- Насколько, по твоему мнению, серьезна угроза исламского терроризма для России и есть ли какие-то сложившиеся условия для того, чтобы он был в нашей стране или нет?
— Угроза исламского терроризма вполне очевидна и она на самом деле актуальна с 1990-х годов — лет 25-30. Сначала были боевые действия на Кавказе, после распада Советского союза она стала актуальной по причине этих боевых действий. Кроме того, она стала актуальной потому, что на бывшем постсоветском пространстве моментально активизировались всевозможные эмиссары исламистских экстремистов из-за рубежа.
Она актуальна потому, что есть и растут многочисленные эмигрантские диаспоры. Она актуальна потому, что в Средней Азии с террором достаточно сложная обстановка. Она актуальна потому, что мы ведем боевые действия в Сирии, занимаем активную позицию. Она актуальна стала даже не с момента распада СССР, а с момента еще более раннего — с момента начала участия советских войск в боевых действиях в Афганистане. Именно там мы впервые столкнулись с теми, кто, скажем так, был у истоков международных исламистских террористических течений. Поэтому эта проблема не просто актуальна — мы живем с ней лет 30-40, как минимум.
- Насколько, по твоему мнению, регион Ош, узбекский анклав в Киргизии, является рассадником исламского терроризма. Напомню, что человек, который подозревается в осуществлении теракта в Питере именно оттуда.
— Это не узбекский анклав, это просто крайнее восточное окончание Ферганской долины, которая в основном находится в Узбекистане. Там исторически плотность узбекского населения выше, чем в среднем по Киргизии. Как и на юге Киргизии в целом, там экстремистские организации более активны, чем на севере. На самом деле это не проблема только Оша — это проблема всей постсоветской Средней Азии.
В различной степени тяжести эта проблема там присутствует везде. В Узбекистане она присутствует еще с 90-х годов, когда там активизировалось Исламское движение Узбекистана (ИДУ) и была так называемая Баткенская война, когда представители ИДУ пытались через Баткенскую область Киргизии прорваться в Узбекистан.
В Киргизии эта проблема также актуальна, поскольку на фоне вот этих всех «цветных революций», которые там проходили в последние годы, с 2010-го, когда государственная власть в целом ослабла. Последнее является хорошим условием для роста различных экстремистских организаций.
В Таджикистане проблема исламского терроризма была актуальна с самого начала 90-х годов прошлого века, потому что там шла гражданская война и одна из сторон этой гражданской войны напрямую опиралась на ваххабитов и исламских радикалов из Афганистана.
Кроме всего прочего, неблагоприятная экономическая ситуация, которая была характерна для всего постсоветского пространства сразу после распада СССР, вкупе с демографическим взрывом создавало питательную почву для экстремистов. Ош в данном случае не является каким-то уникальным регионом.
- Скажи пожалуйста, что руководство России может сделать для того, чтобы пресечь угрозу исламского терроризма, исходящую из Средней Азии и с кем оно должно взаимодействовать там — только с руководством этих стран или еще с мировыми исламскими лидерами, с кем-то еще?
— Я думаю, что ситуация там гораздо хуже, чем хотелось бы, она в значительной степени уже давно упущена. Контролировать ее гораздо сложнее, чем на территории Российской Федерации.
И в России масса проблем. Одно из подтверждений — расстрел сотрудников ДПС в Астраханской области, где на самом деле ваххабитские ячейки процветают уже много-много лет. А в Средней Азии ситуация намного более упущена, в ряде районов просто-напросто безвозвратно. И наши возможности влиять на эту ситуацию крайне ограничены. Тем более на фоне очень избирательного участия этих стран в интеграционных процессах.
Мы предлагали более тесную интеграцию, но по ряду политических причин в ряде стран региона к этому относятся осторожно. Некоторые более активно участвуют в этих процессах, некоторые, например, Узбекистан, менее активно. А некоторые — как Туркменистан — вообще не участвуют в интеграционных процессах. Эта страна вообще приостановила свое членство в СНГ.
Поэтому возможности России по воздействию на ситуацию в этом регионе крайне ограничены. Да, есть ОДКБ, да, есть военные представительства, да, есть сотрудничество в оборонной сфере. В принципе, оно в первую очередь и должно быть направлено против террористов, но прямых рычагов воздействия на ситуацию у нас там нет.
Естественно, что это сотрудничество может проходить по линии имеющихся интеграционных образований, вовлечение других стран региона в эту интеграцию, но надо понимать, что это не наша юрисдикция. Надеяться на то, что мы можем там что-то кардинально изменить, не стоит.
Поэтому здесь одним из средств является более жесткая миграционная политика, как бы мы этого не пытались избежать. Ситуация, когда у нас открыты ворота настежь, и приводит к тем последствиям, которые мы имеем.
Формируются диаспоры. В этих диаспорах жизнь идет по своим законам. Они становятся все больше, контролировать то, что там происходит, достаточно сложно. Начинают жить компактно, что является рассадником для подобного рода деятельности.
Это результат, на самом деле, подхода к управлению страной как бизнес-проектом. У нас очень много бизнес-составляющих в этом вопросе. Почему у нас огромное количество мигрантов? На самом деле, на мигрантах легче зарабатывать. За эти годы на них заработаны сотни миллиардов долларов. А местному населению рассказывают о том, что оно ленивое, работать не хочет. Или что это нужно для политической составляющей миграционной. А где здесь политическая составляющая? В чем она состоит, на что она может повлиять? Практически ни на что. И, на самом деле, пока ситуация только ухудшается. С одной стороны, надо встречаться, надо работать, надо вовлекать в интеграцию. С другой стороны, без миграционной политики это все будет бессмысленно.
- И последний вопрос. Скажи, тема исламского терроризма поднималась на переговорах Путина и Мирзиёева?
— Эта тема несомненно обсуждалась на этой встрече. Потом прошло беспрецедентное совещание глав спецслужб государств региона под руководством Путина. Это все правильно, и, несомненно, необходимо и нужно. Но и переоценивать возможности этого направления не стоит. Они обсудили ситуацию и решили, что это является общей угрозой, и я думаю, что они искренни в этих своих заявлениях. Ну а что дальше, какие практические шаги? Работу на этом направлении вести очень сложно, учитывая глубокую степень проникновения экстремистских группировок в саму ткань жизни Средней Азии.
