) Фёдор Раскольников. Однако уже 23 февраля 1928 года Политбюро ЦК ВКП(б) за подписями Сталина, Бухарина и Косиора постановило спектакль с интересной формулировкой: «ввиду того, что "Зойкина квартира" является основным источником существования для театра Вахтангова, разрешить временно снять запрет на ее постановку» (можно, кстати, оценить популярность пьесы). В августе она была опять запрещена, а в марте 1929 года запрет был распространён и на другие театры (а «квартира» шла не только в Москве). Официальная формулировка — «за искажение советской действительности», но в реальности изменилась сама эта действительность — НЭП кончился, и критика вороватых руководителей трестов стала неактуальной.
P.S. Зою Пельц Булгаков не забыл. В «Мастере и Маргарите» Коровьев упоминает «московскую портниху», которую окружение Сатаны любит «за неистощимую фантазию, держала ателье и придумала страшно смешную штуку: провертела две круглые дырочки в стене…».
